Смесь дурдома с зоопарком (записки школьного психолога)
Однажды мне случилось навещать моего клиента в открытом отделении больницы Кащенко (главная психиатрическая больница Москвы и всей страны, правда, ныне переименованная). Иду я себе по огромной территории: ну просто дворцовый парк - настолько все ухожено, кустики подстрижены, клумбы посажены, травка ровно покошена. Навстречу мне больные явно из «закрытых» отделений (судя по пижамам) - кто с граблями, кто с секатором, а кто чуть ли не с топором. Размышляю (как старый и опытный «псих»): буйных и социально опасных явно не выпустили бы на уборку территории, это спокойные, миролюбивые, но, к несчастью, больные люди. Все на лекарствах. Кругом тишина, красота и покой. В разговоре с лечащим врачом моего клиента-невротика замечаю: мол, как у Вас тихо, как спокойно. Тот с деланой серьезностью, но с лукавинкой в глазах, кивает головой:
- Ну, конечно, это же сумасшедший дом, а не школа!
Эту фразу я запомнила на всю жизнь. Настолько она точно характеризует место, где я всю жизнь проработала - школу. Правда, потом я внесла корректировку: школа - смесь дурдома с зоопарком. Еще не встретила коллегу-учителя, который бы обиделся на такую шутку.
Сразу скажу - я, во-первых, школьный психолог. И только во-вторых, учитель русского языка и литературы. Я люблю помогать людям решать их проблемы. И, если уж преподавать, то психологию. Не люблю преподавать словесность. Хотя люблю книги и язык. Почему? Не хватает знаний? Нет, знаний как раз хватает: за плечами филфак МГУ, а лишь потом - аспирантура по психологии. Но - открою тайну: я не верю в себя как учитель? Почему? Потому что «слишком добрая».
Утро. Веду первый урок. Самый спокойный, поскольку не только я, но и дети еще не до конца проснулись. Идеальный урок для литературы и любого другого «устного» предмета. Тишина. Читаем стихи, анализируем основную мысль поэта и выразительные средства. В душе я искренне не понимаю, зачем размусоливать все это, когда нужно просто читать хорошие книги. Но главное - уверена: дети сидят тихо и с интересом (честное слово, с интересом!) слушают, только потому, что еще не проснулись. На душевном подъеме меня заносит в психологию: литература - лучшая почва для психологических изысканий. Стоит абсолютная тишина, дети увлеклись. Звонки частично отменили в этом учебном году (очередная попытка избежать распространения коронавируса - разные классы имеют различные перемены). О том, что просидели половину перемены, узнаем лишь по появлению в дверях другого класса и учителя. «Уф! - выдыхаю я мысленно. -Вот сейчас начнется!»
В коридоре дети носятся, как безумные. Одновременно кричат все ученики школы. Под ногами - брошенные портфели. Несколько классов потеряли кабинет и мыкаются туда-сюда. Мальчишки, взгромоздившись на плечи друг другу, устроили «скачки». Дети корчат рожи, обзываются, лупят друг друга портфелями, футболят пластиковые бутылки с водой. Шум стоит такой, что не слышно мобильного телефона в кармане. Из туалета страшеклассников тянет табачным дымом, дежурный учитель с завучем устремляются туда. Когда подростки убежденно говорят мне: мол, «не доказано», что человек произошел от обезьяны, я отвечаю в шутку: «Достаточно посмотреть на вас на перемене, чтобы стало ясно, от кого мы все произошли».
Второй урок. У меня по спине бегут мурашки. Старый Добрый Псих, я почему-то убеждена, что из-за моей доброты класс обязательно «взбесится». В соседнем кабинете грозным взглядом и командным голосом наш завуч загоняет старшеклассников на свой урок. Она жена генерала и мать полковника, Сама по натуре - маршал, не менее. Верховный главнокомандующий.
- Вот, размышляю я про себя. Вот это Учитель. Не то, что я…
Прохожу между рядами, изо всех сил стараясь не споткнуться больными ногами о брошенные между рядов портфели. Один из учеников этого класса, добряк и отличник Гоша, ходит с палочкой. Я-то могу какое-то время без палочки, а он - нет. Высказываюсь громко на тему, что портфели «специально брошены тут, чтобы мы с Гошей упали». Дети сто раз слышали эту мою шутку, она беззлобная, но меткая. Портфели тут же оказываются повешены на специальные крючки сбоку парты.
- Здравствуйте, мои хорошие! - произношу я. Да уж. Главнокомандующий из меня никакой. Пару раз за 35 лет мне даже делали замечания за постоянные обращения к детям такого рода, но так делала в свое время моя любимая учительница, позже ставшая заслуженным учителем и моей свекровью, кстати. Мне это нравится. Детям, похоже, тоже.
Вопреки всем моим ожиданиям, класс встает и притихает. Никто не шумит и не бесится. Русский язык - один из самых скучных и в то же время необходимых предметов. В любом журнале он всегда идет первым номером. (За ним по списку - литература). Я понимаю, что им на этом предмете скучно. И трудно, потому что тяжело запомнить все правила, а тем более - исключения из них. Я не умею внушать страх перед оценками и экзаменами, поэтому включаю интерес. Начинаю сопоставлять русский язык с белорусским и украинским и даже с болгарским. Потом меня заносит в глубокую древность - и класс узнает, как то или иное языковое явление возникало исторически. Как только я начинаю уклоняться от скучных правил, по классу проходит волна внимательной тишины. Все уставляются на доску и даже вопросы задают вполне по существу. Я убеждена, что они сидят тихо только потому, что я уклонилась от программы и не заставляю их писать. Где-то на подъеме нашей «внепрограммной филологии» я замечаю собственных детей, Ксюшу и Сергея, стоящих в коридоре и увлеченно слушающих. Они показывают мне большой палец. «Уф, - говорю я себе, - они случайно застали меня на интересном моменте. Хорошо, что не застали, когда класс шумит». Переходим к учебнику. «Мои хорошие» пишут упражнения. По-прежнему дисциплина не хромает. «Уф, - говорю я себе, - но это класс А. Все худшее начнется на следующем уроке в классе Б».
Я не люблю быть учителем, потому что боюсь. Я постоянно кажусь себе хуже других учителей. Когда я защищала диссертацию о формировании альтруизма у школьников, одновременно со мной защищалась дама с весьма сложным характером. Ее диссертация строилась на одной из западных теорий, что основная потребность учителей - потребность во власти. У меня ее нет. Я слишком мягкая. В работе психолога это помогает, в волонтерской деятельности тоже. В работе учителя, как мне представляется всю жизнь, нужно быть более властным.
Зачастую я звоню своему психологу. Не удивляйтесь - это вполне нормально, что один психолог консультируется у другого. Я искала своего психолога много лет, уже почти отчаялась и решила справляться собственными силами, но все же нашла. Он тоже Добрый Псих. У него тоже нет потребности во власти.
Я рассказала ему свои страхи. Что дети не шумят лишь по случайности (все 35 лет), что скоро все выяснится - и все узнают, что я «голый король». Он пытается мне помочь. Я очень благодарна, но все равно боюсь. 25 лет назад я была в своем округе Учителем года. Вся моя трудовая книжка в благодарностях. Я неоднократно давала открытые уроки «на Москву» и даже для всероссийских совещаний. Но все это было по психологии. Как психолог я уверена в себе. Как учитель - отчаянно боюсь какого-то провала.
Перемена. Дурдом, умноженный на зоопарк. «Потомки обезьян» бесятся с удвоенной силой: проснулись, наконец. Я собираюсь сбегать купить по булочке своим детям в буфет, но меня хватает за руку завуч. Срочно - к директору. По дороге меня перехватывает социальный педагог и сообщает, что «еще вчера» должен быть готов отчет для вышестоящего психологического начальства, но сообщили лишь сегодня. Я киваю. Мне негде записать, а наша память хранит лишь 5 плюс/минус 2 единиц информации. Директор закрывает за мной дверь и со страшными глазами сообщает, что сегодня придет «эта в парандже». Моя задача - заговорить ее и нейтрализовать до следующего визита.
«Эта в парандже» - одна из наших мам. Русская, заметьте. В молодости она прожила несколько лет в православном монастыре, увлекаясь богословием. Потом какие-то «стрелки» в ее голове перевелись на другой путь - и она приняла ислам. Теперь у нее пять детей, и она со скуки ходит то в школу, то в детский сад скандалить, что там не воспитывают «правоверных мусульман». Я киваю директору: ладно, справимся. Здесь я не боюсь, здесь я играю «на своем поле».
Забегаю в буфет за булочками, по дороге рассовываю их своим четырем детям. Со звонком успеваю ворваться в класс Б. Последняя булочка достается моему сыну Антохе, который как раз учится в этом классе. Разумеется, я прошу его спрятать булочку и съесть на перемене. Разумеется, он тут же впивается в свежевыпеченную и благоухающую сдобу зубами. Вместе с ним жуют такие же булочки еще полкласса. Я предвижу свой педагогический провал. Прошу «моих хороших» не есть на уроке, а спрятать еду в портфели. На мое удивление, все выполняют мою просьбу. Лишь Антоха украдкой отщипывает ароматные кусочки и запихивает в рот. Делаю ему грозные глаза.
- Я голодный, - пищит он в ответ. Антон только пару недель, как взят мною из детского дома вместе с братом Серегой. Он привык быть «самым плохим» в классе, хулиганом и двоечником.
- Какой же ты голодный, если за завтраком больше всех съел?! - вопрошаю я.
Класс смеется, сосед Антона по парте, шутя, толкает его локтем в бок. Добрая шутка, как ни странно, в этом классе обычно помогает: класс считается одним из самых худших в школе и привык к крику учителей. Антон краснеет и прячет булочку. Урок начинается. Дети зачитывают черновики сочинения на тему «Мой любимый школьный предмет». К моему удивлению, почти все готовы. К моему совсем уж большому изумлению, многие, в том числе слабые ученики и хулиганы, описывают в качестве любимого предмета русский язык. Да, когда-то в далеком прошлом я была классным руководителем в нескольких «классах коррекции». Я научилась поддерживать этих потерянных детей-изгоев, преимущественно из пьющих семей, научилась относиться к ним так, что они сами поднимают руку и рвутся к доске, у них исчезает вечный страх неуспеха (а вот у меня почему-то не исчезает… Тем не менее, слушая сочинения учеников, я про себя думаю: «Подлизываются». Ну, не может мой предмет быть любимым! У меня же нет чертовой ницшеанской «воли к власти». Вот и сейчас мальчишка из многодетной пьющей семьи, невероятно толстый и вечно грязный, часто пропускающий уроки, чтобы посидеть с младшими братьями и сестрами, пока родители ушли в очередной загул - это паренек, привыкший, что каждый его нелепый ответ вызывает в классе взрывы смеха, пытается корявыми словами описать, как интересно ему на русском языке и литературе. Верю, вот ему я верю. Это единственный предмет, где учитель поверил в него. Как следствие - он начал слегка верить в себя.
Мой Антоха поднимает руку - тоже хочет прочитать черновик сочинения. Потом выясняется, что он забыл его дома. Зато я не забыла, прихватила с утра брошенный им листок в свою сумку.
В середине урока вихрем врывается их классный руководитель.
- Вот этот мальчик, - объявляет она, указывая на моего Антоху, - новенький. Давайте пригласим для знакомства его маму.
- Мама здесь, - сообщаю ей я. Она чудесный человек, как и я, «помешанный» на Крайнем Севере. Однако по натуре - «рассеянный с улицы Бассейной» (помните?). Вся школа знает, что это - мои дети, вся школа сочувствовала мне в деле усыновления и с нетерпением ждала, когда я привезу с Севера Серегу с Антохой. Кстати, Ксюша летала со мной и привезла этой учительнице чудесный этнографический фоторепортаж.
Класс сгибается пополам от смеха. Учитель растерянно смотрит на меня и на детей. «Теперь не успокоить их», - с ужасом думаю про себя. Очень вовремя звенит звонок. Следующий урок - литература в том же классе Б.
Иду по коридору в учительскую. Навстречу летит мячик, от которого я чудом уклоняюсь. Мальчишки замирают в ожидании взбучки. По должностному статусу я должна отобрать мяч, потому что он в следующий раз все же попадет в кого-то или разобьет окно. Но совершенно не обязана кричать. Когда я только пришла молодым специалистом в школу, первое, чему я научилась - это кричать. Кричать на каждом шагу, по делу и без, просто проходя по коридору и входя в класс. По счастью, вскоре задумалась: а зачем мне это? Постоянные учительские окрики только возбуждают учеников и совершенно не способствуют дисциплине (сугубо мое мнение). После чего прекратила кричать на всю жизнь, от чего только выиграла. «Вы такая спокойная, - удивлялись ученики. - Никогда не кричите». Закричала по-настоящему я только пару раз, например, когда мои волонтеры от усталости в одной из поездок ожидали электричку в опасной близости от края платформы, а на мои спокойные замечания из-за той же усталости не реагировали. Чем реже кричит родитель или учитель, тем большее впечатление производит его крик на детей. Как сказал один неглупый преподаватель на курсах повышения квалификации, мы слишком предсказуемы для детей, отсюда их развлечение - «доводить училку».
Перехватив мяч, спокойно объясняю мальчишкам, что они могут после уроков забрать его в моем кабинете психолога. Для острастки добавляю, что в следующий раз они получат его в кабинете директора. Мальчишки успокаиваются и начинают играть в «цу-е-фа» (современное название игры «камень-ножницы-бумага»).
Вхожу в учительскую, там человек 20 учителей, сбрасывая нервное напряжение (а оно, поверьте, у нас очень большое), кричат так же громко, как дети в коридоре, и все одновременно. То есть они разговаривают, но слишком громко. В кармане чувствуется вибрация мобильного телефона, а звук за всем этим гвалтом не слышен вообще. Что обсуждаем? Темы обычные: 8 «А» придурки, а 5 «Б» - вообще дебилы. Родители - враги народа. Школьный портал не работает. Рецепты пирогов и салатов. Похвалы красивому платью. Все в кучу. Обычный день в обычной школе.
Ухожу не просто в коридор, а вообще в туалет, чтобы услышать хоть что-то по телефону. Это Денис ищет меня: «Мама, ты где?» Вот просто «ты где?» - и все. Ничего ему не нужно. Просто соскучился. Выхожу из туалета - мне в живот врезается лбом Денис, который, в нарушение всех правил, будучи младшеклассником, бегает по коридорам средней и старшей школы. Провожу разъяснительную работу. Он радостно улыбается и прижимается ко мне. Потому что я «слишком мягкая» и он меня не боится. Но по той же самой причине Денис, бывший первые 8 с лишним лет своей жизни беспризорником, воришкой и хулиганом, за полгода жизни в нашей семье превратился в чудесного мальчишку, любящего сына и брата. И в 9 лет стал ежедневно писать мне записки с признаниями в любви. И становясь перед мамой на колено, целовать руку. Клянусь, я этому его не учила, и очень стесняюсь. Наверное, так он пытается выразить мне всю безмерность своей любви.
Литература в классе «Б». Изучаем «Муму» Тургенева. Соединяю анализ произведения с просмотрами некоторых эпизодов из одноименного фильма. Пытаюсь объяснить детям всю страшную суть крепостничества. Меня заносит в тему рабства чернокожих в Америке. Советую почитать «Хижину дяди Тома». Тишина, на лицах отражается не скука, а мысль. Позволяю себе высказаться о былых ужасах расизма и что совершенно не понятный им анти-расизм на Западе - это не так уж и смешно, как они полагают. Возвращаемся к трагической судьбе Муму, смотрим последние кадры фильма. Вздох ужаса проносится по классу, некоторые дети плачут, Антон рыдает, закрыв лицо руками. Он наш будущий кинолог, обожающий и понимающий собак. Я тоже вытираю слезы.
Потом школу «минируют» и начинается эвакуация: «сверху» поступил звонок, что в какой-то из школ подложено взрывное устройство. Видимо, таких шуток-малюток уже давно не было (в 90-е такие хулиганские звонки раздавались постоянно, особенно в дни перед контрольной), все отвыкли, поэтому отнеслись к предупреждению слишком серьезно. Весьма организованно вывели на улицу детей, чуть труднее было выпроводить их из школьного двора - интересно же постоять и поглазеть, как оно будет «взрываться». Убеждаюсь, что мой класс, где я вела урок, а также мои собственные дети вышли, даю своим банковскую карточку, чтобы побыстрее ушли подальше от школы - в ближайший магазин. Вместе с учителями разгоняем из школьного двора остальных. Потом иду самовольно по этажам, проверяю - все ли вышли. Видимо, потянуло на подвиги. Навстречу мне та самая завуч - верховный главнокомандующий, ее, видимо, тоже потянуло на подвиги. Дальше идем вместе, причем она командным голосом на весь коридор укоряет меня, что «если что, мои дети в детдом попадут». Тут нам навстречу попадается учительница, спешащая к выходу, которая бросает небрежно нам на ходу:
-Вы там зайдите, проверьте мой класс, а то вдруг не все вышли.
Мы с «главнокомандующим» слегка шалеем, переглядываемся, думаем одно и то же и топаем в ее класс. Разумеется, никакой взрывчатки не было. Выдыхаю: оставшиеся уроки не надо вести - и никто не начнет шуметь и беситься оттого, что я слишком мягкая. В то же время сорвалась моя работа психолога во второй половине дня. Даже «эту в парандже» не впустили в школу, несмотря на всю ее скандальность и угрозы жаловаться.
Вечером филиал школы - у меня дома. Вваливается многодетная семья Сережиного одноклассника. Моих четверо плюс их четверо - итого: смесь дурдома с зоопарком. Одной рукой проверяю тетради, другой готовлю ужин. Толпа ребят и зверят бегают по дому, играя в смесь пряток с догонялками. Однако я вижу: абсолютно ничего плохого не происходит. Детям просто весело.
На следующий день все идет по плану, так что провожу все свои 8 уроков. Без палочки, стоя. Потому что сядешь - неизвестно что произойдет на последней парте. Есть, конечно, коллеги, которые весьма успешно ведут уроки сидя. Но у каждого свой стиль.
После 8-кратного повторения всех моих страхов, что урок сорвется (почему-то не срывается) из-за того, что я не страшная ни грамма, начинается моя любимая работа школьного психолога. Является «эта в парандже», я увожу ее в свой кабинет и весьма ловко перевожу разговор на темы богословия. Это ее конек. Хотя бы в своем кабинете уговариваю откинуть паранджу: я и так-то неважно слышу, а из-под паранджи - еще хуже. С открытым лицом - абсолютно русским - она в очередной сто первый раз с тем Корана и Библии переходит на свою экзотическую жизнь. Успокоенная, уходит, опустив паранджу. До следующего визита.
Потом приходит очень милая девочка из 9 класса. Все годы учения она была и остается отличницей. Девочка плачет и уверяет, что на самом деле все ее «пятерки» случайность, что на самом деле она глупа и постоянно живет в страхе, что вот-вот все узнают, что она - «голый король». Добросовестно работаю. Мое внутреннее Я хихикает надо мной же. Но девочка уходит успокоенная, а это главное.
Потом хватаю соц.педагога и завуча по воспитательной работе и мы отправляемся в рейд по неблагополучным семьям. Это нечто вроде моей «фишки» с самого начала работы. Я начинала во второй половине 80-х, когда в связи с быстро изменяющейся ситуацией в стране, стало вроде «никому ничего не надо». Визиты педагогов на дом к родителям отошли в прошлое. Но почти все семьи моих классов коррекции были пьющими, и вот я бодро топала по району со своей собакой (наполовину скотч-терьером) Гришей Первым на поводке. Дети охотно гуляли на улице с моим Гришей, пока я вытаскивала из-под столов их пьяных родителей и пыталась хоть что-то до них донести «разумное, доброе, вечное». Дети не обижались, а были благодарны. И вот здесь мне было почему-то абсолютно не страшно, и я совершенно не чувствовала себя «голым королем».
Ближе к вечеру, когда мои дети уже замаялись меня ждать, вспоминаю про отчет. Решаю, как персонаж неподражаемого Аркадия Райкина, «запустить дурочку» - и сделать вид, что не знала, не поняла, о чем речь. В выходные скачаю из интернета отчет самого моего психологического начальства, заменю титульный лист - и им же сдам. До сих пор «прокатывало». Вдогонку мне звонит соц.педагог и требует еще два документа. Вечер. Две пачки тетрадей (хорошо, если две), проголодавшиеся дети. Срочно нужно проверить тетради и выставить оценки в Школьный портал. Ноги не ходят совершенно. Спасибо, мои дети меня понимают. Надо поговорить с каждым их них о его делах, помочь с уроками. Накормить, что-то там продумать, организовать и написать. Потому что завтра будет опять все та же смесь дурдома с зоопарком. Моя любимая работа. Моя школа, где я нашла себя и которую запойно люблю, «как алкоголик - водку».
В выходные звоню своему психологу на тему «голого короля». Заодно с иронией над самой собой рассказываю о девочке-девятикласснице с подобным же страхом. Он терпеливо слушает, все понимает и совершенно серьезно спрашивает: действительно ли, с моей точки зрения, хороший учитель должен быть властным деспотом и тираном и внушать страх?
И так далее. 10 месяцев в году. А потом вожделенный двухмесячный отпуск. Когда мне с завистью говорят, какой у нас, учителей, большой отпуск, я отвечаю, что - пожалуйста, поживите, как здесь описано, весь учебный год, а потом смело можете отдыхать 2 месяца. Люди понимают и смеются.
И вот нынешним летом пришлось со всем этим расстаться и уйти на пенсию. Причины были достаточно серьезными, но не о них речь. Как мне теперь прожить без смеси дурдома с зоопарком? Как прожить без того, что называется высоким словом призвание?
Когда ко мне в школу приходили студенты-будущие педагоги-психологи на практику, они нередко спрашивали про рост по карьерной лестнице. Я, видимо, очень несовременный человек, но искренне отвечала, что моя карьерная лестница ведет на второй этаж школы, к кабинету психолога. И что именно эта «карьерная лестница» принесла мне в жизни огромное счастье.
Просто школа, просто дети,
Тяжкий труд на целый день.
Лучше дела нет на свете,
Чем воспитывать людей.
Наши нервы на пределе,
Наших трудностей не счесть.
Но зато всегда при деле
Наши знанья, ум и честь.
Дальше - не помню, в молодости сочинила
Елена Бекетова
Из Сети