Мобильные телефоны
Вообще-то, мне кажется, что потеря такого символического и интимного инструмента как мобильный телефон говорит не только о запятнанной карме, но и отмеряет в жизни некоторую характерную временную зону. Возникает даже сравнение с якорем, зацепившимся за деление на шкале времени, который не может позволить кораблю последовать дальше, чем позволит ему якорная цепь, пока она не порвется и не оставит якорь ржаветь на холодном недостижимом дне.
Свои телефоны я терял по-разному и в разные моменты своей жизни. Беглый взгляд покажет общее в самих выполненных процедурах утери, но не позволит разглядеть за этими утерями знаковости и переломности. Однако пользователю пытливого ума не требуется искать закономерности на поверхности, взор его проницает слой несущественного и иррелевантного, добираясь до самого смыслового ядра.
Первый телефон я потерял сам, без чьей бы то ни было помощи. В то минувшее время мир был полон удивительного и сказочного. Совсем недавно какие-то хорошие люди зачем-то сломали два прекрасных здания в американском городе Нью-Йорке. Михаэль Шумахер торжествовал громкими победами, попирая рекорды. В небе повсеместно носились фениксы и нередко можно было почувствовать на щеках жар от их пылающих перьев. В лесах гранатовым цветом зацветали папоротники. Что ни день случались роскошные праздники в изумительных местах. То Екатерина Е. давала сверкающий банкет в своём имении, то Татьяна А. открывала гостям двери своего гостеприимного дома и даже очаровательный алкопритон Ивана С. работал тогда в штатном режиме. Да что там, никакими словами не рассказать сколько подвигов тогда было совершено, сколько покорено высот! Сколько чудовищ повержено, сколько прекрасных принцесс спасено! Сколько песен сложено и спето, сколько огня зажжено! Каждый день тогда был магическим артефактом, предназначение которого предстояло разгадать. Плечом к плечу с отличными людьми я шёл навстречу новым знаниям и управлял стихиями, как собственными мыслями. Тогда ещё звенел тревожной музыкой Нескучный сад и парк Царицыно укрывал сенью эльфийских деревьев мятежные души. Я пил тогда семьсот семьдесят седьмой портвейн и тепло относился к Жигулёвскому пиву. Работал в Шереметьево, где преимущественно читал сложные умные книги и размышлял о тонкости реальности и относительности бытия. В тот волшебный летний вечер, о котором я поведу речь, я испытал потребность позвонить одной отличной барышне. Потребность была ярко выражена и интенсивна, и мне пришлось пойти ей на встречу. Однако телефон в силу каких-то лишь ему известным причин нарушил конвенцию о взаимопомощи, заключаемую между каждым устройством и его владельцем. Звонок совершить мне не удалось, что наполнило мои мысли горьким разочарованием. Я просил телефон одуматься, заклинал его пойти на компромисс, но тот, словно не слыша меня, продолжал непокорно гнуть свою линию. Тогда я пошёл на жёсткие меры и совершил несколько бросков телефоном в асфальтовое покрытие улицы. Мне казалось, что сила моего броска пропорциональна степени наглости телефона, а потому ничего непоправимого произойти с ним не могло. Но телефон, вероятно, считал иначе. Он решил ответить мне асимметрично, навсегда прекратив функционировать. Трудно сейчас сказать, кто из нас был прав, однако скоро после этого происшествия жизнь приобрела новые оттенки и зазвучала другими аккордами. Погибший телефон был примечателен тем, что в простоте своей и эффективности стал навсегда для мня образцом гармонии и целесообразности. Я не держу на него зла. Но до сих пор я не смирился до конца с этой потерей.
Свой следующий телефон я потерял иначе. В то время я учился глядеть на мир в новом ракурсе. Переосмысливал прежние выводы и открывал новые горизонты. И, хотя неумолимый бег времени был ещё не столь заметен, первые порывы холодного ветра уже заставляли зябко кутаться в праздничные одеяния. Сколько славного было совершено в это время! Сколько ледяных валькирий было поймано за хвост! Сколько подснежников было найдено в сугробах! Сколько троп проторено в снежных равнинах! Локоть к локтю с отличными людьми удавалось следовать дорогой вечного паломничества, смеясь над морозным дыханием лютых северных драконов! И каждая потеря в жизни, каждая упущенная возможность компенсировалась с лихвой невероятными находками. Я вообще полагаю, что находок в жизни гораздо больше, чем потерь, иначе не вырастали бы вокруг человека горы всяческого хлама и пустых бутылок. В тот ненастный осенний вечер, о котором я поведу речь, мне довелось вести беседу с группой новых для меня людей. Они были интересны, глубоки и, как любой человек, представляли собой ларцы свежих мыслей и противоречивых эмоций. Один хороший человек, который представился Арменом, а позже оказался по яркому совпадению Александром Александровичем, взял у меня телефон, дабы совершить какой-то важный звонок, и исчез, затерявшись среди незнакомых спин и затылков. Я до сих пор полагаю, что так поступить его заставила суровая нужда и не было за его поступком никакого злого умысла. Потом, несколько месяцев спустя, отличные люди помогли мне найти Александра Александровича, помогли провести с ним беседу, в которой мы попытались разобраться в мотивах совершённых им действий и выработать грамотное решение, помогли получить с него материальную компенсацию моей потери, а после эту компенсацию потратить на обретение восторженности ума и восстановление представлений о доброте и порядочности мироздания. Случай этот был показателен и важен с точки зрения анализа структуры социума и социальных ролей участников великого представления, имя которому жизнь. А после бытие опять поменяло обложку, золотое тиснение сменилось на серебряное, а инкрустация слоновой костью пришла на смену инкрустации аметистом. Утерянный телефон был примечателен тем, что, будучи изделием неудобным и негармоничным, заставил меня посочувствовать Армену, принявшему на себя права собственности. Я не держу на него зла.
Третий телефон я потерял иначе. В то время реальность стала зыбкой и смутной. Где-то за пределами зрения ворочались громоздкие тени, а силы стихий перестали подчиняться старой мелодии. Титаны и горы обрели новые имена, которые приходилось подбирать буквально вслепую. Знакомые тропы заросли бурьяном, а новые ещё только предстояло проложить. Отличные люди искали каждый свои звёзды, и помощь в полёте за светом могла прийти только изнутри. В ту невероятную летнюю ночь, о которой я расскажу, я вёл неспешную беседу с один отличным человеком. Покуда на небе видны были созвездия, мы возлежали на столе для игры в настольный теннис, созерцали торжественный небосвод и предавались распитию белого вина. Когда сполохи авроры нарушили наше наблюдение, мы встали, обратили наши лица на запад и побрели в ласковых лучах восходящего солнца. Мы продолжали разговор. Так как сердца наши восторгались утром, а мысли тонули в винной дымке, говорить мы могли только гекзаметром. Так и плели мы вязь беспокойных строк, покуда не встретили на своём пути ещё одну точку торговли вином. На пороге стоял один хороший человек, который вступил с нами в беседу. Беседа шла непринуждённо и дружески. На некотором её этапе хороший человек поинтересовался у меня, сколько я вешу. Точно не помню, что я ему ответил, но ответом своим я вызвал крайнее его удивление. Он предложил мне поднять меня и, тем самым, с точностью до килограмма измерить мой вес. Конечно же, я согласился! Некоторое время мы со смехом поднимали друг друга - все трое. Потом распрощались, чтобы снова побрести дорогами солнечного утра. Не могу, к сожалению, вспомнить результаты наших измерений, если не считать достоверного факта, что взвешивание лишает телефона. Несколько дней спустя я отбыл на юг служить пионервожатым. Увы, узнать дополнительные подробности мне так и не удалось, ведь того хорошего человека я больше не встречал. Я не держу на него зла. А утраченный телефон был примечателен тем, что купил я его на последние деньги, и изыскать новые ресурсы в ближайшее время не представлялось возможным, так как я стал в тогда безработен. И вкус у жизни скоро стал совем иным.
Следующий телефон я потерял иначе. И время, служившее фоном тем событиям, о которых я поведу речь, описать мне сложно, ибо только прошедшие годы дают летописцу подобие объективности, а описанию - подобие достоверности. Отмечу лишь, что той осенней ночью я был полон новых надежд и тревог. Я робко открывал необычные для меня двери, заглядывал в необычные залы, где тоже шёл пир, хотя и почти незнакомый мне. Я вкушал нектар в обществе нескольких отличных людей и покорял просторы нашего славного города, когда мы повстречали двоих хороших людей. Нам сразу же удалось найти с ними общий язык, общие интересы и устремления. Мы вступили в фазу активной коммуникации, которая со временем привела нас в один гостеприимный чертог. Минули часы, и многих из нас сморила усталость. Утро же принесло понимание того, что хорошие люди покинули приютивший их кров, захватив с собой ряд ценных вещей. Я сказал понимание? Здесь вернее говорить о предположении, ведь неопровержимых доказательств худого умысла найти не удалось. Я до сих пор предпочитаю версию, согласно которой утерянные вещи поглотил блуждающий портал. Так что, я не держу на тех хороших людей зла. Я вообще полагаю, что отличных людей на свете гораздо больше, чем просто хороших, но так уж складывается, что хорошие привлекают к себе больше внимания. Утраченный телефон был характерен тем, что дольше любого другого служил мне верой и правдой. Я искренне ему благодарен и надеюсь, что в новых руках ему хорошо. Уже тогда я задумался о том, какую веху обозначает случившаяся утрата. Сегодня в этом вопросе наметилась некоторая ясность, хотя говорить о полной определённости пока нельзя.
Следующий - пока последний - телефон я потерял иначе. Кромешной ночью, третьего дня, я проводил до дома одну исключительную барышню. И было уж вовсе предался смятению чувств, когда потерял контроль над собственным сознанием, а вместе с ним и память. Не знаю, как встретил я тех очень хороших людей, но расстался я с ними по колено в снегу на незнакомой мне улице незнакомого мне района в прекрасно знакомом состоянии. Я не случайно называю тех людей не просто хорошими, а очень хорошими, ведь они оставили мне в бумажнике сто рублей, предполагая, очевидно, что некоторая сумма позволит мне благополучно добраться до отчего дома и не замерзнуть на пронзительном ветру. Так что, я не держу на них зла. Какое-то время я скитался по пустынным заснеженным переулкам, ища любой источник света или дружелюбия. Потом я стал терять силы и, чтобы не пасть духом и телом, начал читать мантру. Это, естественно, помогло. Мне стали попадаться люди. Я заговорил с людьми и просил у них помощи. Меня даже сопроводили к местному отделению милиции, которое оказалось закрыто. Я решил, что это очень символично. Тогда я опять стал бродить по тёмным холодным у лицам и строить планы на ближайшее будущее. Я разработал несколько моделей поведения, но жизнь оказалась тоньше и интереснее, чем я рассчитывал. Мне удалось конвертировать доступные материальные средства в комфорт и безопасность необычным путём. Один отличный человек, выслушав мою историю, взялся за сто рублей проводить меня домой. Мы много о чём-то с ним говорили, жаловались друг другу на жизнь, сидели на каких-то скамейках, ехали в каких-то автобусах, переходили какие-то дороги, чему-то грустили, чему-то радовались. Я было раскис и собрался прислушаться к тошноте организма, но мой спутник попросил меня удержаться, и я удержался. Потом я обнаружил себя в Сокольниках. Воля моя растворилась в зимнем воздухе. Ноги сами привели меня в отделение милиции, ибо я верю в торжество порядка и закона. Мне стало лучше, когда я увидел удивлённые лица тамошних привратников. Вероятно не часто к ним в восемь утра приходят бесконечно пьяные люди жаловаться на судьбу. Однако приняли меня очень радушно. Один отличный оперуполномоченный выслушал мою историю, посочувствовал. Ведь рассказывал я ему, кажется, не только подробности имевшего места беззакония, но и насколько в целом неправильно складывается моя жизнь и какие угрюмые события в ней по моей же вине приключаются. Когда беседа завершилась, он отправил меня домой, велел протрезветь и вернуться тогда, когда мне понадобится не просто родственная душа, но и конкретная помощь служителей правопорядка. Быть может, так и произойдёт. Покамест для меня лишь очевидно, что потеря этого телефона открывает новый промежуток лопоухой моей жизни. Что принесёт он мне? Какие сокровища? Какие трудозатраты? С предвкушением жду ответов на эти вопросы. А примечателен утраченный телефон был тем, что в нём я сохранил написанное мной четверостишие, которое должно было стать частью будущей поэмы о Советском Союзе. Естественно, эта поэма никогда не будет создана. А четверостишие было таким:
Тут нет Мамоны, нет Астарты!
Он носит брюки галифе.
В предместьях сумрачных Асгарда
Войдя в нирвану подшофе.