Легенды и тайны старого Иркутска: Дом с Драконом на протоке Ангары
Этот дом на Верхней Набережной, на склоне горы рядом с Иркутским Телецентром, помнят многие. Сейчас здесь расположена транспортная развязка Академического Моста, но ещё в самом начале нынешнего века, в 2000-м году, среди одноэтажных деревянных домиков, предназначенных под снос, случайный прохожий мог увидеть некое фантастическое сооружение - ни то, руины непонятного происхождения, ни то какой-то заброшенный строительный объект. Выглядело это так: покосившаяся одноэтажная избушка в три окна была надстроена ещё двумя этажами - вернее, каркасом будущих этажей, сваренным из стальных труб и строительных лесов.
Мало этого: и смотревший на ангарскую протоку фасад избушки, и забор вокруг неё были обвешены какими-то причудливыми корягами, кусками брёвен с огромными древесными наростами; над этими корягами и наростами поработала чья-то рука: стоило лишь пристальнее вглядеться в них, и на зрителя уже взирали какие-то маски, какие-то жутковатые морды - с фасада и с забора вокруг этого странного дома на прохожего глядела, кривляясь и усмехаясь, какая-то нежить и чертовщина. Но и это - ещё не всё: главным украшением (или - устрашением?) этого странного дома был железный, сваренный из кусков толстой ржавой стальной проволоки, Дракон. Раскинув свои гигантские крылья, и сжав в лапе боевой топор, он хищно глядел на прохожих со второго этажа, готовый в любую минуту спикировать вниз, и сожрать зазевавшегося зрителя. Ещё один такой же дракон, но поменьше, расположился над калиткой, ведущей во двор этого странного дома; саму калитку украшал круглый кованый щит, а сверху, над калиткой, была размещена рельефная металлическая надпись: «Мастерская В. Гал».
Общее впечатление от всего этого сооружения было, надо сказать, жутковатым, и те из случайных прохожих, что не отличались крепкими нервами, спешили поскорее проскочить мимо «нехорошего дома», по возможности, стараясь даже не глядеть в его сторону. Находились, однако, и такие, кто, однажды случайно оказавшись на Верхней Набережной, застывали перед этим чудо-домом в изумлении - а затем возвращались сюда ещё и ещё раз, вооружившись фотоаппаратами, приводя знакомых - а знакомые, в свою очередь, приводили поглазеть на чудо-дом своих знакомых… Всю вторую половину семидесятых, все восьмидесятые и все девяностые годы прошлого века «Дом с Драконом» на Нижней Набережной был неформальной достопримечательностью Иркутска, которую иркутяне с удовольствием показывали и иногородним, и зарубежным гостям города. А на вопросы гостей, что это за дом такой, и кто в нём живёт, отвечали в том духе, что хозяин-де - какой-то сумасшедший художник, к тому же, ещё и колдун, что в доме у себя он держит живого медведя, и что лучше мы не будем к нему соваться - поглазеем, сфотографируемся на фоне дракона, да дальше пойдём…
Иногда, заслышав под окнами разговор, к «экскурсантам» выходил и сам хозяин этого странного дома. Вид он имел столь же колоритный, как и его жилище: достаточно высокий мужчина неопределённых лет, с длинными, с проседью волосами и козлиной бородкой; волосы были стянуты шедшим через лоб кожаным ремешком - точно такие же ремешки для фиксации волос в старые времена использовали различные ремесленники и мастеровые. Не менее странной была и одежда обитателя этого дома: старый, выцвевший, словно связанный из прошлогодней травы, свитер и широкие, опять же, неопределённого цвета, брюки - ни дать, ни взять, постаревший хиппи, словно сошедший с фотографий Вудстокского фестиваля 1969 года - к тому же, ещё и босой… Он охотно общался с незваными гостями, иногда приглашал их пройти вовнутрь дома, посмотреть мастерскую изнутри… Однажды, точно так же показывая этот сюрреалистический дом своим друзьям, приехавшим из США, в этом доме побывал и я.
Нужно сказать, что внутри дом был не менее, а то и более колоритен, нежели снаружи: внутренних перегородок в доме не было вообще (если не считать отгороженную крохотную спаленку); в центре помещения стояла небольшая печь, сложенная из кирпича и дикого камня, стянутая, к тому же, цепями - казалось, что это и не печь вовсе, а ещё одна дизайнерская скульптура… впрочем, таковой она и была. Окна были плотно закрыты ставнями, и дневной свет не проникал внутрь этого странного жилища, - а освещалось оно лишь несколькими маломощными электрическими лампочками, висевшими на каких-то корягах и сучьях. Из-за этой полутьмы подробно рассмотреть интерьер этого странного дома не было никакой возможности - взгляд лишь выхватывал какие-то древесные коряги, обрезки брёвен, какую-то, ни то старинную, ни то полу-самодельную мебель, какие-то непонятные сварные металлические конструкции - возникало полное ощущение, что ты находишься и не в доме вовсе, а в какой-то пещере… Точнее, в Пещере Дракона. А когда глаза привыкали к этой полутьме, посетитель, привлечённый каким-то шумом и кряхтением, доносившимся из дальнего угла, бросал туда взгляд, и - о, ужас! - в самом дальнем углу, в сваренной из толстых стальных прутьев клетке сидел самый настоящий, живой медведь. Вернее, медведица. Нюша.
Хозяином этой «таинственной пещеры», этой медведицы Нюши, автором всех этих странных и пугающих деревянных скульптур был, конечно же, не дракон; имя хозяина - Владимир Почвырный, и был он художником и скульптором. Известно о нём не так уж и много, и известно, в основном, с его слов - да ещё со слов тех, кто когда-то дружил или приятельствовал с этим странным человеком. В выпущенном в самиздате каталоге своих работ Почвырный сам рассказывает о себе следующее:
«…Я родился в 1940 году в Кемеровской области.
Время стрелки толкало к полночи,
Бил в стволы колотушкой мороз,
То ль грозясь, то ль взывая о помощи,
Где-то вскрикивал паровоз…
В тупичке, в деревянной избёнке
Промышленовского села
Мать четырнадцатого ребёнка
Родила…
Мать умерла после родов, отец - в 1943-м. Три старших брата погибли в Великую Отечественную. До 1944 года я воспитывался в Кемеровском детдоме вместе с ленинградцами (по всей видимости, имеются в виду дети-сироты, эвакуированные из блокадного Ленинграда - Р. Д.). Зимой 1944 года Вова Галиневский стал Вовой Почвырным: меня усыновили. Первой моей игрушкой в ту зиму 1944-го была деревянная лошадка, которую сделал и подарил мне местный умелец.
Как начал резать? (имеется в виду резьба по дереву - Р. Д.) Наверное, как и многие, ещё в детстве. Так уж случилось, что, будучи взрослым, в трудные минуты я брался за резец. Ну, а в 1968 году, взявшись за резец, не смог уже с ним расстаться, понял: это серьёзно, это моё».
Скан этого необычного каталога предоставил мне иркутянин Максим Перов, родители которого в восьмидесятые дружили с Почвырным, за что Максиму - большое спасибо. На обложке этого уникального издания стоит заголовок: «Каталог выставки Владимира Почвырного», но никакой «выставки» его работ в Иркутске, кажется, так никогда и не было проведено. Как ни странно, но, не смотря на то, что и сам дом, и хозяин его были очень колоритны, здешние телевизионщики и газетчики делали вид, что ни самого Почвырного, ни его дома в Иркутске, как бы, и нет - единственным исключением была публикация Юли Климашевской (Коваль) "Дом с драконом, в котором живёт Нюша", размещённая, кажется, в 1990-м году в газете "Советская Молодёжь", да фильм Бориса Васильевича Шунькова "Наваждение", в котором есть несколько минут с синхроном Почвырного.Не состоял этот странный человек и в местной организации Союза Художников России - зато, жил в своё удовольствие, и был, наверное, по-своему счастлив.
В Иркутске он одно время работал художником-оформителем на Телецентре, и от Телецентра же получил квартиру в «сталинском» доме на 4-й Советской, в аккурат, через дорогу от места постоянной работы. Но вскоре каким-то образом умудрился обменять эту квартиру на неблагоустроенный деревянный домишко на берегу ангарской протоки, превратил этот домишко в свою мастерскую, принялся надстраивать его, украшать фасад своими творениями… Однажды какие-то охотники застрелили медведицу, а маленького медвежонка, оставшегося без матери, зачем-то привезли в город - художник Почвырный выкупил у них этого медвежонка, сварил для него металлическую клетку, и поселил в своей мастерской. Вскоре его питомец вырос во взрослую медведицу Нюшу, которую хозяин, словно собаку, выгуливал в наморднике и на цепи по Конному острову; через несколько лет у Нюши появился приёмыш, медвежонок Чук - его мать постигла та же судьба, что и мать Нюши, а уж кому можно пристроить медвежонка, иркутские охотники уже знали.
Вместе с медведицей Нюшей, в доме-мастерской Владимира Почвырного жили ещё две собаки породы сенбернар. Однажды зимой, то ли 1985-го, то ли 1986-го года в гости к Почвырному заглянул его друг, наипервейший иркутский верлибрист Александр Сокольников Поэт - и хозяин предложил гостю прокатить его по зимнему городу на тройке. Сокольников согласился - и тогда Почвырный впряг в небольшие сани медведицу Нюшу, а по бокам - этих самых сенбернаров: «Сани поданы, барин!» Среди бела дня необычная «тройка» с развалившимся в санях Сокольниковым и сидящем на кучерском месте Почвырным выехала с Верхней Набережной по улице Третьего Июля на улицу Ленина, домчалась до сквера имени Кирова, объехала вокруг сквера, и прежним путём вернулась обратно. Никаких последствий этот «флешмоб» для его участников не имел…
И вот, казалось бы, есть такой парадокс: жил в городе самобытный, талантливый художник, создававший необычные работы из дерева и металла; был он человеком, по своему и весёлым, и добрым - разве станет злой человек спасать и селить в своей мастерской осиротевших медвежат? - а вот случилось так, что в памяти иркутян остался он, едва ли, не исчадьем ада, каким-то злобным демоном… Почему так произошло?
Безусловно, в первую очередь, виноват в этом сам Почвырный: желая сохранить творческую свободу, он не спешил «встраиваться» в тогдашнюю Систему, и, чтобы Система оставила его в покое и не лезла к нему, не покушалась на его личное пространство, он надел на себя маску «колдуна», принялся изображать из себя этакого «лесного волхва». Собственно, и жутковатые, пугающие деревянные маски на фасаде его дома, и страшный, раскинувший гигантские крылья и оскалившийся на прохожих железный Дракон - это всё оттуда же: человек пытался всеми способами отстоять своё право на индивидуальность, если хотите - отпугнуть от себя тех, кто любит регламентировать не только свою, но и чужую частную жизнь. Желание-то - вполне понятное и объяснимое, но трагедия заключается в том, что маска, которую надел на себя этот человек, со временем приросла к лицу; похоже, Владимир Почвырный в конце концов сам уверовал в то, что он - волхв и колдун, способный напускать порчу и налагать проклятия. Ну, а люди - они существа такие: всякие сверхъестественные явления их, конечно же, манят, но откровенная бесовщина их пугает.
Так, к примеру, однажды в 1988 году журналист газеты "Советская Молодёжь" Игорь Перевалов, употребив в компании своего коллеги и тёзки Игоря Подшивалова пару бутылок водки, вознамерился сжечь "проклятого колдуна и его логово", и, не смотря на протесты друга и собутыльника, отправился к Дому На Протоке - благо, пили они с Подшиваловым где-то неподалёку. Дело, напомню, происходило в 1988 году: в стране праздновалось 1000-летие Крещение Руси равноапостольным Князем Владимиром, и молодой журналист Перевалов в тот год искренне уверовал - если и не в Христа-Спасителя, то в РПЦ МП - и вот, он решил "искоренить язычество поганое" в одном, отдельно взятом городе. Подшивалов рассказывал мне, как под холодным сентябрьским дождём добрели они с Переваловым до дома Почвырного - по темноте, по грязным улицам, на которых отродясь не было асфальта... Когда добрели, Перевалов достал из кармана коробок спичек, и, бормоча молитву "Отче Наш", принялся зажигать спички, и бросать их в сторону ненавистного ему дома... спички ломались, не хотели зажигаться, и сразу же тухли под дождём и ветром - а те, что, всё же, удавалось зажечь, летели наземь, и тухли в лужах...
Да - что греха таить? что - Перевалов, когда летом 1990 года мы с моим другом школьных лет, будущим священником о. Родионом Сивцевым, а тогда - иподиаконом Родионом, пропьянствовав всю ночь в моей пустой квартире, ближе к утру, сами решили отправиться на протоку, и "уничтожить очистилельным огнём языческую скверну"?! Когда мы выдвинулись из квартиры, замахнув для храбрости по рюмке "Распутина", было начало седьмого утра; город ещё спал, и мы двигались по сонным пустым утренним улицам. Ещё не дойдя до протоки, на улице 3-го Июля, увидели мы, как навстречу нам издалека движутся две фигуры... Через некоторое время мы встретились: я не знаю, зачем Почвырный подорвался в такую рань, и куда он направлялся, но это был именно он. Он ехал на велосипеде - обычно он передвигался по городу именно на велосипеде - а рядом с ним бежал его пёс-сенбернар.
- Смотри! - сказал мне иподиакон Родион, - сам Колдун!...
Мы остановились - и Почвырный остановился, не доехав до нас метров двадцать или тридцать. Мы молчали - и он молчал, и молча смотрел на нас. И нам стало вдруг очень страшно, и весь хмель куда-то испарился... Помню, мы очень быстро куда-то свернули, а потом - быстро-быстро! - отправились назад, допивать оставшегося "Распутина", да проклинать Колдуна...
Пик творчества Почвырного пришёлся на семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века, то есть, на то время, когда весь этот "a-la Russ" с балалайками-гармошками, лаптями и медведЯми был востребован не только иностранцами, но и здешней творческой интеллигенцией. А там, где востребован стиль "a-la Russ", тут же непременно начинают маячить "Протоколы Сионских Мудрецов" и обсуждаются теории "всемирного жыдомасонского заговора", поэтому нет ничего удивительного в том, что и Владимир Почвырный, начитавшись и наслушавшись всего этого, превратился, в результате, в законченного антисемита с этаким антихристианским, языческим душком. Правда, антисемитизм и антихристианство Почвырного обладали, скорее, неким позитивным, и даже созидательным свойством: послушав его рассуждения о "жыдах" и "евреях-иереях" один раз, всякий, кто до этого разделял подобные взгляды хотя бы частично, навсегда излечивался от всех этих антисемитских глупостей. Как сказал однажды иркутский поэт Борис Архипкин, "...дай Галу аудиторию пошире - и он своими рассуждениями всех антисемитов в юдофилов обратит". Однако, справедливости ради, нужно упомянуть и о том, что со здешними штатными "борцами за русское возрождение" из здешней организации Союза Совецких Социалистических Писателей, публиковавших в своём журнале те же "Протоколы...", Почвырный дружбы не водил, и предпочитал держаться от них подальше, справедливо подозревая их в тесных связях с "конторой" - впрочем, здешние "штатные антисемиты на окладе" платили ему той же монетой, и держались от него на дистанции.
В начале девяностых годов был в Иркутске ещё один забавный персонаж, эмигрировавший затем в Петербург, да там и сгинувший - студент местного Института иностранных языков Лёва Нечипуренко. Этот Лёва, начитавшись всевозможных книжек, которые тогда ещё не были внесены ни в какой федеральный реестр экстремистской литературы, сколотил из местных скинхедов и гопников какую-то националистическую микро-партию, после чего стал бегать по всем своим друзьям, знакомым, а то и малознакомым людям, всучивать им свою "партийную литературу", и уговаривать всех стать вместе с ним русскими националистами и язычниками. Прибегал он с этим и ко мне, и до того надоел, что я решил пошутить над ним:
- Ты Почвырного знаешь? - спросил я его однажды, когда он в очередной раз заявился ко мне, - не знаешь? Сходи к нему на Верхнюю Набережную, познакомься! Дом с Драконом на фасаде ты найдёшь там без труда, а уж поговорить с ним вам будет, о чём. Он - такой же, как и ты: весь - этакий славяно-древний волхв-язычник, к тому же, и антисемит! Сходи, познакомься...
Лёвка убежал, сверкая от возбуждения глазами. А через несколько дней явился, обескураженный:
- Ну, что? - спрашиваю я его, - пообщался?...
- Нет, - отвечает этот чудик, - не получилось у меня с ним разговора... Я к нему, понимаешь, как к своему, к родному - а он... Вытолкал он меня, да ещё пригрозил, что если приду в следующий раз, то он меня медведям скормит... Колоритный он, конечно, но - странный, очень странный дядька...
А через несколько лет Лёвкины "однопартийцы" очень некрасиво "засветились": взяли их по делу о погроме на местном еврейском кладбище. И, хоть следствие и установило, что погром этот был результатом криминальных разборок, а не националистического дебоша, факт остаётся фактом: "однопартийцев" своих, всех до одного, "слил" этот самый Лёва, едва милиционеры не припугнули его даже, а вызвали к себе на ковёр. Ну, а Почвырный... может быть, потому-то он и выгнал Лёвку с порога, что сразу почувствовал в нём эту гниль? Я не знаю...
Иногда я задаю себе вопрос: а был ли он, и в самом деле, таким уж пещерным юдофобом и жЫдоедом, каким пытался казаться, или это тоже была поза, игра, этакая фронда?... Почвырный рассуждал о "жыдах, сгубивших своим иудо-христианством Святую Русь" (так!), а между тем, жил он на то, что небольшие его поделки принимал на реализацию магазин-салон "Художник", бессменным директором которого многие годы была замечательная Сара Абрамовна Цитрон. Более того: в салоне "Художник" изначально на реализацию принимались только - и только! - картины и работы членов здешней организации Союза Художников, но для Почвырного Сара Абрамовна делала исключение: "Володя - очень самобытный художник, очень талантливый! К тому же, вы сами знаете, как он живёт: ни семьи, ни работы - а ему самому что-то нужно кушать, и зверей своих кормить нужно... Ну как же я не буду принимать у него работы?!..."
И - ещё одна любопытная деталь. Известный иркутский в каждой бочке затычка "Штатный ИскпердЪ По Всем Вопросам" langobard однажды опубликовал на "Бабре" собственные воспоминансы о моём сегодняшнем лирическом герое. Серёжа не был бы самим собой, если бы, желая показать свою "осведомлённость", не насочинял с три короба всевозможных глупостей. Так, Шмидт пишет о том, что Почвырный, яко бы, не просыхал от водки, и объяснял своё пьянство тем, что, дескать, "...только водка спасает его от жыдомасонского зомбирования...". Зачем было выдумывать эту "развесистую клюкву", я не знаю; каждый, кто хоть немного пересекался с Почвырным, не даст мне соврать: герой моего повествования не пил от слова "совсем". В своей мастерской, в каком-то резном ящичке, декорированном корневищами деревьев и ржавыми железяками и цепями,служившем ему баром, он держал бутылки с вискарём и дорогим коньяком, и изредка угощал этими алкогольными деликатесами каких-нибудь гостей - но сам он, повторюсь, к алкоголю не прикасался. Ну, или почти не прикасался - и я искренне не могу понять, ради чего понадобилось присочинять всю эту ерунду. Впрочем, Шмидт - это Шмидт...
В последний раз я видел его на Центральном Рынке, кажется, летом 1996-го или 97-го года: он, как и прежде, был в своём, словно связанном из прошлогодней травы, свитере, с шедшим через лоб ремешком-хайратником - ни дать, ни взять, очень сильно постаревший хиппи! Он покупал с лотка какие-то пижонские, очень дорогие сигареты - а я, глядя на него, вдруг вспомнил о том, что кто-то говорил мне, будто в последние годы он живёт в страшной нищете, питается, едва ли, ни объедками из столовой Медицинского института, где ему эти объедки отдают для его медведицы и собак…
Когда и как он скончался, и где похоронен, мне неизвестно, да и никому, наверное, неизвестно. А летом 1999 года, когда на ангарской протоке шла подготовка площадки к строительству нового моста, бывший его дом-мастерская уже стоял пустой, и глядел на прохожих пустыми глазницами окон, уже не прикрытых ставнями. Деревянные маски чудовищ, вырезанные из древесных наростов, всё ещё висели на фасаде пустого дома, но их стало уже меньше: видимо, их потихоньку стали растаскивать на сувениры. Висел на своём месте и дракон, расправивший крылья, и продолжавший скалиться на прохожих - только, глядя на него, мне почему-то было не страшно, а грустно…
Я вошёл в пустой дом, поднялся на второй этаж. Здесь выяснилось, что этого Дракона можно легко снять с фасада, опустить на землю и увезти - было бы, куда его везти! - Дракон был подвешен на толстом металлическом тросе, крепившемся к стоявшей здесь же лебёдке. Отпустить храповик, аккуратно опустить его на землю, вращая ручку лебёдки, а дальше - спуститься вниз, отсоединить трос, держащийся на паре металлических карабинов… Но - как тащить этого Дракона?... и, главное - куда? Не в квартиру же - да он бы и не вошёл ни в какие двери. Весу в нём - наверное, центнер, никак не меньше - а грузовых такси в те годы ещё не было… Одним словом, оставил я тогда этого Дракона там, где он висел…
На фото: руины старого лесозавода на Шешиловском острове, на протоке Ангары, напротив "Дома С Драконом".
В 2001 году снесены.
Прошло с тех пор почти двадцать лет, и все эти годы в разговорах с друзьями и просто знакомыми мы, нет-нет, да и касались этой темы - вспоминали и этот странный дом на ангарской протоке, и его инфернального хозяина, и, конечно же, фигуру Дракона на фасаде. Говорили разное: кто-то утверждал, что, дескать, видел этого Дракона на фасаде какого-то «ново-русского» коттеджа в Новой Разводной; другие возражали, что фигура Дракона погибла вместе с пустым домом (который, кстати, уже и после смерти хозяина какие-то добрые русские люди несколько раз поджигали); третьи утверждали, что Дракона успели спасти музейщики, и теперь он находится в запасниках Музея Истории города Иркутска - но толком никто ничего не знал.
Не знал ничего до самого последнего времени и я - пока вдруг, во время обсуждения этой темы на страницах сообщества «Иркипедия» в Facebook один из участников сообщества, Алексей Енин, выставил несколько фотографий, на которых я увидел… да-да, того самого Дракона! В ответ на мой вопрос, Алексей сообщил, что фотографии были сделаны на прошлые Новогоднее-Рождественские каникулы в микрорайоне Солнечном, и что фигура Дракона была установлена на крыше какого-то кафе-времянки, работавшего в праздничные дни на площади рядом с ледоколом «Ангара». Значит, не погиб и не украден этот Дракон, не потерян для города; значит, и вправду, всё это время этот необычный экспонат хранился в музейных запасниках: ведь ледокол «Ангара» - это филиал Музея Истории города Иркутска.
Но, думаю, что место в городе ему должно быть определено другое - не в микрорайоне, к которому Дракон этот не имеет никакого отношения, и не на крыше временного кафе, построенного лишь на время праздничных каникул, а где-нибудь в том же 130-м квартале - поблизости от того места, где он был создан и «прожил» почти четверть века. Возможно, что руководству Музея Истории города Иркутска, совместно с городской Администрацией есть смысл заключить договор с владельцами какой-нибудь кофейни или бара, расположенной в 130 квартале, и передать им эту фигуру в аренду - можно и бесплатно, но с непременным обязательством разместить её на фасаде арендуемого здания и возложением на арендаторов ответственности за её полную сохранность. Я уверен: как и в прежние годы,этот Дракон вновь станет городской достопримечательностью, но не «неформальной», а полноправной и официальной, находящейся под охраной городских властей - а память о создателе этой фигуры сохранится хотя бы в виде легенды о «Художнике-Колдуне, приручавшем медведей».
В качестве иллюстраций к тексту использованы фотографии, размещённые в сообществе Иркипедия / Энциклопедия Иркутской области и Байкала его участниками Ефимом Россихиным, Игорем Булыгиным, Алексеем Ениным, а также сканы фрагментов кинофильма Бориса Шунькова "НАВАЖДЕНИЕ" (оператор - Виктор Музалевский).
Автор будет благодарен, если кто-либо из читателей предоставит в его распоряжение собственные фотографии Дома С Драконом, либо какие-то иные материалы, имеющие отношение к этому необычному дому и его хозяину.
Мало этого: и смотревший на ангарскую протоку фасад избушки, и забор вокруг неё были обвешены какими-то причудливыми корягами, кусками брёвен с огромными древесными наростами; над этими корягами и наростами поработала чья-то рука: стоило лишь пристальнее вглядеться в них, и на зрителя уже взирали какие-то маски, какие-то жутковатые морды - с фасада и с забора вокруг этого странного дома на прохожего глядела, кривляясь и усмехаясь, какая-то нежить и чертовщина. Но и это - ещё не всё: главным украшением (или - устрашением?) этого странного дома был железный, сваренный из кусков толстой ржавой стальной проволоки, Дракон. Раскинув свои гигантские крылья, и сжав в лапе боевой топор, он хищно глядел на прохожих со второго этажа, готовый в любую минуту спикировать вниз, и сожрать зазевавшегося зрителя. Ещё один такой же дракон, но поменьше, расположился над калиткой, ведущей во двор этого странного дома; саму калитку украшал круглый кованый щит, а сверху, над калиткой, была размещена рельефная металлическая надпись: «Мастерская В. Гал».
Общее впечатление от всего этого сооружения было, надо сказать, жутковатым, и те из случайных прохожих, что не отличались крепкими нервами, спешили поскорее проскочить мимо «нехорошего дома», по возможности, стараясь даже не глядеть в его сторону. Находились, однако, и такие, кто, однажды случайно оказавшись на Верхней Набережной, застывали перед этим чудо-домом в изумлении - а затем возвращались сюда ещё и ещё раз, вооружившись фотоаппаратами, приводя знакомых - а знакомые, в свою очередь, приводили поглазеть на чудо-дом своих знакомых… Всю вторую половину семидесятых, все восьмидесятые и все девяностые годы прошлого века «Дом с Драконом» на Нижней Набережной был неформальной достопримечательностью Иркутска, которую иркутяне с удовольствием показывали и иногородним, и зарубежным гостям города. А на вопросы гостей, что это за дом такой, и кто в нём живёт, отвечали в том духе, что хозяин-де - какой-то сумасшедший художник, к тому же, ещё и колдун, что в доме у себя он держит живого медведя, и что лучше мы не будем к нему соваться - поглазеем, сфотографируемся на фоне дракона, да дальше пойдём…
Иногда, заслышав под окнами разговор, к «экскурсантам» выходил и сам хозяин этого странного дома. Вид он имел столь же колоритный, как и его жилище: достаточно высокий мужчина неопределённых лет, с длинными, с проседью волосами и козлиной бородкой; волосы были стянуты шедшим через лоб кожаным ремешком - точно такие же ремешки для фиксации волос в старые времена использовали различные ремесленники и мастеровые. Не менее странной была и одежда обитателя этого дома: старый, выцвевший, словно связанный из прошлогодней травы, свитер и широкие, опять же, неопределённого цвета, брюки - ни дать, ни взять, постаревший хиппи, словно сошедший с фотографий Вудстокского фестиваля 1969 года - к тому же, ещё и босой… Он охотно общался с незваными гостями, иногда приглашал их пройти вовнутрь дома, посмотреть мастерскую изнутри… Однажды, точно так же показывая этот сюрреалистический дом своим друзьям, приехавшим из США, в этом доме побывал и я.
Нужно сказать, что внутри дом был не менее, а то и более колоритен, нежели снаружи: внутренних перегородок в доме не было вообще (если не считать отгороженную крохотную спаленку); в центре помещения стояла небольшая печь, сложенная из кирпича и дикого камня, стянутая, к тому же, цепями - казалось, что это и не печь вовсе, а ещё одна дизайнерская скульптура… впрочем, таковой она и была. Окна были плотно закрыты ставнями, и дневной свет не проникал внутрь этого странного жилища, - а освещалось оно лишь несколькими маломощными электрическими лампочками, висевшими на каких-то корягах и сучьях. Из-за этой полутьмы подробно рассмотреть интерьер этого странного дома не было никакой возможности - взгляд лишь выхватывал какие-то древесные коряги, обрезки брёвен, какую-то, ни то старинную, ни то полу-самодельную мебель, какие-то непонятные сварные металлические конструкции - возникало полное ощущение, что ты находишься и не в доме вовсе, а в какой-то пещере… Точнее, в Пещере Дракона. А когда глаза привыкали к этой полутьме, посетитель, привлечённый каким-то шумом и кряхтением, доносившимся из дальнего угла, бросал туда взгляд, и - о, ужас! - в самом дальнем углу, в сваренной из толстых стальных прутьев клетке сидел самый настоящий, живой медведь. Вернее, медведица. Нюша.
Хозяином этой «таинственной пещеры», этой медведицы Нюши, автором всех этих странных и пугающих деревянных скульптур был, конечно же, не дракон; имя хозяина - Владимир Почвырный, и был он художником и скульптором. Известно о нём не так уж и много, и известно, в основном, с его слов - да ещё со слов тех, кто когда-то дружил или приятельствовал с этим странным человеком. В выпущенном в самиздате каталоге своих работ Почвырный сам рассказывает о себе следующее:
«…Я родился в 1940 году в Кемеровской области.
Время стрелки толкало к полночи,
Бил в стволы колотушкой мороз,
То ль грозясь, то ль взывая о помощи,
Где-то вскрикивал паровоз…
В тупичке, в деревянной избёнке
Промышленовского села
Мать четырнадцатого ребёнка
Родила…
Мать умерла после родов, отец - в 1943-м. Три старших брата погибли в Великую Отечественную. До 1944 года я воспитывался в Кемеровском детдоме вместе с ленинградцами (по всей видимости, имеются в виду дети-сироты, эвакуированные из блокадного Ленинграда - Р. Д.). Зимой 1944 года Вова Галиневский стал Вовой Почвырным: меня усыновили. Первой моей игрушкой в ту зиму 1944-го была деревянная лошадка, которую сделал и подарил мне местный умелец.
Как начал резать? (имеется в виду резьба по дереву - Р. Д.) Наверное, как и многие, ещё в детстве. Так уж случилось, что, будучи взрослым, в трудные минуты я брался за резец. Ну, а в 1968 году, взявшись за резец, не смог уже с ним расстаться, понял: это серьёзно, это моё».
Скан этого необычного каталога предоставил мне иркутянин Максим Перов, родители которого в восьмидесятые дружили с Почвырным, за что Максиму - большое спасибо. На обложке этого уникального издания стоит заголовок: «Каталог выставки Владимира Почвырного», но никакой «выставки» его работ в Иркутске, кажется, так никогда и не было проведено. Как ни странно, но, не смотря на то, что и сам дом, и хозяин его были очень колоритны, здешние телевизионщики и газетчики делали вид, что ни самого Почвырного, ни его дома в Иркутске, как бы, и нет - единственным исключением была публикация Юли Климашевской (Коваль) "Дом с драконом, в котором живёт Нюша", размещённая, кажется, в 1990-м году в газете "Советская Молодёжь", да фильм Бориса Васильевича Шунькова "Наваждение", в котором есть несколько минут с синхроном Почвырного.Не состоял этот странный человек и в местной организации Союза Художников России - зато, жил в своё удовольствие, и был, наверное, по-своему счастлив.
В Иркутске он одно время работал художником-оформителем на Телецентре, и от Телецентра же получил квартиру в «сталинском» доме на 4-й Советской, в аккурат, через дорогу от места постоянной работы. Но вскоре каким-то образом умудрился обменять эту квартиру на неблагоустроенный деревянный домишко на берегу ангарской протоки, превратил этот домишко в свою мастерскую, принялся надстраивать его, украшать фасад своими творениями… Однажды какие-то охотники застрелили медведицу, а маленького медвежонка, оставшегося без матери, зачем-то привезли в город - художник Почвырный выкупил у них этого медвежонка, сварил для него металлическую клетку, и поселил в своей мастерской. Вскоре его питомец вырос во взрослую медведицу Нюшу, которую хозяин, словно собаку, выгуливал в наморднике и на цепи по Конному острову; через несколько лет у Нюши появился приёмыш, медвежонок Чук - его мать постигла та же судьба, что и мать Нюши, а уж кому можно пристроить медвежонка, иркутские охотники уже знали.
Вместе с медведицей Нюшей, в доме-мастерской Владимира Почвырного жили ещё две собаки породы сенбернар. Однажды зимой, то ли 1985-го, то ли 1986-го года в гости к Почвырному заглянул его друг, наипервейший иркутский верлибрист Александр Сокольников Поэт - и хозяин предложил гостю прокатить его по зимнему городу на тройке. Сокольников согласился - и тогда Почвырный впряг в небольшие сани медведицу Нюшу, а по бокам - этих самых сенбернаров: «Сани поданы, барин!» Среди бела дня необычная «тройка» с развалившимся в санях Сокольниковым и сидящем на кучерском месте Почвырным выехала с Верхней Набережной по улице Третьего Июля на улицу Ленина, домчалась до сквера имени Кирова, объехала вокруг сквера, и прежним путём вернулась обратно. Никаких последствий этот «флешмоб» для его участников не имел…
И вот, казалось бы, есть такой парадокс: жил в городе самобытный, талантливый художник, создававший необычные работы из дерева и металла; был он человеком, по своему и весёлым, и добрым - разве станет злой человек спасать и селить в своей мастерской осиротевших медвежат? - а вот случилось так, что в памяти иркутян остался он, едва ли, не исчадьем ада, каким-то злобным демоном… Почему так произошло?
Безусловно, в первую очередь, виноват в этом сам Почвырный: желая сохранить творческую свободу, он не спешил «встраиваться» в тогдашнюю Систему, и, чтобы Система оставила его в покое и не лезла к нему, не покушалась на его личное пространство, он надел на себя маску «колдуна», принялся изображать из себя этакого «лесного волхва». Собственно, и жутковатые, пугающие деревянные маски на фасаде его дома, и страшный, раскинувший гигантские крылья и оскалившийся на прохожих железный Дракон - это всё оттуда же: человек пытался всеми способами отстоять своё право на индивидуальность, если хотите - отпугнуть от себя тех, кто любит регламентировать не только свою, но и чужую частную жизнь. Желание-то - вполне понятное и объяснимое, но трагедия заключается в том, что маска, которую надел на себя этот человек, со временем приросла к лицу; похоже, Владимир Почвырный в конце концов сам уверовал в то, что он - волхв и колдун, способный напускать порчу и налагать проклятия. Ну, а люди - они существа такие: всякие сверхъестественные явления их, конечно же, манят, но откровенная бесовщина их пугает.
Так, к примеру, однажды в 1988 году журналист газеты "Советская Молодёжь" Игорь Перевалов, употребив в компании своего коллеги и тёзки Игоря Подшивалова пару бутылок водки, вознамерился сжечь "проклятого колдуна и его логово", и, не смотря на протесты друга и собутыльника, отправился к Дому На Протоке - благо, пили они с Подшиваловым где-то неподалёку. Дело, напомню, происходило в 1988 году: в стране праздновалось 1000-летие Крещение Руси равноапостольным Князем Владимиром, и молодой журналист Перевалов в тот год искренне уверовал - если и не в Христа-Спасителя, то в РПЦ МП - и вот, он решил "искоренить язычество поганое" в одном, отдельно взятом городе. Подшивалов рассказывал мне, как под холодным сентябрьским дождём добрели они с Переваловым до дома Почвырного - по темноте, по грязным улицам, на которых отродясь не было асфальта... Когда добрели, Перевалов достал из кармана коробок спичек, и, бормоча молитву "Отче Наш", принялся зажигать спички, и бросать их в сторону ненавистного ему дома... спички ломались, не хотели зажигаться, и сразу же тухли под дождём и ветром - а те, что, всё же, удавалось зажечь, летели наземь, и тухли в лужах...
Да - что греха таить? что - Перевалов, когда летом 1990 года мы с моим другом школьных лет, будущим священником о. Родионом Сивцевым, а тогда - иподиаконом Родионом, пропьянствовав всю ночь в моей пустой квартире, ближе к утру, сами решили отправиться на протоку, и "уничтожить очистилельным огнём языческую скверну"?! Когда мы выдвинулись из квартиры, замахнув для храбрости по рюмке "Распутина", было начало седьмого утра; город ещё спал, и мы двигались по сонным пустым утренним улицам. Ещё не дойдя до протоки, на улице 3-го Июля, увидели мы, как навстречу нам издалека движутся две фигуры... Через некоторое время мы встретились: я не знаю, зачем Почвырный подорвался в такую рань, и куда он направлялся, но это был именно он. Он ехал на велосипеде - обычно он передвигался по городу именно на велосипеде - а рядом с ним бежал его пёс-сенбернар.
- Смотри! - сказал мне иподиакон Родион, - сам Колдун!...
Мы остановились - и Почвырный остановился, не доехав до нас метров двадцать или тридцать. Мы молчали - и он молчал, и молча смотрел на нас. И нам стало вдруг очень страшно, и весь хмель куда-то испарился... Помню, мы очень быстро куда-то свернули, а потом - быстро-быстро! - отправились назад, допивать оставшегося "Распутина", да проклинать Колдуна...
Пик творчества Почвырного пришёлся на семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века, то есть, на то время, когда весь этот "a-la Russ" с балалайками-гармошками, лаптями и медведЯми был востребован не только иностранцами, но и здешней творческой интеллигенцией. А там, где востребован стиль "a-la Russ", тут же непременно начинают маячить "Протоколы Сионских Мудрецов" и обсуждаются теории "всемирного жыдомасонского заговора", поэтому нет ничего удивительного в том, что и Владимир Почвырный, начитавшись и наслушавшись всего этого, превратился, в результате, в законченного антисемита с этаким антихристианским, языческим душком. Правда, антисемитизм и антихристианство Почвырного обладали, скорее, неким позитивным, и даже созидательным свойством: послушав его рассуждения о "жыдах" и "евреях-иереях" один раз, всякий, кто до этого разделял подобные взгляды хотя бы частично, навсегда излечивался от всех этих антисемитских глупостей. Как сказал однажды иркутский поэт Борис Архипкин, "...дай Галу аудиторию пошире - и он своими рассуждениями всех антисемитов в юдофилов обратит". Однако, справедливости ради, нужно упомянуть и о том, что со здешними штатными "борцами за русское возрождение" из здешней организации Союза Совецких Социалистических Писателей, публиковавших в своём журнале те же "Протоколы...", Почвырный дружбы не водил, и предпочитал держаться от них подальше, справедливо подозревая их в тесных связях с "конторой" - впрочем, здешние "штатные антисемиты на окладе" платили ему той же монетой, и держались от него на дистанции.
В начале девяностых годов был в Иркутске ещё один забавный персонаж, эмигрировавший затем в Петербург, да там и сгинувший - студент местного Института иностранных языков Лёва Нечипуренко. Этот Лёва, начитавшись всевозможных книжек, которые тогда ещё не были внесены ни в какой федеральный реестр экстремистской литературы, сколотил из местных скинхедов и гопников какую-то националистическую микро-партию, после чего стал бегать по всем своим друзьям, знакомым, а то и малознакомым людям, всучивать им свою "партийную литературу", и уговаривать всех стать вместе с ним русскими националистами и язычниками. Прибегал он с этим и ко мне, и до того надоел, что я решил пошутить над ним:
- Ты Почвырного знаешь? - спросил я его однажды, когда он в очередной раз заявился ко мне, - не знаешь? Сходи к нему на Верхнюю Набережную, познакомься! Дом с Драконом на фасаде ты найдёшь там без труда, а уж поговорить с ним вам будет, о чём. Он - такой же, как и ты: весь - этакий славяно-древний волхв-язычник, к тому же, и антисемит! Сходи, познакомься...
Лёвка убежал, сверкая от возбуждения глазами. А через несколько дней явился, обескураженный:
- Ну, что? - спрашиваю я его, - пообщался?...
- Нет, - отвечает этот чудик, - не получилось у меня с ним разговора... Я к нему, понимаешь, как к своему, к родному - а он... Вытолкал он меня, да ещё пригрозил, что если приду в следующий раз, то он меня медведям скормит... Колоритный он, конечно, но - странный, очень странный дядька...
А через несколько лет Лёвкины "однопартийцы" очень некрасиво "засветились": взяли их по делу о погроме на местном еврейском кладбище. И, хоть следствие и установило, что погром этот был результатом криминальных разборок, а не националистического дебоша, факт остаётся фактом: "однопартийцев" своих, всех до одного, "слил" этот самый Лёва, едва милиционеры не припугнули его даже, а вызвали к себе на ковёр. Ну, а Почвырный... может быть, потому-то он и выгнал Лёвку с порога, что сразу почувствовал в нём эту гниль? Я не знаю...
Иногда я задаю себе вопрос: а был ли он, и в самом деле, таким уж пещерным юдофобом и жЫдоедом, каким пытался казаться, или это тоже была поза, игра, этакая фронда?... Почвырный рассуждал о "жыдах, сгубивших своим иудо-христианством Святую Русь" (так!), а между тем, жил он на то, что небольшие его поделки принимал на реализацию магазин-салон "Художник", бессменным директором которого многие годы была замечательная Сара Абрамовна Цитрон. Более того: в салоне "Художник" изначально на реализацию принимались только - и только! - картины и работы членов здешней организации Союза Художников, но для Почвырного Сара Абрамовна делала исключение: "Володя - очень самобытный художник, очень талантливый! К тому же, вы сами знаете, как он живёт: ни семьи, ни работы - а ему самому что-то нужно кушать, и зверей своих кормить нужно... Ну как же я не буду принимать у него работы?!..."
И - ещё одна любопытная деталь. Известный иркутский в каждой бочке затычка "Штатный ИскпердЪ По Всем Вопросам" langobard однажды опубликовал на "Бабре" собственные воспоминансы о моём сегодняшнем лирическом герое. Серёжа не был бы самим собой, если бы, желая показать свою "осведомлённость", не насочинял с три короба всевозможных глупостей. Так, Шмидт пишет о том, что Почвырный, яко бы, не просыхал от водки, и объяснял своё пьянство тем, что, дескать, "...только водка спасает его от жыдомасонского зомбирования...". Зачем было выдумывать эту "развесистую клюкву", я не знаю; каждый, кто хоть немного пересекался с Почвырным, не даст мне соврать: герой моего повествования не пил от слова "совсем". В своей мастерской, в каком-то резном ящичке, декорированном корневищами деревьев и ржавыми железяками и цепями,служившем ему баром, он держал бутылки с вискарём и дорогим коньяком, и изредка угощал этими алкогольными деликатесами каких-нибудь гостей - но сам он, повторюсь, к алкоголю не прикасался. Ну, или почти не прикасался - и я искренне не могу понять, ради чего понадобилось присочинять всю эту ерунду. Впрочем, Шмидт - это Шмидт...
В последний раз я видел его на Центральном Рынке, кажется, летом 1996-го или 97-го года: он, как и прежде, был в своём, словно связанном из прошлогодней травы, свитере, с шедшим через лоб ремешком-хайратником - ни дать, ни взять, очень сильно постаревший хиппи! Он покупал с лотка какие-то пижонские, очень дорогие сигареты - а я, глядя на него, вдруг вспомнил о том, что кто-то говорил мне, будто в последние годы он живёт в страшной нищете, питается, едва ли, ни объедками из столовой Медицинского института, где ему эти объедки отдают для его медведицы и собак…
Когда и как он скончался, и где похоронен, мне неизвестно, да и никому, наверное, неизвестно. А летом 1999 года, когда на ангарской протоке шла подготовка площадки к строительству нового моста, бывший его дом-мастерская уже стоял пустой, и глядел на прохожих пустыми глазницами окон, уже не прикрытых ставнями. Деревянные маски чудовищ, вырезанные из древесных наростов, всё ещё висели на фасаде пустого дома, но их стало уже меньше: видимо, их потихоньку стали растаскивать на сувениры. Висел на своём месте и дракон, расправивший крылья, и продолжавший скалиться на прохожих - только, глядя на него, мне почему-то было не страшно, а грустно…
Я вошёл в пустой дом, поднялся на второй этаж. Здесь выяснилось, что этого Дракона можно легко снять с фасада, опустить на землю и увезти - было бы, куда его везти! - Дракон был подвешен на толстом металлическом тросе, крепившемся к стоявшей здесь же лебёдке. Отпустить храповик, аккуратно опустить его на землю, вращая ручку лебёдки, а дальше - спуститься вниз, отсоединить трос, держащийся на паре металлических карабинов… Но - как тащить этого Дракона?... и, главное - куда? Не в квартиру же - да он бы и не вошёл ни в какие двери. Весу в нём - наверное, центнер, никак не меньше - а грузовых такси в те годы ещё не было… Одним словом, оставил я тогда этого Дракона там, где он висел…
На фото: руины старого лесозавода на Шешиловском острове, на протоке Ангары, напротив "Дома С Драконом".
В 2001 году снесены.
Прошло с тех пор почти двадцать лет, и все эти годы в разговорах с друзьями и просто знакомыми мы, нет-нет, да и касались этой темы - вспоминали и этот странный дом на ангарской протоке, и его инфернального хозяина, и, конечно же, фигуру Дракона на фасаде. Говорили разное: кто-то утверждал, что, дескать, видел этого Дракона на фасаде какого-то «ново-русского» коттеджа в Новой Разводной; другие возражали, что фигура Дракона погибла вместе с пустым домом (который, кстати, уже и после смерти хозяина какие-то добрые русские люди несколько раз поджигали); третьи утверждали, что Дракона успели спасти музейщики, и теперь он находится в запасниках Музея Истории города Иркутска - но толком никто ничего не знал.
Не знал ничего до самого последнего времени и я - пока вдруг, во время обсуждения этой темы на страницах сообщества «Иркипедия» в Facebook один из участников сообщества, Алексей Енин, выставил несколько фотографий, на которых я увидел… да-да, того самого Дракона! В ответ на мой вопрос, Алексей сообщил, что фотографии были сделаны на прошлые Новогоднее-Рождественские каникулы в микрорайоне Солнечном, и что фигура Дракона была установлена на крыше какого-то кафе-времянки, работавшего в праздничные дни на площади рядом с ледоколом «Ангара». Значит, не погиб и не украден этот Дракон, не потерян для города; значит, и вправду, всё это время этот необычный экспонат хранился в музейных запасниках: ведь ледокол «Ангара» - это филиал Музея Истории города Иркутска.
Но, думаю, что место в городе ему должно быть определено другое - не в микрорайоне, к которому Дракон этот не имеет никакого отношения, и не на крыше временного кафе, построенного лишь на время праздничных каникул, а где-нибудь в том же 130-м квартале - поблизости от того места, где он был создан и «прожил» почти четверть века. Возможно, что руководству Музея Истории города Иркутска, совместно с городской Администрацией есть смысл заключить договор с владельцами какой-нибудь кофейни или бара, расположенной в 130 квартале, и передать им эту фигуру в аренду - можно и бесплатно, но с непременным обязательством разместить её на фасаде арендуемого здания и возложением на арендаторов ответственности за её полную сохранность. Я уверен: как и в прежние годы,этот Дракон вновь станет городской достопримечательностью, но не «неформальной», а полноправной и официальной, находящейся под охраной городских властей - а память о создателе этой фигуры сохранится хотя бы в виде легенды о «Художнике-Колдуне, приручавшем медведей».
В качестве иллюстраций к тексту использованы фотографии, размещённые в сообществе Иркипедия / Энциклопедия Иркутской области и Байкала его участниками Ефимом Россихиным, Игорем Булыгиным, Алексеем Ениным, а также сканы фрагментов кинофильма Бориса Шунькова "НАВАЖДЕНИЕ" (оператор - Виктор Музалевский).
Автор будет благодарен, если кто-либо из читателей предоставит в его распоряжение собственные фотографии Дома С Драконом, либо какие-то иные материалы, имеющие отношение к этому необычному дому и его хозяину.