Хакан Вольдемар и его багатуры - 26
Князь Роман и его роман
Среди героев одиночных старИн есть двое, «схожие до степени смешения» - речь о князьях Романе [Д]Митриевиче и Романе Васильевиче. Среди многочисленных Романов Рюриковичей сыновей Дмитрия вообще нет, а Васильевич был всего один - некий «мутно известный» Роман, сын ярославского князя Василия Грозные Очи, князь Романовский (им же и построенного в 1345 году городка Романова), живший в XIV веке, участник «общемосковского» похода на Тверь в 1375 году и Куликовской битвы в 1380-м. Но Романов (ныне Тутаев) - город в Ярославской области, куда «лыцвины» доскакивали токмо во времена Смуты XVII века.
По той же статье не подходит и самый известный древнерусский Роман - князь Галицкий, сын Мстислава Великого, умерший в 1202 году - лыцва тогда исчо «на подмостки истории» не объявилась, как и татаре-мунгале, а ведь былинные Романы конфликтуют с обоими этими народами. Единственный «из романов», который жил и не дружил одновременно и с Литвой, и с Ордой - князь Роман [Михайлович] Брянский (ум. после 1288 года), правивший с 1245 года, в 1263 году отбивший Чернигов у захвативших его лыцвинов, в 1275 - 1276 году ходивший вместе с ханом Орды Менгу-Тимуром на Лыцву, а в 1286 году неудачно осаждавший Смоленск. Правда, жену его звали Анной, но более о ней вообще ничего не известно…
Князь Роман Брянский глазами брянцев
«Князь Роман и братья Ливики». «На Паневе было, на Уланеве, Жило-было два брата, два Ливика, Королевскиих два племянника» некоего «короля земли Литовской» Чимбала. Ни оба указанных места, ни все три персонажа идентификации не поддаются - даже близко с таким именем не было ни одного правителя Лыцвы, да и Польши зараз. Так что «гипотезы» про то, что Ливики - это племянники Миндовга, нуждаются в доказательстве сперва того, что это Миндовг. В общем, просили братья у дяди 20 000 войска и 100 000 казны, чтобы пойти на святую Русь «Ко князю Роману Митриевичу на почестный пир». Фигвам, отвечал король, ходил я тудой, ловить там нечего, только звездюлей огребете от него. И послал Ливиков в «землю во Левонскую, Ко тому граду ко Красному, ко тому селу да Высокому», где некие «добры молодцы» аж заждались возможность Русь пограбить.
Братья смотались по указанному адресу и во главе полчища ливонцев влезли на Русь, где принялись жечь церквы в селе Славском (имеется на Львовщине) три, в селе Карачаеве (имеется на Псковщине) шесть, в селе Переславском девять, и в каждом «черных мужичков» повырубили. А також схватили в полон некую Настасью Митриевичну с двухмесячным сыном (сестру князя Романа), после чего улегшись со дружиною в шатрах спочивать. А князя об ту пору дома не было - «за утехою в чистом поле почивал в шатре». Но некая особо патритичная пташечка прилетела и начала «петь-жупеть» (боюсь даже подумать, чем можно «жупеть»…) про хуёжества братьев-акробатьев. Роман осерчал, ругался, собрал 9 000 дружинников и прискакал на реку Смородину, где устроил маХический жребий - все воины срезали липовые ветки и кинули в воду.
«Которы жеребья каменем ко дну, - Тая сила будет убитая; Которы жеребья против быстрины пошли, - Тая сила будет поранена; Которы жеребья по воды пошли, - Тая сила будет здравая. Не надобно мне силы девять тысячей, А надобно столько три тысячи». («А так можно было?!» - вскричали все генералы всех времен и народов.) Отборному отряду князь приказал ждать - «как заиграет он черным вороном в три накона (раза)», так седлать коней и скакать в условленное место. А сам обернулся серым волком, прибежал в стан Ливиков, погрыз горлы коням, у ружей замки вывернул и выкинул, тетивы у луков покусал. А потом белым горностаЙЛОм забежал в шатер, где его увидел и узнал в зверском виде племянник (два месяца - а уже говорит с матерью! киндервунд), а тупые братья не признали - играли с горностаЙЛОм, пока он не убег, обернулся черным вороном и «сыграл три накона».
Тут и прискакамши княжая дружина. Хватились братаны за ружья, за луки, за коней - всё попорчено! Скрутили Ливиков, «Большему брату глаза выкопали, А меньшему брату ноги выломали, И посадили меньшего на большего, И послали к дядюшке, Чимбал-королю земли Литовския. Сам же князь-то приговаривал: „Ты, безглазый, неси безногого, А ты ему дорогу показывай!“»… Такова былина.
«Князь Роман и Марья Юрьевна». Роман Васильевич гулял с молодою девицею Марьей Юрьевной (ака Гурьевной), как вдруг наскочил некий Возьяк Котобрульевич (ака Гвоздяк Крутогорович) и утащил ея «Во свою землю да во Литовскую, Во Литовскую да во Ножовскую» и сделал служанкой матери своей Оруды Бородуковны (ака Оруки Борадуковны). И хочет взять ее в жены, но Марья упирается - не в наших-де обычаях двух мужей сразу иметь, вот иди «Ты во ту землю да во Литовскую, Во Литовскую да во Ножовскую» (э, дарагой, а они тогда гдэ?), найди там князя Романа и убей его, и тогда замуж. Навоз-вопрос, сказал Возьяк и поскакал, навеки исчезая из оной истории…
А Юрьевна-Гурьевна тем временем сидела мрачная на пиру, на который Оруда Бородуковна собрала «татарочек» (татары в Лыцве… ну, были там и такие, да), и на вопрос, чего она такая серьезная, отвечала - гулять негде! Есть где гулять - иди в сад, послала ее Борадуковна. Но на уме у Марьи было совсем иное: «Тут брала ведь Марья золоты ключи, Отмыкала тут Марья золоты замки, Вынимала перлышка жемчужные, Рассыпала эфти перлышка ти по полу. Тут ведь стали татарочки сбиратися; Котора посбирает, та и ослепнет, Тут ведь все татарочки ти ослепли» (короче, на рассыпанных земчугах все попадали и поубивалися). Расправившись с гостьями, отправилась княгиня «на святую Русь», а в пути ей помогали леса, горы, Бузынь-река («бузыня» - голубка, ака любимая - говорящее название) и сине море (окак далеко из лыцвы в Лыцву иТТиТЬ…), расплачиваясь… гм… предметами одежды.
Так и приплыла она «на колодинке» к Роману, который и нашел ее на берегу синя моря практически раздетую. И тут вдруг оказывается, что они неженатые гуляли! (Ай-яй-яй… Кель скандаль, да исчо неодетая!). Ибо «Уж ты ой еси, князь Роман Васильевич! Если я тебе да во люби пришла, - Ты неси ты платьице тригневное, Ты тригневное, необновленное. Если я тебе да не в люби пришла, - Принеси ты платьице мне черное». И князь сбегал к «нянюшкам, к манюшкам», взял платье тригневное (в Инете нет ничего умнее, чем «не снимаемое в течении трех дней») и повел Марью в церкву, чтобы стала она ему жена уже по-человечески… Такова былина.
Среди героев одиночных старИн есть двое, «схожие до степени смешения» - речь о князьях Романе [Д]Митриевиче и Романе Васильевиче. Среди многочисленных Романов Рюриковичей сыновей Дмитрия вообще нет, а Васильевич был всего один - некий «мутно известный» Роман, сын ярославского князя Василия Грозные Очи, князь Романовский (им же и построенного в 1345 году городка Романова), живший в XIV веке, участник «общемосковского» похода на Тверь в 1375 году и Куликовской битвы в 1380-м. Но Романов (ныне Тутаев) - город в Ярославской области, куда «лыцвины» доскакивали токмо во времена Смуты XVII века.
По той же статье не подходит и самый известный древнерусский Роман - князь Галицкий, сын Мстислава Великого, умерший в 1202 году - лыцва тогда исчо «на подмостки истории» не объявилась, как и татаре-мунгале, а ведь былинные Романы конфликтуют с обоими этими народами. Единственный «из романов», который жил и не дружил одновременно и с Литвой, и с Ордой - князь Роман [Михайлович] Брянский (ум. после 1288 года), правивший с 1245 года, в 1263 году отбивший Чернигов у захвативших его лыцвинов, в 1275 - 1276 году ходивший вместе с ханом Орды Менгу-Тимуром на Лыцву, а в 1286 году неудачно осаждавший Смоленск. Правда, жену его звали Анной, но более о ней вообще ничего не известно…
Князь Роман Брянский глазами брянцев
«Князь Роман и братья Ливики». «На Паневе было, на Уланеве, Жило-было два брата, два Ливика, Королевскиих два племянника» некоего «короля земли Литовской» Чимбала. Ни оба указанных места, ни все три персонажа идентификации не поддаются - даже близко с таким именем не было ни одного правителя Лыцвы, да и Польши зараз. Так что «гипотезы» про то, что Ливики - это племянники Миндовга, нуждаются в доказательстве сперва того, что это Миндовг. В общем, просили братья у дяди 20 000 войска и 100 000 казны, чтобы пойти на святую Русь «Ко князю Роману Митриевичу на почестный пир». Фигвам, отвечал король, ходил я тудой, ловить там нечего, только звездюлей огребете от него. И послал Ливиков в «землю во Левонскую, Ко тому граду ко Красному, ко тому селу да Высокому», где некие «добры молодцы» аж заждались возможность Русь пограбить.
Братья смотались по указанному адресу и во главе полчища ливонцев влезли на Русь, где принялись жечь церквы в селе Славском (имеется на Львовщине) три, в селе Карачаеве (имеется на Псковщине) шесть, в селе Переславском девять, и в каждом «черных мужичков» повырубили. А також схватили в полон некую Настасью Митриевичну с двухмесячным сыном (сестру князя Романа), после чего улегшись со дружиною в шатрах спочивать. А князя об ту пору дома не было - «за утехою в чистом поле почивал в шатре». Но некая особо патритичная пташечка прилетела и начала «петь-жупеть» (боюсь даже подумать, чем можно «жупеть»…) про хуёжества братьев-акробатьев. Роман осерчал, ругался, собрал 9 000 дружинников и прискакал на реку Смородину, где устроил маХический жребий - все воины срезали липовые ветки и кинули в воду.
«Которы жеребья каменем ко дну, - Тая сила будет убитая; Которы жеребья против быстрины пошли, - Тая сила будет поранена; Которы жеребья по воды пошли, - Тая сила будет здравая. Не надобно мне силы девять тысячей, А надобно столько три тысячи». («А так можно было?!» - вскричали все генералы всех времен и народов.) Отборному отряду князь приказал ждать - «как заиграет он черным вороном в три накона (раза)», так седлать коней и скакать в условленное место. А сам обернулся серым волком, прибежал в стан Ливиков, погрыз горлы коням, у ружей замки вывернул и выкинул, тетивы у луков покусал. А потом белым горностаЙЛОм забежал в шатер, где его увидел и узнал в зверском виде племянник (два месяца - а уже говорит с матерью! киндервунд), а тупые братья не признали - играли с горностаЙЛОм, пока он не убег, обернулся черным вороном и «сыграл три накона».
Тут и прискакамши княжая дружина. Хватились братаны за ружья, за луки, за коней - всё попорчено! Скрутили Ливиков, «Большему брату глаза выкопали, А меньшему брату ноги выломали, И посадили меньшего на большего, И послали к дядюшке, Чимбал-королю земли Литовския. Сам же князь-то приговаривал: „Ты, безглазый, неси безногого, А ты ему дорогу показывай!“»… Такова былина.
«Князь Роман и Марья Юрьевна». Роман Васильевич гулял с молодою девицею Марьей Юрьевной (ака Гурьевной), как вдруг наскочил некий Возьяк Котобрульевич (ака Гвоздяк Крутогорович) и утащил ея «Во свою землю да во Литовскую, Во Литовскую да во Ножовскую» и сделал служанкой матери своей Оруды Бородуковны (ака Оруки Борадуковны). И хочет взять ее в жены, но Марья упирается - не в наших-де обычаях двух мужей сразу иметь, вот иди «Ты во ту землю да во Литовскую, Во Литовскую да во Ножовскую» (э, дарагой, а они тогда гдэ?), найди там князя Романа и убей его, и тогда замуж. Навоз-вопрос, сказал Возьяк и поскакал, навеки исчезая из оной истории…
А Юрьевна-Гурьевна тем временем сидела мрачная на пиру, на который Оруда Бородуковна собрала «татарочек» (татары в Лыцве… ну, были там и такие, да), и на вопрос, чего она такая серьезная, отвечала - гулять негде! Есть где гулять - иди в сад, послала ее Борадуковна. Но на уме у Марьи было совсем иное: «Тут брала ведь Марья золоты ключи, Отмыкала тут Марья золоты замки, Вынимала перлышка жемчужные, Рассыпала эфти перлышка ти по полу. Тут ведь стали татарочки сбиратися; Котора посбирает, та и ослепнет, Тут ведь все татарочки ти ослепли» (короче, на рассыпанных земчугах все попадали и поубивалися). Расправившись с гостьями, отправилась княгиня «на святую Русь», а в пути ей помогали леса, горы, Бузынь-река («бузыня» - голубка, ака любимая - говорящее название) и сине море (окак далеко из лыцвы в Лыцву иТТиТЬ…), расплачиваясь… гм… предметами одежды.
Так и приплыла она «на колодинке» к Роману, который и нашел ее на берегу синя моря практически раздетую. И тут вдруг оказывается, что они неженатые гуляли! (Ай-яй-яй… Кель скандаль, да исчо неодетая!). Ибо «Уж ты ой еси, князь Роман Васильевич! Если я тебе да во люби пришла, - Ты неси ты платьице тригневное, Ты тригневное, необновленное. Если я тебе да не в люби пришла, - Принеси ты платьице мне черное». И князь сбегал к «нянюшкам, к манюшкам», взял платье тригневное (в Инете нет ничего умнее, чем «не снимаемое в течении трех дней») и повел Марью в церкву, чтобы стала она ему жена уже по-человечески… Такова былина.