Ещё неизвестно, что сказал бы Овидий, узнав, что юная Дафна, ускользающая от Аполлона, превращена была не в Láurus nóbilis, а в восхитительный уишаньский улун. Вероятно, Овидий был бы впечатлён, как и я, но его некому было угостить.
Аромат из пакета скромно улыбнулся мягкими нотами аниса и корицы, и пока закипала вода, можно было только строить догадки, каким в действительности окажется этот чай.
При первом контакте с кипятком «корица» раскрылась ароматами мокрого луга, сока растений, тёмной земли, душного вечера. Во вкусе сразу проступило чуть отсыревшее просо, сладкая кукуруза. С закрытыми глазами можно было вообразить, будто пьёшь Алишань, вот только приторное облачко в носоглотке намекало на совсем иной вектор дальнейшего развития вкуса.
Ни малейшей терпкости, ни намёка на диссонанс, - уравновешенная нежность и мечтательная ясность - такова оказалась, в общих чертах, физиономия «античного» улуна. С каждым проливом настой набирал цвет, сделавшись в конце-концов соломенно-жёлтым.
Вкус выровнялся в отвлечённо цветочный и так, плавно и без всяческих эврик, держался на протяжении семи-восьми проливов. Чаепитие с Белой Дафной успокоило, отвлекло от мрачных мыслей и с лёгким скрипом отворило двери в тихий мартовский вечер.