Дилемма академиков

[tijd]

В ноябре 1981 находящийся в ссылке Андрей Сахаров начал голодовку протеста, требуя от советских властей выпустить за границу Елизавету Алексееву, жену его сына. В переданном на Запад сообщении он сетовал на то, что на его многократные обращения о помощи не откликнулось не толко советское руководство, но его бывшие близкие коллеги по работе над водородной бомбой - академики Зельдович и Харитон.

Год назад я обратился с просьбой о защите меня от заложничества к Президенту АН СССР А.Александрову и Вице-Президенту Е.Велихову, но также не имею никакого ответа, равно как на повторные телеграммы и письма Я.Зельдовичу, с которым меня связывали долгие годы совместной работы и, как я думал, дружеских отношений, и академику Ю.Харитону, руководителю учреждения, в котором я проработал 18 лет. В июне 1981 года я обратился с той же просьбой о помощи в деле Лизы к академику Капице П. и академику Б.Кадомцеву, занимающимся проблемой управляемой термоядерной реакции. Я. Зельдович ответил письмом, в котором он категорически отказался помочь мне, ссылаясь (необоснованно, по моему убеждению) на неустойчивость своего положения, что якобы проявляется в том, что его "не пускают дальше Венгрии". Зельдович - академик, как и я, он трижды Герой Социалистического Труда, имевший такой же, как и я, допуск к секретной информации, но не занимавшийся общественной и правозащитной деятельностью. Просил же я его, как и остальных академиков, не о публичных, а лишь о "кабинетных" действиях. Академики Ю.Харитон, П.Капица, Б.Кадомцев вообще ничего не ответили мне на мои письма Ответ Зельдовича, позиция других советских ученых были для меня горьким разочарованием не только в личном плане, но и как проявление пагубного ухода от ответственности, от возможности повлиять на события (я говорю не только о том, что связано со мной) - и притом вовсе не из принципиальных соображений, а по постыдно мелким причинам.
http://old.memo.ru/history/diss/chr/xtc63-59.htm



В 1993 Валерию Сойферу удалось получить допуск в Кремлевскую больницу, чтобы взять интервью у 89-летнего Юрия Харитона о его работе над атомным проектом под руководством Лаврентия Берии. Харитон в частности рассказал про то, как за спиной у них с Зельдовичем находилась специально подобранная бригада чистокровно русских ученых (в том числе Михаила Лаврентьева, будущего основателя новосибирского Академгородка), которые были готовы взять проект в свои руки, если первые испытания окончатся провалом, а еврейские физики будут соотвественно объявлены вредителями.

В. С.: Я хотел бы перейти к следующему вопросу. Поскольку в советской команде было много евреев, как они себя чувствовали, что с ними творилось, если в стране свирепствовала антисемитская кампания? Правда ли, что в 1949 или 1950 году группа математиков и физиков (и в их числе Н. Н. Боголюбов и М. А. Лаврентьев) обратились к Сталину с предостережением, что из-за засилья евреев в составе команды Арзамаса-16 задача создания атомной бомбы может или существенно затянуться, или вообще быть сорвана? Евреи якобы по их имманентной сути не могут работать честно и самоотверженно, и в силу этого их было бы правильно заменить на ученых «русских кровей». Правда ли, что Сталин ответа сразу не дал, а затем приказал Берии, во-первых, послать обратившихся к нему людей в Арзамас-16, чтобы они создали альтернативную команду, а во-вторых, распорядился учинить строгую проверку этого сигнала? Затем, правда ли, что в результате такого поворота событий и инициативы «чисто русских ученых» Сталин распорядился создать в Челябинске еще один секретный «ящик» - Челябинск-40?
Ю. Х. (долго думает): О том, что было в кабинете Сталина, я ничего не знаю, так же как ничего не знаю о решениях Сталина. Действительно, у нас в Сарове в какой-то момент появилась группа, в которую входили названные вами люди и еще несколько персон, в частности Ильюшин (имя и отчество не помню).
Среди них нерусских по национальности действительно не было. Они катались на лыжах, но в наши дела в целом не лезли. Физики, которые работали у меня с самого начала, были людьми высокой пробы - и в научном, и в личностном плане, людьми высокотворческими и самоотверженными. Поскольку в стране в это время в целом была нездоровая атмосфера (с нападками на евреев), то в какой-то мере это было и на объекте, но, мне кажется, в значительно более смягченном виде, чем в стране. В сильно смягченном виде. Конечно, в какой-то момент у нас вдруг появились и сукины дети, но крупные физики у нас были порядочными.<...>
В целом можно сказать, что, действительно, к нам была направлена группа русских по национальности ученых, которым было дано задание подменить нас, если первая бомба не получится, и среди них был М. А. Лаврентьев. То есть была подготовлена смена. Если бы у нас сорвалось, нас бы заменили. Но мы и сами считали, что работать надо с максимальной скоростью, потому что Америка нам противостояла. Хотя мы и получили многие материалы о конструкции и другие данные об американском проекте, но мы не могли исключить, что все эти данные просто американская фальсификация, что нас обманывают; и мы работали днем и ночью.
В. С.: А что за человек был Берия, по вашим личным впечатлениям?
Ю. Х.: Прямо скажем, из всего нашего частого общения у меня всегда были хорошие впечатления о нем. Он выслушивал мои аргументы, иногда задавал вопросы и старался добиться ясности в понимании наших нужд, а когда эта ясность достигалась, то принимал все меры к тому, чтобы волновавшая нас текущая проблема была разрешена в кратчайший срок. Это очень помогало в нашей работе.
Относительно зловещей роли Берии в репрессиях, которые он обрушивал под нажимом Сталина на страну, в репрессиях, которые, как теперь мы знаем, шли и от него непосредственно, я хочу сказать, что тогда, в те годы, мы многого не знали. Он внимательно относился к нашим запросам, а о другом у нас и времени не было задумываться.
https://trv-science.ru/2017/11/vodorodnuyu-bombu-my-sdelali-ranshe-amerikancev/



В опубликованном после его смерти личном письме математик Абрам Фет вспоминал о том, как его шокировало отсутствие рефлексии по поводу водородной бомбы для Сталина со стороны диссидентов из окружения Сахарова.

Я помню, как среди друзей Сахарова, искренних "правозащитников", я сделал, казалось бы, очевидное замечание, что он должен был испытывать угрызения совести. И тут одна женщина, во всех отношениях бескорыстная и смелая, сказала: "А чего же он должен был стыдиться?". Я был изумлён и нашёлся лишь возразить: "Ну, представьте себе, что какой-нибудь немецкий физик сделал для Гитлера атомную бомбу!". "Что же тут общего?" ответила она. И я вдруг понял, что для моих собеседников водородная бомба Сахарова была патриотическим подвигом. Это были лучшие из наших "диссидентов".
http://aifet.com/books/fet_v7.pdf



Но главное разочарование постигло Фета по поводу его учителей, великих математиков Андрея Колмогорова и Павла Александрова, после того, как в газете "Правда" за их подписью появилось письмо с осуждением Солженицына.

Замечу, что я приехал в Москву с уже сложившимися антисоветскими настроениями и, естественно, предполагал их у знаменитых математиков как нечто само собой разумеющееся. Я очень хорошо знал, что на эти темы не разговаривают. Естественно, я знал о “деле Лузина” только то, что было тогда напечатано в “Успехах”, и напечатанному не верил. Поэтому эволюция Московского мехмата, о которой я слышал, означала для меня лишь дальнейшие вторжения начальства, но не разочарование в моих учителях. <...>
Но статейка Александрова и Колмогорова по поводу Солженицына разрушила мою веру в учителей.
Дело не в том, кто такой Солженицын (что тогда было неясно), можно ли “простить” эту статейку в смысле христианского милосердия и т. п. Дело в унижении перед советским начальством людей, которые для многих  как и для меня  были образцом нашей старой интеллигенции, эталоном приличного поведения в этом неприличном мире. Я понимал, что они сделали это из страха за свой драгоценный мехмат. Но, конечно, к тому времени они уже потеряли и свой факультет, и самих себя.

Письмо выглядело так:

"С чувством глубокого удовлетворения мы восприняли известие о том, что Президиум Верховного Совета СССР лишил А. Солженицына гражданства и он выдворен за пределы нашей Родины. Советскую интеллигенцию отличает прежде всего высокая гражданственность, чувство долга перед народом и государством, бережное отношение к традициям и реликвиям народа, гордость за великие свершения советских людей, строящих коммунизм. В своих произведениях, опубликованных на Западе, А. Солженицын чернит наш общественный строй, оскверняет память павших в боях Великой Отечественной войны, намеренно представляет жизнь советских людей в искаженном виде. Тем самым он не только нарушил советские законы, но и посягнул на святая святых нашего народа. Он сам поставил себя вне нашего общества. Таким нет места на нашей земле.
П. АЛЕКСАНДРОВ, Академик, Герой Социалистического труда.
А. КОЛМОГОРОВ, Академик, Герой Социалистического труда
г. Москва"



По версии Маши Гессен, Александров и Колмогоров делали это не "из страха за свой драгоценный мехмат". КГБ шантажировал их гомосексуальной связью.

Маша Гессен: Я не видела таких публикаций, но знаю об этом очень давно. Естественно, я написала об этом не на основе какого-то тайного знания, а на основе воспоминаний современников и совершенно потрясающих дневников Колмогорова, которые опубликованы, и его переписки с Александровым, с которым они жили вместе больше 50 лет. Переписка тоже издана, и это, во-первых, увлекательнейшее чтение, во-вторых, не оставляет никаких сомнений в природе их отношений - это замечательная, красивая любовная переписка двух выдающихся людей. Из этой переписки, из дневниковых записей и документов совершенно понятно, что эти люди любили друг друга и жили вместе семьей.
Дмитрий Волчек: Вы об этом рассказываете в своей книге о Перельмане для того, чтобы показать, как строилось математическое обучение для одаренных детей в Советском Союзе. Где-то в глубине этого замысла пряталась древнегреческая идея мужского братства, тайной ложи с очень неявным эротическим подтекстом, верно?
Маша Гессен: Именно так. Колмогоров отличался от советских людей его поколения не только тем, что он был величайшим математиком 20-го столетия, не только тем, что он был фактически открытым геем в Советском Союзе, но еще и тем, что получил потрясающее культурное образование. Между двумя мировыми войнами он успел пожить в Берлине, когда там развивалась гей-культура начала 20-го века, он очень хорошо знал античную историю, он потрясающе разбирался в классической музыке. Он был в некотором смысле таким стереотипическим западным геем, которого мы себе можем представить по огромному количеству фильмов и романов или по личному общению. Удивительно было, что этот человек оказался в Советском Союзе и сумел воплотить свою мечту и построить целую образовательную систему - он же построил не одну школу, а фактически систему всего математического образования в Советском Союзе. В конце концов, его работа над учебниками математики для обычных школ закончилась скандалом и некоторые считают, что смерть Колмогорова после тяжелой болезни была результатом этого скандала.
https://www.svoboda.org/a/3550022.html



Учебниками математики для средней школы Андрей Колмогоров пытался привить советским детям навыки логического мышления, научив их отличать строгие доказательства от простых предположений.

Скандал с этими учебниками разразился в 1983, накануне 80-летия "величайшего математика 20-го столетия" и, как полагается, вырос на антисемитской почве. Одновременно вменяя в вину Колмогорову премию Вольфа от "государства, с которым СССР разорвал дипломатические отношения" (Израиля), авторы нападок утверждали, что его школьные учебники математики были коварно формализованы с расчетом "на нетипичное для основной массы населения ускоренное интеллектуальное развитие" (евреев). Стараниями других математиков скандал удалось замять, но он оставил отпечаток.
http://www.math.nsc.ru/LBRT/g2/english/ssk/polemics.html

Многочисленные привилегии, которые полагались советским академикам, сопровождались сложной системой коротких поводков, на которых их держала преступная власть.