А. Монахова. Судьбы жителей деревни Водлы Пудожского района Карелии

Apr 03, 2020 16:11



Я ездила в эту деревню в течение пятидесяти лет с 1962 года, с петрозаводскими специалистами, записывала фольклор и беседы с жителями, и на основе этих аудио и видеозаписей в 2012 году мы выпустили двухтомник «Дивная Водла-земля». Я хотела показать талант и высокий дух этих простых людей и как прокатилось колесо истории по их судьбам.

https://vk.com/photo25639875_286452669

https://vk.com/photo25639875_286452679

Да не Литва пришла с тотарамы,

Да не Москва да со боярамы,

Да я пришла да красна девушка

Да со своей да дорогой волёй.

Это отрывок из причитания невесты, которая приглашает тётушку на свадьбу. Почему же Москва со боярамы так же опасна, как давние враги? Потому что Москва в 15-м веке покорила Великий Новгород, а Водла входила в Обонежскую пятину Новгорода. В культуре Водлы соединилось новгородско-псковское влияние, более позднее влияние старообрядцев Выгозера, которые везли хлеб с юга по реке Водле, а в языке сохранились угрофинские корни от местных племён до русской колонизации.

Накатилась туча тёмная,

Да туча тёмная, огромная.

Ай туча на небо катиласи,

Да небо надвоё двоилосе.





Роскошный свадебный обряд, остатки которого чудом сохранялись до 30-х годов, народное зодчество и прикладное искусство - резные расписные прялки, ткачество, вышивка - свидетельствуют о высоком таланте местных жителей. Устоявшийся быт с тяжёлым трудом и красивыми, гостеприимными праздниками был разрушен октябрьским переворотом. Правда, перестали насильно выдавать замуж, не нужно стало приданое. Но трудолюбивые крестьяне названы кулаками - закулачены, разорены и выселены.

-Всё - дом, всё забрали, а этого бедного старика... А старик из бедной семьи был, да такой трудолюбивый был. Дак много, вишь, напахал там, на лошади нароспахивал, что много земли. Теперь разве такого бы закулачили?

- Это какой год-то был?

- Дак это в тридцатых годах. ... А потом сгорел этот дом. Манюшка (дочь) и сожгала.

Александра Фёдоровна Петрова рассказывает, как её отца Фёдора Кузьмича забякали (насильно назначили) председателем колхоза в 1931 году. Он обобществил скот и сено, а мужики отказались косить. На собрании ему пригрозили десятью годами тюрьмы.

- Он до дому не доехал, поехал в Сосновый, посёлок, там барак, да там и повесился. И написал записочку жены-то:«Прощай, Феня, прощай, дорогая! Знаю, что тебе будет трудно. Ну а мене всё равно десять лет дают. Мне не выжить, а я лучше из жизни ухожу. Живите по-хорошему. Батюшко, помогай!» Отец-то был, мой дедушко. А нас пятеро было, детей-то. Брат самый младший трёхнедельный остался, мамушка родила.

Потом репрессии начались. Брали кого попало, для количества. Конюх Иван Фёдорович Борисов, когда его забрали, поехал в худых валенках. Хорошие оставил маленькому сыну Шанюшке. Расстрелян на Чёрной Речке - 7 км от Пудожа к Каршеву. Там много захоронений.

Забрали старую Анастасию Гавриловну Льдинину.

- Приехал уполномоченный по выборам. Вроде она сказала, (кто его знат, он, говорят, сам повернул), что Сталину перву пулю в лоб. Приехали, ей забрали и дали десять лет. На десятом году она померла. Да кака-то зона особого внимания, то ли в Каргополе, то ли на Соловках кака-то тюрьма.

Ещё до войны начали закрывать «неперспективные» деревни. Все соседние деревни закрыли, жители переехали в Водлу. Нина Николаевна Павлова рассказывает о закрытии деревень на Салмозере:

- А закрывали сначала медпункт. Школу и медпункт. А куда детей девать? Надо же в первый класс вести. Потихоньку все и разъехались. Бедным-то старикам, они ещё до сих пор бы были живы. Они с тоски все умерли. Потому что бросили дома и всё бросили, поехали. Как не жалко было! Всё было жалко. А у нас таки места-то были! Семь деревень, два озера, посерёдке река. Поля высокие, зелёные. Травы-то мягкие такие!

До войны ещё сохранялись какие-то традиции. Самыми почётными гостями были учитель, поп и доктор. Первыми учителями и были священники.

Началась война, всех мужчин забрали на фронт. Марфе Акимовне Ковиной пришлось стать председателем колхоза, она устраивала эвакуированных. Анну Ивановну Ломову и ещё двух женщин заставили быть охотниками.

- Фронту требовалось мясо. За зиму 1942-43 года добыли 47 лосей. На эти деньги был куплен танк для фронта.

Во время войны голодали. Хлеб мешали с толчёной соломой, ели лебеду, пили сосновый,  берёзовый сок. Общее горе выявило характеры людей. Дочь ослепшей Анны Ивановны Тарасовой помнит, как они с мамой накопали мороженой картошки, которую колхоз не убрал, так председатель колхоза вырвал буквально у детей изо рта и выбросил. А другой председатель принёс женщине с больной ногой глину: помажь, может, поможет.

Нина Николаевна Павлова:

- Но жили, народ был дружный, работал весь. И мы так жили все очень союзно. Горе и радости - всё делили пополам.

Устраивали вечёрки, пели частушки, чтобы забыть на время о горе. Работали и дети. В Водлинской школе было 4 класса, потом девочки традиционно работали почтальонами, носили тяжёлые сумки через лес с волками в соседние неблизкие деревни.

Николай Иосифович Русалеин:

-У нас здесь в деревне 18 молодых парней ушло, и ни один не вернулся.

Анна Матвеевна Коновалова:

- Всю, что в деревне было молодёжи 25-го, 22-го года - никто не пришёл, всех убили в войну. Только старики, которы последни тут, некоторы приходили, и то много убили. Много людей убило в войну.

А их, незамужних девушек, отправляли в половодье сплавлять срубленные ими зимой деревья в реку и по реке вниз.

-  Мы бегали по брёвнам босы, как обезьяны.

- Сколько девушек поумирало! И мужики все простыли и рано умерли.

Зинаида Егоровна Щетько была на фронте санитаркой, имела две награды - две Победы - Победа над Германией и Победа над Японией:

- Кто кричит, кто плачет, кто просит: «Добейте!» Вот, всего было. Добра не было, горе было.

Победа. Валентина Алексеевна Борисова жила в соседней деревне, а училась в школе в Водле, в интернате. Вспоминает:

- Учительница прибежала: «Ребятки, война кончилась! Идите все домой!» Ну, а у нас, видно, толку-то ещё не было, мы пришли в интернат. Да знаем, у кого брат убитый, у кого отец убитый, мы завалились по кроватям и ревим. Парни на нас ругаюццы, ребята-то.

После войны на лесозаготовках стали платить, а в колхозах работали за галочки. Колхозы развалились. Леспромхоз завербовал рабочих из Белоруссии, построили барачный посёлок, началось пьянство и воровство. До этого не знали ни замков, ни заборов.

В 2000 году сгорела деревянная церковь Троицы. Мальчишки, наслушавшись про «опиум для народа», развели в ней костёр. Вспоминает бригадир подсобного хозяйства Алексей Прокопьевич Васюнов:«Ведь мне церковь давным-давно запрещали. Приказ какой-то был: надо ликвидировать церковь. …Вот наша церковь ликвидировалась, бажоная! Умерла, сгорела наша церковь. Сколько я охранял её, бедную!

Хочу рассказать об одном семействе Льдининых-Богдановых родом из соседней деревни Нижний Падун. Пелагея Фёдоровна Льдинина 1900 г.р. и Матрёна Фёдоровна Богданова 1907 г.р. - сёстры. Отец их утонул на пороге в реке Ваме, когда Поле было три года. Муж Матрёны Фёдоровны до войны был председателем сельсовета, потом пошёл на фронт и погиб в конце войны. Матрёна Фёдоровна осталась с пятерыми детьми. Дочь её вспоминает, как её мама получила похоронку и кричала:«Как я теперь буду жить без него? Как мне вас вырастить?» Вырастила и завещала детям «в одних пестрилах» вырастить своих детей, т.е. хранить семью. Всю жизнь она вспоминала свою любовь с мужем и их любимую песню:

Помнишь ли, милая, ветви тенистые?

Она была спокойная, сдержанная, доброжелательная. На престольный праздник Иванов день она с 4 утра и весь день пекла и угощала всех пришедших из соседних деревень. Внучка её Лариса Витальевна Данченко стала мэром Пудожа.

А Пелагея Фёдоровна была вспыльчивой, но отходчивой. Её любимой песней была «То не ветер ветку клонит». Муж ей изменял, она предложила ему уйти. Он женился на другой женщине с пятерыми детьми. Но к Пелагее приходил, общался с сыном Ваней. Она говорила: «Люди делают зло, а ты на зло делай добро». На войне погиб старший сын Витя. Бывший муж Степан Ефимович Льдинин стал полным кавалером Ордена Славы. Сын Иван учился в ФЗУ, потом работал в лесу. Женился на Матрене Матвеевне Льдининой 1924 года рождения - женщине исключительной тонкости, деликатности, интеллигентности. Во время войны она работала на оборонных работах, потом на заводе в Петрозаводске, отпросилась к маме в деревню. От колхоза послали лес рубить, там работал десятником Иван Степанович. Он уговорил её выйти за него замуж.

- Я сначала в Падун вышла. Дак приехала туда, говорят: «Ой, у Ивана така жена хорошая, она так песни поёт хорошо!» У меня раньше голос так хорошо бежал.

О красоте женщины как-то в Водле не говорят, а вот голос отмечают. А Мотя всю жизнь была и красива тонкой красотой, и песни пела нежно. И вот эта красавица пилила брёвна и гордилась тем, что выполняла норму наравне с мужчинами:

- Мы с им поперечкой как начнём взад да вперёд водить! Мы с им выполняли хорошо норму, и получали хорошо. Я хоть и женщина была, но я работала хорошо. Меня потом, иди-ко, говорят, десятником.

Мотя осталась с пятерыми детьми, когда Иван утонул. Инженеры позвали его на рыбалку, лодка перевернулась в пороге. Приехал начальник из Пудожа, поплакал с ней. В Пудоже её принял, угостил чаем, помог оформить хоть по 50 рублей до пенсии. Она и за это благодарна. Мотя осталась с Пелагеей Фёдоровной, та переживала, ослепла. Мотя растила детей одна. Многие сватались, но она отказывала: то ли верность хотела сохранить, то детям неродного отца не хотела.

- Семь лет после Ивана держала корову, ребят подкормить молоком. Я ребят возьму на пожню. Один одного меньше, я всех на пожню тяну. Сначала Валя научилась косить, потом Витя, и всех научила косить. И все они у меня - сено сграбляли и всё делали. Только один Володя ещё маленький, четыре года, дак тот не умел. И то скажешь, что сграбь там сено, и он сграбит и тоже тащит маленько. И вот так и жили.

Коровушка потом не погуляла. Ялова, так называют. Мне стало тяжело держать корову. Хлев весь сгнил. Пришлось сдать в Пудож. …Коровы там кричат. Я в окошечко гляжу: «Зорька, Зорька!», а сама плачу. Так жалела ей!

Рассказывая о своей тяжёлой жизни, она не жаловалась, а с благодарной улыбкой вспоминала, какие добрые люди ей встречались и помогали. Чего только она не пережила! Случайно попала под грузовик, который вёл её сын.  Два месяца лежала в больнице в Пудоже.

- Ну такие хорошие мне в палате люди попались! Не знаю даже, не найти таких. Вот я говорю, есть люди хорошие. Ухаживали, кормили меня.

И всем врачам, и в больнице, и в роддоме, она так благодарна.

- Вот так и жила с ребятами. Как говорят, и горюшка хватила, и что? Надо жить, надо ростить. Вот так я их выростила. Ну ребята, правда, у меня хорошие. Они у меня не хулиганы, не воровали, с людями относились хорошо. Тут многие в Водле говорили: «Одна ростила ребят, но ребята хорошие выросли».

Матрёне Матвеевне было 84 года.

- Тут в марте я гуляла по улице около дома, ходить ведь надо. Идёт мужчина, не старый, и говорит:«Здравствуйте». Я говорю: «Здравствуйте», а сама думаю: «Я его не знаю». А он говорит:«Какая Вы красивая женщина!» и поцеловал в щёку. Я отвернулась, а он в другую щёку поцеловал.



Недавно узнала о её смерти.

Жили люди в тяжёлых условиях, но не озлобились. Работали и любили. Анна Николаевна Павлова рассказывает, как её жених Игорь ходил к ней на свидание мимо часовенки в Нижнем Падуне:

- Потом он всё это вспоминал - этот колокольчик: «Ну этот колокольчик всегда - дзинь, дзинь! Я дойду, - говорит, - до часовенки, а он - дзинь, дзинь! Это нам судьба была. Мне колокольчик предсказал». Ни от часовни, ни от деревни не осталось и следа.

Леспромхоз немного продлил жизнь Водлы, другие деревни к северу давно умерли. Теперь лес вырубили, леспромхоз уехал и оставил Водлу на произвол судьбы. Живут одной картошкой. Приезжают «предприниматели», возят жителей на автобусах в лес собирать ягоды и грибы. При мне клюкву принимали за рубль кг, а продавали за 100 р. Продукты покупают в долг, летом расплачиваются и опять в долг. Была когда-то молочная ферма, доярки состарились, молодые не захотели работать, ферма развалилась. Держали раньше коров, овец, свиней, кур. Это было тяжело, уехать, например,  в город к врачу нельзя, некому оставить скотину. Из-за этого умерла молодая женщина Дуся, оставив годовалого первенца. Молодёжь уезжает в Пудож, в Петрозаводск. Ребята мечтают об армии, потом не возвращаются. В деревне почти никого не осталось. В посёлках живут в продуваемых бараках.

Судьба Водлы - судьба многих деревень Карелии и всей России. Талантливый народ -  и абсурдные условия жизни. Это наша история.

Хочу закончить высказываниями Нины Григорьевны Башкировой, не сломленной жизнью:

- В поле пойдём, косить ли, жать ли, поём песни, будто нам не тяжело.

- Всю жизнь живу в деревне, люблю землю, и мне всё нравится. Хоть ради Христа работала (бесплатно), а люблю на земле работать. Знаю, как хлеб ростить. Второго августа у нас празднуют в Кумбасозере - Ильин день, и она цветёт, рожь. Я выйду на крыльцо, а рожь цветёт: где зёрнышко будет, там палочка и кака-то тычинка, и катышок. Колышется, как волнами идёт.

Бедный наш народ, только роботали. А государство - ничего! Никому!

Каргополь, Соловки, Нижний Падун, Анна Монахова, история Пудожья, диалектизмы, леспромхоз, Салмозеро, Сталин, Водла, доброта

Previous post Next post
Up