Александр Костин. БАБИЙ ВЕК (Окончание).
Женщины у власти
С тех пор, как на Руси появились женщины, облеченные властью, к ним стали обращаться за помощью, видимо, лелея тайную надежду на особую отзывчивость женской души. Если говорить о нашей Пудоге, то прежде всего вспоминается слезное челобитье к «Великой Государыне благоверной царевне и великой княжне Софие Алексеевне», отправленное в конце 17 века монахами Муромского монастыря. Правда, здесь же, наряду с царевной Софьей, прошение адресовано к ее братьям Ивану и Петру (будущему императору), но ясно, что те, по малолетству, в государственных делах мало что понимали, а все решения принимала именно Софья. А жаловались челобитчики тоже на женщину, игуменью Неонилу, которая с помощью интриг изгнала муромских старцев из их обители: «Мы напрасно разорены и меж дворов скитаемся…». По всей вероятности, именно обращение к царевне помогло старцам вернуться в родные пенаты.
В другом случае прошение было адресовано монаршей особе рангом повыше, а именно, императрице Анне Иоанновне. Житель Кодозерского скита Егор Кузнецов, передал ей лично в руки жалобу на руководство Выгорецких скитов, но в результате отправился в Тайную канцелярию, где из него выбили нужные признания. Как следствие, крамольник сам пострадал за свою «ябеду» и был выслан в места не столь отдаленные.
В отличие от царевны и императрицы, Н. К. Крупская не имела высоких государственных постов, но обладала громадным авторитетом, как жена В. И. Ленина. В 1930-е годы она одно время занималась библиотечными делами на всесоюзном уровне, поэтому, видимо, именно к ней обратились пудожане с просьбой помочь в получении помещения для библиотеки. Обращение помогло, и пудожские книголюбы получили здание, в котором долгое время находилась библиотека, на площади Павших борцов. Кстати, она же в 1918 году помогла пудожским учителям, приехавшим в Москву, в посещении Московского кремля. Об этом с благодарностью вспомнил в 1939 г., на траурном митинге памяти Крупской в Пудоже, учитель А. Стратонников.
Еще одна известная женщина, Е. П. Пешкова, вообще не имела никакого государственного поста. Но, во-первых, она была единственной официальной женой М. Горького, а, во-вторых, долго возглавляла Общество помощи политзаключенным. Именно к ней в 1929 г. обратилась Е. Вильчинская, с просьбой помочь освободить из заключения мужа, арестованного по подозрению в шпионаже. Оба они - бывшие пудожане, как и их сын. Однако это обращение, как видно, не помогло, Вильчинская в 1935 г. была выслана с сыном на 5 лет в один из лагерей Актюбинской области Казахстана.
Конечно, случаев обращения пудожан к женщинам при власти гораздо больше, чем в моем списке. Наверняка наши земляки, особенно пудожанки, обращались за помощью к председателю Комитета советских женщин В.Терешковой. А в последние годы - к нашему депутату Госдумы В.Пивненко. И в каких-то случаях получали помощь.
Потерпевшие и обвиняемые
В продолжение «женской» темы хочу обратиться к преступности. Здесь женщины выступали в разных ролях: жертвы, организатора, исполнителя преступления. Жертвой самого, пожалуй, громкого преступления в истории старого Пудожья стала дочь священника Нигижемско-Георгиевского погоста (нынешнее Каршево) Иринья Студитова. 22 апреля 1878 года она была найдена в своем доме мертвой с ранением на голове, нанесенным острым орудием. По горячим следам убийство не было раскрыто, а главный подозреваемый, местный крестьянин Ф. Оськин, отправился в тюрьму по другому делу. Однако когда Оськин на следующий год освободился и вернулся в Каршево, то остался в сильном подозрении по обвинению его в убийстве дочери священника. Потому-то местный урядник (и самый известный из пудожских сыщиков того времени), Присошков, получил указание от начальства негласно следить за образом жизни и поведением Оськина. Присошков, «делая негласные розыски и действуя с крайней осмотрительностью», обнаружил у некоторых местных крестьян серебряные рубли старого чекана , «ограбленные во время убийства Студитовой, причем на некоторых из них сохранились капли засохшей крови», а затем нашел свидетеля убийства, совершенного Оськиным. В результате убийца был, по распоряжению судебного следствия, заключен в «тюремный замок». Добавлю от себя, что отец несчастной Ириньи, ушедший в могилу за несколько лет до гибели дочери, помимо пастырского служения, первым начал обучение детей своих земляков и был местным краеведом. А земляки ответили черной неблагодарностью за все его добрые дела.
Раз уж я вспомнил Присошкова, то приведу еще три его дела, в которых обнаружился «женский» след. В 1879 г. житель д. Подбережской (сейчас Нигижма) Ф.Симонов заявил, что у него во время местной Пречистенской ярмарки было в доме много крестьян и кто-то украл постель и простыню. Присошков, «вычислив» подозреваемую, пришел к ней и в ходе обыска нашел похищенное. В другом случае этот урядник, получив заявление крестьянина д.Гора Яковлева (нынешняя Нигижма) о том, что из его кладовки похищены мука и другие жизненные продукты, немедленно начал розыски. Они привели к крестьянке из той же деревни, которая в краже созналась. Наконец, в третьем случае тот же Присошков, получив заявление от солдатской жены из д. Мошниковой о краже у нее денег в сумме 12 рублей, заподозрил крестьянку той же деревни, которая «после убеждения ее урядником», созналась в краже. Умел, видимо, Присошков убеждать…
В отличие от Присошкова, уряднику Коловской волости Иванову пришлось решать более сложную задачу. В 1878 г. к нему поступило заявление пудожанина, титулярного советника Тервинского, о краже из его дома карманных серебряных часов, в чем Тервинский «заподозрил одно лицо, проживающее в г. Пудоже и часто посещающее его». Узнав, что это лицо после кражи посещало деревню Мячевскую, Иванов отправился туда и убедился в том, что похищенные часы заложены за 7 рублей местной крестьянке. В присутствии Тервинского часы были изъяты у некоей Борисовой. Остается загадкой, что это было за «лицо», которое часто навещало Тервинского, и в каких отношениях оно было с потерпевшим. А Иванов, конечно, молодец, действовал, как настоящий «профи».
Завершаю свою «уголовную хронику» судебным делом, фигурант которого, будучи женщиной, особого сочувствия не вызывает. Я имею в виду дело крестьянки Коловской волости М. Свиньиной (1897 г.). Обвинялась она в оскорблении действием своего волостного старшины, т. е. представителя власти. Цитирую материалы дела:«Он явился взыскивать с мужа её какие-то деньги, и за неуплатою, приступал к описи имущества. Жалко стало бабе своего добра, загорелось ее ретивое (т. е. сердце - А. К.) и она пошла войной на старшину со своим неизменным оружием - ухватом: угостила им старшину раз, хотела еще - да люди помешали. Однако, сознаться в своем геройстве пред судом она побоялась и уверяла честью, что не прикасалась к старшине. Видел суд ее невежество - и приговорил ее только к аресту при полиции на 2 недели».
Так что получила Свиньина по заслугам, чего уж тут говорить, и жертвой ее никак не назовешь. Хотя и назвать преступницей тоже язык не повернется.
С тех пор, как на Руси появились женщины, облеченные властью, к ним стали обращаться за помощью, видимо, лелея тайную надежду на особую отзывчивость женской души. Если говорить о нашей Пудоге, то прежде всего вспоминается слезное челобитье к «Великой Государыне благоверной царевне и великой княжне Софие Алексеевне», отправленное в конце 17 века монахами Муромского монастыря. Правда, здесь же, наряду с царевной Софьей, прошение адресовано к ее братьям Ивану и Петру (будущему императору), но ясно, что те, по малолетству, в государственных делах мало что понимали, а все решения принимала именно Софья. А жаловались челобитчики тоже на женщину, игуменью Неонилу, которая с помощью интриг изгнала муромских старцев из их обители: «Мы напрасно разорены и меж дворов скитаемся…». По всей вероятности, именно обращение к царевне помогло старцам вернуться в родные пенаты.
В другом случае прошение было адресовано монаршей особе рангом повыше, а именно, императрице Анне Иоанновне. Житель Кодозерского скита Егор Кузнецов, передал ей лично в руки жалобу на руководство Выгорецких скитов, но в результате отправился в Тайную канцелярию, где из него выбили нужные признания. Как следствие, крамольник сам пострадал за свою «ябеду» и был выслан в места не столь отдаленные.
В отличие от царевны и императрицы, Н. К. Крупская не имела высоких государственных постов, но обладала громадным авторитетом, как жена В. И. Ленина. В 1930-е годы она одно время занималась библиотечными делами на всесоюзном уровне, поэтому, видимо, именно к ней обратились пудожане с просьбой помочь в получении помещения для библиотеки. Обращение помогло, и пудожские книголюбы получили здание, в котором долгое время находилась библиотека, на площади Павших борцов. Кстати, она же в 1918 году помогла пудожским учителям, приехавшим в Москву, в посещении Московского кремля. Об этом с благодарностью вспомнил в 1939 г., на траурном митинге памяти Крупской в Пудоже, учитель А. Стратонников.
Еще одна известная женщина, Е. П. Пешкова, вообще не имела никакого государственного поста. Но, во-первых, она была единственной официальной женой М. Горького, а, во-вторых, долго возглавляла Общество помощи политзаключенным. Именно к ней в 1929 г. обратилась Е. Вильчинская, с просьбой помочь освободить из заключения мужа, арестованного по подозрению в шпионаже. Оба они - бывшие пудожане, как и их сын. Однако это обращение, как видно, не помогло, Вильчинская в 1935 г. была выслана с сыном на 5 лет в один из лагерей Актюбинской области Казахстана.
Конечно, случаев обращения пудожан к женщинам при власти гораздо больше, чем в моем списке. Наверняка наши земляки, особенно пудожанки, обращались за помощью к председателю Комитета советских женщин В.Терешковой. А в последние годы - к нашему депутату Госдумы В.Пивненко. И в каких-то случаях получали помощь.
Потерпевшие и обвиняемые
В продолжение «женской» темы хочу обратиться к преступности. Здесь женщины выступали в разных ролях: жертвы, организатора, исполнителя преступления. Жертвой самого, пожалуй, громкого преступления в истории старого Пудожья стала дочь священника Нигижемско-Георгиевского погоста (нынешнее Каршево) Иринья Студитова. 22 апреля 1878 года она была найдена в своем доме мертвой с ранением на голове, нанесенным острым орудием. По горячим следам убийство не было раскрыто, а главный подозреваемый, местный крестьянин Ф. Оськин, отправился в тюрьму по другому делу. Однако когда Оськин на следующий год освободился и вернулся в Каршево, то остался в сильном подозрении по обвинению его в убийстве дочери священника. Потому-то местный урядник (и самый известный из пудожских сыщиков того времени), Присошков, получил указание от начальства негласно следить за образом жизни и поведением Оськина. Присошков, «делая негласные розыски и действуя с крайней осмотрительностью», обнаружил у некоторых местных крестьян серебряные рубли старого чекана , «ограбленные во время убийства Студитовой, причем на некоторых из них сохранились капли засохшей крови», а затем нашел свидетеля убийства, совершенного Оськиным. В результате убийца был, по распоряжению судебного следствия, заключен в «тюремный замок». Добавлю от себя, что отец несчастной Ириньи, ушедший в могилу за несколько лет до гибели дочери, помимо пастырского служения, первым начал обучение детей своих земляков и был местным краеведом. А земляки ответили черной неблагодарностью за все его добрые дела.
Раз уж я вспомнил Присошкова, то приведу еще три его дела, в которых обнаружился «женский» след. В 1879 г. житель д. Подбережской (сейчас Нигижма) Ф.Симонов заявил, что у него во время местной Пречистенской ярмарки было в доме много крестьян и кто-то украл постель и простыню. Присошков, «вычислив» подозреваемую, пришел к ней и в ходе обыска нашел похищенное. В другом случае этот урядник, получив заявление крестьянина д.Гора Яковлева (нынешняя Нигижма) о том, что из его кладовки похищены мука и другие жизненные продукты, немедленно начал розыски. Они привели к крестьянке из той же деревни, которая в краже созналась. Наконец, в третьем случае тот же Присошков, получив заявление от солдатской жены из д. Мошниковой о краже у нее денег в сумме 12 рублей, заподозрил крестьянку той же деревни, которая «после убеждения ее урядником», созналась в краже. Умел, видимо, Присошков убеждать…
В отличие от Присошкова, уряднику Коловской волости Иванову пришлось решать более сложную задачу. В 1878 г. к нему поступило заявление пудожанина, титулярного советника Тервинского, о краже из его дома карманных серебряных часов, в чем Тервинский «заподозрил одно лицо, проживающее в г. Пудоже и часто посещающее его». Узнав, что это лицо после кражи посещало деревню Мячевскую, Иванов отправился туда и убедился в том, что похищенные часы заложены за 7 рублей местной крестьянке. В присутствии Тервинского часы были изъяты у некоей Борисовой. Остается загадкой, что это было за «лицо», которое часто навещало Тервинского, и в каких отношениях оно было с потерпевшим. А Иванов, конечно, молодец, действовал, как настоящий «профи».
Завершаю свою «уголовную хронику» судебным делом, фигурант которого, будучи женщиной, особого сочувствия не вызывает. Я имею в виду дело крестьянки Коловской волости М. Свиньиной (1897 г.). Обвинялась она в оскорблении действием своего волостного старшины, т. е. представителя власти. Цитирую материалы дела:«Он явился взыскивать с мужа её какие-то деньги, и за неуплатою, приступал к описи имущества. Жалко стало бабе своего добра, загорелось ее ретивое (т. е. сердце - А. К.) и она пошла войной на старшину со своим неизменным оружием - ухватом: угостила им старшину раз, хотела еще - да люди помешали. Однако, сознаться в своем геройстве пред судом она побоялась и уверяла честью, что не прикасалась к старшине. Видел суд ее невежество - и приговорил ее только к аресту при полиции на 2 недели».
Так что получила Свиньина по заслугам, чего уж тут говорить, и жертвой ее никак не назовешь. Хотя и назвать преступницей тоже язык не повернется.