ПОЯСНЕНИЕ СИТУАЦИИ С МОО «ЕКПП». ВЫПУСК ВОСЬМОЙ

[psyletopis]

Этот и пара следующих выпусков, полагаем, будет особо интересны именно «секте единомышленников и адептов ММР (т.е. Михаила Михайловича Решетникова)», как они полюбили ныне себя именовать.
Ведь помимо заключительного выпуска наших пояснений, который будет посвящен прогнозу дальнейшего развития «ситуации с МОО ЕКПП», т.е. общему будущему этой группы и ее членов/участников, которое их не может не интересовать, немалый интерес для них несомненно представляет и то прошлое, которое их породило, сформировало и привязало в режиме групповой навязчивости к идеям и организационным инициативам их «тотемного вождя».
Прошлое, которое и породило в конечном итоге тот «казус МОО ЕКПП», который мы всего лишь нейтрально и равноудаленно анализируем, а они - реально и предельно заинтересованно переживают. Переживают и, как люди в той или иной степени все же причастные психоанализу, не могут не догадываться, что симптоматика их нынешнего состояния не реактивна, как им кажется, не связана с их эмоциональными реакциями на конкретные обиды и разочарования, на действия конкретных людей, проективно наделяемых ими статусами обманщиков, врагов и/или предателей.
Эта симптоматика, как ей и положено, есть лишь послание из прошлого, проявление тех нерешенных в прошлом проблем, которые были вытеснены, отсечены от реальности, подавлены групповыми иллюзиями и замаскированы групповыми мифами (типа «мифа о репрессированном психоанализе»). Вытеснены, отсечены, подавлены, замаскированы, но по-прежнему живы и активны в стремлении к своему разрешению. И они будут симптоматически «кошмарить» ту наиболее массовую часть отечественного психоаналитического сообщества, коротая производна от феномена «коммерческого психоаналитического обучения», до тех пор, пока эту глубинную проблематику нам не удастся сформулировать, понять и принять как корпоративную задачу, как запрос на изменение. И касается это, как многие из вас уже поняли, не только той небольшой группы «адептов ММР», которые симптоматически породили «казус МОО ЕКПП», нами тут анализируемый.

Так что же это за история и как она началась?
Давайте еще раз вспомним ситуацию, в которой начался процесс легализации в России (а тогда еще - в РСФСР, федеративной республики в составе СССР) и организационного оформления психоанализа (и как знания, и как исследования, и как терапевтической практики).
Немногочисленные группы, сформированные на пороге 90-х годов на основе семинаров, проводимых зарубежными коллегами в Москве и Ленинграде (РПА, МПО, АГРА и др.), изначально ориентировались на освоение опыта исключительно клинической работы. Достаточно, к примеру, сказать, что в Москве ориентированная на тренинг по стандартам IPA группа организовалась при Психоэндокринологическом Центре и кафедре психоэндокринологии Московского НИИ психиатрии; в Ленинграде психоаналитическая лаборатория, созданная с теми же целями, была организована в Ленинградском институте усовершенствования врачей-экспертов, а подготовка групп-аналитиков по сертифицированной программе Лондонского института групп-анализа проводилась на базе ленинградского Городского психоневрологического диспансера №7 (у Нарвских ворот). Определенная, хотя и менее систематическая, психоаналитическая подготовка с участием зарубежных специалистов из США и Германии проводилась и в Психоневрологическом институте имени В.М.Бехтерева.
Слушатели, посещавшие эти семинары и через них вошедшие в алгоритм профессионального психоаналитического тренинга (большинством из них сегодня, тридцать лет спустя, уже завершенного) изначально ориентировались на психоанализ как методику терапевтического воздействия. Вот, к примеру, тематика обучающих семинаров, проводимых в РПА приезжающими зарубежными коллегами: «Психоанализ пациентов с сексуальными девиациями» и «Психоанализ пациентов - преступников» (1993, Брайан О’Нилл,  Британская психоаналитическая ассоциация); «Психоаналитическая терапия больных СПИДом», «Булимические проблемы у подростков» (1994, Мариан Бергер, БПА); «Общие принципы современной психоаналитической терапии» (1994, Рой Аруффо, Американская психоаналитическая ассоциация).
Участниками подобного рода групп были врачи (по большей части - врачи-психиатры), а также - медицинские (клинические) психологи, которых тогда готовили иначе чем сегодня - посредством деятельного погружения в реальную психиатрическую практику (так, к примеру, студенты психфака ЛГУ, специализировавшиеся по медицинской психологии,  после третьего курса практически полностью переходили в Бехтеревский институт, где слушали лекции и участвовали в клинических разборах выдающихся и уникальных специалистов ленинградской психиатрической школы).

В то же время, как показал тот же Тбилисский конгресс 1979 года по проблемам исследования бессознательного (неосознаваемых психических процессов) с его четырьмя огромными томами материалов с сотнями тезисов и текстов докладов, в СССР, и прежде всего - в Москве, Ленинграде и Тбилиси, над этой темой, помимо психиатров, психотерапевтов и клинических психологов работали многочисленные группы философов, культурологов, психо- и нейролингвистов, психологов, нейропсихологов, психо- и нейрофизиологов, хорошо знавших психоаналитическую литературу, в том числе и зарубежную, и занимающихся многолетними исследованиями феномена «бессознательного психического».
В советский период под неявным запретом была именно клиническая практика психоанализа, которая проводилась либо полулегально, либо же - под иными наименованиями (например - под именем патогенетической психотерапии). Психоаналитические же исследования, также порою без упоминания термина «психоанализ» (который порою заменяла «теория неосознаваемой установки» Узнадзе), проводились повсеместно и весьма результативно.
Центрами таких исследований стали прежде всего профильные институты Академии наук; в Москве - Институт психологии, Институт философии, Институт истории естествознания и техники, Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН), Институт нормальной физиологии АМН, Институт неврологии АМН, НИИ общей и педагогической психологии АПН, и др.; в Ленинграде - Институт эволюционной физиологии и биохимии им. И. М. Сеченова; в Тбилиси - Институт философии АН Грузинской ССР и Институт психологии им. Д.Узнадзе АН Грузинской ССР, а также - университетские факультеты: психологические (в Москве и Тбилиси) и философские (в Москве и Свердловске).Стоит тут также назвать, как это ни парадоксально, и психологов из Военно-политической Академии им. В.И.Ленина (позднее - Гуманитарной Академии Вооруженных сил РФ, а ныне - Военного Университета МО РФ).
Ряд представителей подобного рода академических и университетских групп ко второй половине 80-х годов стали признанными экспертами в области психоаналитической теории и исследовательской методологии, причем экспертами мирового уровня. Достаточно зазвать такие имена в области философских исследований бессознательного как Н.Автономова, П.Гуревич, В.Лейбин, В.Подорога, А.Руткевич, А.Спиркин, в области психологических исследований - А.Асмолов, В.Зинченко, В.Крук, М.Магомед-Эминов, и др.

Те же группы кандидатов, в основном - врачей и клинических психологов, которые через систему обучающих семинаров IPA/EFP выходили на реализацию международных стандартов профессионального психоаналитического тренинга, принимали позицию зарубежных коллег, эти семинары проводивших. Которые полагали, в силу отсутствия у них соответствующей информации, что работают на абсолютной целине. Что в отличие от Праги и Будапешта, а в чем-то  даже и Белграда с Вильнюсом, в Москве и Ленинграде нет никакого «психоаналитического бэкграунда». И психоаналитическую подготовку тут нужно проводить с нуля, не опираясь на традицию, а начиная с самых примитивных азов.
Все, кто в то время попадал на «теоретические семинары» приезжавших в Россию членов зарубежных психоаналитических сообществ (чаще всего это были американцы и англичане), хорошо помнят это странное чувство, когда переводчик в режиме полуимпровизации или (в идеальном варианте) с листа заранее приготовленного текста блоками выдавал аудитории одно и тоже - рассказы о феноменах переноса и контрпереноса из курса элементарной психоаналитической пропедевтики.
И этот с нашей точки зрения примитивный уровень усвоения психоаналитической теории нам транслировали статусные и безусловно опытные зарубежные психоаналитики, имеющие за плечами многие и многие тысячи часов клинической практики. Транслировали с доброжелательными улыбками, с искренней готовностью помочь (с их точки зрения) «дикарям», никогда не слышащим о психоанализе. Транслировали, вместо того, чтобы привлечь к теоретической части подобного рода «обучающих семинаров», проводимых практикующими клиницистами IPA и EFP, а также - лондонских Центр Анны Фрейд и Института групп-анализа, российских философов, психологов, психофизиологов, нейроспециалистов и прочих носителей психоаналитической теории и исследовательской методологии. Да и самим их послушать…
А порою необходимость подобного рода теории и методологии вообще отрицалась. Кандидатам же выдавались некие отрывки из статей по различным аспектам психоаналитической техники и клинических руководств по психоаналитической психотерапии. Что, по нашему мнению, способствовало изначально широкому и доныне расширяющему интересу в России к «лакановскому толку» в современном психоанализе, где интерес кандидатов к философии, культурологии, лингвистике, даже - к логике и математике, не просто допускался, но тщательно поощрялся и культивировался.
Да и Фрейд, как мы помним, психоаналитическое обучения отнюдь не ограничивал терапевтической парадигмой: «… Образование врача кажется мне трудоемким околь­ным путем для получения аналитической про­фессии. Хотя оно и дает аналитику многое, что ему, безусловно, необходимо, оно, кроме того, слиш­ком сильно загружает его тем, что он никогда не будет применять, а также приносит с собой опас­ность, что его интересы, как и его способы мыш­ления, будут удаляться от видения психических феноменов. План занятий для аналитиков еще нужно создать. Он должен охватывать как науч­но-гуманитарный материал, психологический, культурно-исторический, социологический, так и анатомический, биологический, эволюционный. При этом необходимо столь многому обучить, что совершенно оправдается устранение из преподава­ния всего, что не имеет прямого отношения к ана­литической деятельности и лишь косвенно может помочь в воспитании интеллекта и научной на­блюдательности, как и всякое другое обучение. Против всего этого можно легко возразить, что та­кой аналитической высшей школы нет, что это лишь идеальное требование. Конечно, это идеал, но такой, который может быть реализован и дол­жен быть реализован» (1926, Проблема «любительского анализа». Дискуссия с посторонним).

Но мы немного отвлеклись от анализа конкретной проблемы, породившей в итоге весьма серьезные последствия, типа анализируемого нами «казуса МОО ЕКПП».
Наименование этой проблемы нам уже известно: коммерческий психоаналитический институт, имеющий лицензию на дополнительное (очень редко - высшее) профессиональное образование и набирающих «с улицы» всех желающих, готовых заплатить за право получить по итогам обучения диплом «психоаналитика» с правом профессиональной деятельности в области «психоанализа» (варианты - «психоаналитического консультирования», «психоаналитической психотерапии», и т.п.).
Вы спросите - ну и что? Во всем мире работают психоаналитические институты. Почему тогда они традиционно хороши, а вот то, что возникло в начале 90-х в России - по определению плохо и патогенно?
Ведь мы лишь копировали западный опыт: тот же Михаил Решетников уже более 20 лет, начиная с 1996 года, повторяет, что принадлежащее ему ныне как единственному учредителю и владельцу Частное образовательное учреждение высшего образования «Восточно-Европейский Институт психоанализа» (ЧОУВО ВЕИП) было изначально построено по программам Лондонского института психоанализа. Позднее, в период ректорства Константина Зискина, то же утверждение можно было обнаружить и в презентациях Московского института психоанализа.
Так вот, со всей ответственность заявляем, что это - неправда.
Не верите - посмотрите сами. Они в Лондоне ничего не скрывают -  https://psychoanalysis.org.uk/training-at-the-institute-of-psychoanalysis/our-training
Лондонский институт психоанализа, работающий при старейшем Британском психоаналитическом обществе, ничего общего с нашими «психоаналитическими институтами» не имеет и никогда не имел. Как не имеют этого общего и прочие психоаналитические институты, работающие при профессиональных психоаналитических сообществах, включая и самый первый и эталонный из них - Берлинский институт психоанализа, основанный в 1920 году и возглавляемый самим Максом Эйтингоном. Именно там, в Берлинском институте, была сформулирована и апробирована классическая модель психоаналитического тренинга (т.н. «модель Эйтингона»).

Компоненты такого тренинга, реализуемые в институтах при психоаналитических сообществах
-регулярный персональный анализ - не менее 4 сессий в неделю;
- регулярные клинические семинары - на протяжении не менее 4 лет;
- супервизирование пролонгированных случаев собственной практики кандидатов;
- регулярные семинары по теории, привязанные к практике и клиническим разборам.

Непременными же условиями реализации этой тренинговой модели являются:
- наличие в сообществе не менее пяти сертифицированных в соответствии с международной признанными стандартами обучающих («тренинговых») аналитиков;
- начало кандидатом собственного анализа у одного из таких аналитиков не менее чем за год до начала тренингового процесса как такового; решение о допуске к тренингу принимает обучающий аналитик по согласованию с тренинговым комитетом Института или Сообщества; тренинговый анализ в классическом сеттинге (4-5 сессий в неделю) продолжается в обязательном порядке на протяжении всего периода подготовки кандидата и завершается по решению, принятому его аналитиком;
- клинические разборы в течение первых двух лет обучения сопрягаются с теоретическими семинарами и групповыми обсуждениями, что способствует наработке терминологически структурированного понимания («интерпретации») аналитической практики;
- после получения разрешения на начало практики (решение о допуске к практике опять же принимает обучающий аналитик по согласованию с тренинговым комитетом Института или Сообщества) кандидат начинает работать с пациентом на базе клинического подразделения Института/Сообщества в полном режиме сеттинга - 4-5 сессий в неделю (в Лондонском институте как самом консервативном - не менее 5 сессий в неделю); эта практика постоянно супервизируется другим обучающим психоаналитиком данного профессионального сообщества. В лондонском Институте, кстати, плата за анализ, проводимый кандидатами, полностью поступает в кассу Института. После того, как супервизор решит, что кандидат достиг определенного прогресса, кандидату разрешают взять второго пациента;
- как минимум после двух лет супервизируемой практики первого пациента и года - второго, кандидат может быть рекомендован своими аналитиком и супервизором для рассмотрения комитетом по сертификации возможности его вступления в члены сообщества; после этого он получает статус психоаналитика и может продолжать практику, получая деньги за проводимый анализ;
- тренинговый период не определен четкими рамками; его минимальная протяженность - четыре года, а максимума тут нет - все зависит от подтвержденного статусными коллегами прохождения всех компонентов тренинга.

Там есть еще немало нюансов, особенно - для стран, где еще нет подтвержденных IPA профессиональных сообществ и обучающий тренинг проводится непосредственно уполномоченными комитетами IPA на базе ее виртуальных зональных институций (типа Психоаналитического института Восточной Европы им. Хан Гроен-Праккен), но в целом те, кто имеют дипломы российских психоаналитических институтов и иных программ профессиональной переподготовки по психоанализу могут легко заметить, что российский вариант организации профессионального психоаналитического обучения даже отдаленно не напоминает свои международные «как бы аналоги».
А в особенности он отличается от международной признанной практики следующими особенностями (которые и породили в итоге нашу общую и главную проблему):
- персональный анализ не только не предшествует обучению, но даже не всегда его сопровождает; таким образом смысл этого обучения выворачивается наизнанку - не собственный анализ порождает потребность в понимании происходящего с самим кандидатом (у нас он называется, что само по себе характерно, «слушателем») и в аналитической коммуникации, в которую он вовлечен, а само «знание о бессознательном» провоцирует у него регрессивные процессы, которые при отсутствии собственного анализа могут быть отыграны (в естественном защитном режиме) только в групповой динамике инфантильной самоорганизации обучаемой группы; что и порождает феномен «психоаналитических сект», некогда имевший место и в зарубежных сообществах, но купированный именно канонической моделью тренинга;
- обучение проводится по модели «университетского дискурса», говоря лакановскими терминами; причем в его самой жесткой и классической форме - германской, в полном объеме перенятой в советской модели высшей школы, с ее лекциями, семинарскими занятиями, зачетами, экзаменами, курсовыми и дипломными работами; «слушатели» при этом системно вводятся в дисциплинарное пространство педагогического типа, природа которого не просто чужеродна, а открыто враждебна природе и смыслу психоаналитического тренинга, где нет и не может быть подтвержденного запроса - «Научи меня - ведь ты тот, кто знает как надо!»;
- клинические разборы, сопровождающие учебный процесс по так называемому «клиническому блоку дисциплин», не связаны с собственной и жестко супервизируемой практикой «слушателей»; они подаются в режиме демонстрационных алгоритмов, предназначенных для запоминания и перспективного повторения; ничего более анти-психоаналитического придумать невозможно;
- итоговый диплом с присвоением квалификации и права на профессиональную деятельность сам по себе не создает мотивации для продолжения (а фактически - для начала) реального психоаналитического тренинга; на «обучение в психоаналитическом институте» потрачены многие годы жизни и немалые по российским меркам денежные средства, оторванные от насущных нужд; и логичнее в этой ситуации начать «работать психоаналитиком» в соответствии с дипломом, полагая сверхтравматичный и устойчиво регрессогенный результат такого «обучения психоанализу» за искомую «психоаналитичность» и не имея ни малейшего желания продолжать (а то и начинать) еще более затратный и вроде бы совершенно излишний аналитический тренинг;
- и главное: отечественные психоаналитические институты не создаются при профессиональных психоаналитических сообществах, а напротив - сами формируют эти сообщества из своих выпускников; в 1996 году на питерской Международной конференции «100 лет психоанализа: российские корни, репрессии и возвращение России в мировое психоаналитическое сообщество» (!) после пафосного доклада Владимира Медведева, первого проректора ВЕИПа, где рассказывалось об успехах и программном совершенстве нового института, приближающемся к идеалу, кто-то из функционеров IPA, то ли Коффка, то ли Кёртис, заметил - как странно, у еще вас нет не только психоаналитического сообщества, но даже не одного сертифицированного психоаналитика, но уже есть Институт психоанализа; тогда мы не обратили серьезного внимания на горькую иронию, граничащую с издевкой, а вот теперь расхлебываем свое желание не просто поставить телегу впереди лошади, а скорее даже - просто сесть на телегу, в которую так и не запрягли лошадь, и сделать вид, что куда-то на ней едем.

Совокупное воздействие этих отличительных черт российской модели массового «психоаналитического обучения» (подчеркну в очередной раз - и украинской, наши психоаналитические сообщества в этом плане несомненно однотипны, изначально нагружены одними и теми же проблемами, так что мы и в ECPP оказались вместе далеко не случайно - этот «загон для буйного и не поддающегося обычной выездке молодняка» был создан адресно для нас и украинских коллег), по традиции обозначаемого термином «дикий психоанализ», мы расхлебываем до сих пор, то поддаваясь ему, то ему сопротивляясь. Но пока что не в силах его в себе победить, как «лишний раз» продемонстрировал нам «казус МОО ЕКПП».
Чтобы не тратить много времени на пояснения и описания, а сразу двинуться дальше, я не буду тут перечислять признаки и особенности «дикой модели» психоанализа, психоаналитической или иной психотерапии, а просто сошлюсь на знаменитую (не побоюсь этого слова) статью Анна Варги «Профанация психотерапии»; там все четко и не очень длинно прописано. Тем более, что и начинается эта статья близкими нам по пафосу словами: «Наскакивала я тут недавно на Михаила Решетникова и пообещала более подробно описать свою позицию…».
Вот ссылка на первоиздание этого материала на «Снобе» - https://snob.ru/profile/9682/blog/49375

А мы с вами давайте снова окунемся в историю, пока не настало время «прервать дозволенные речи» по причине достижения предельного объема очередного выпуска.
Родился феномен российского «коммерческого психоаналитического института» из пересечения трех равным образом значимых для его рождения причин:
- наличия высочайшего уровня интеллектуального потенциала того, что Михаил Решетников как-то назвал «психоаналитическим лексизмом» («Период иллюзий и надежд», 2001), т.е. подачи психоанализа как разговора о нем, как знания, структурированного «университетским дискурсом», подаваемого как «материал для усвоения»; иначе говоря - было много потенциальных преподавателей, лекторов высочайшей квалификации (сейчас таких уже почти не осталось), которые были заинтересованы в любых объемах работы с почасовой оплатой: в стране в то время было голодно, люди жили по карточкам, а в 1992 году начались реформы и жить вообще стало не на что;
- массового спроса на «образовательные услуги» в области «психоаналитического образования»; тут совпало множество факторов: и упоминавшийся уже нами в одном из выпусков  «поддерживающий психоаналитический миф», и не соответствующая реальной природе профессии идеализация фигуры психоаналитика - мудреца и богача, и своего рода мода на все западное и доселе запретное, и желание людей, потерявших вместе со страной смыслы бытия и обрезавшие исторические корни, снова эти смыслы и корни обрести, и надежда людей, массово теряющих работу в ситуации системного кризиса, инвестировать последние деньги в перспективу обретения новой и экзотически привлекательной профессии - психоаналитика; в результате при скромной рекламе и в ситуации разрухи и нищеты первые наборы в новообразовавшиеся в Москве и Питере психоаналитические институты были настолько массовыми, что приходилось формировать слушателей по нескольким потокам обучения - все вместе они просто не помещались в скромные поначалу арендованные помещения.
- появления, опять же - по выражению Михаила Решетникова, впервые употребленному им в сборнике, посвященном памяти Арона Белкина, «психоаналитических менеджеров», т.е. активных организаторов динамики психоаналитических процессов в России, стремящихся не просто на ней заработать, а создать на ее энергии некую «психоаналитическую машину», производящую пролонгированный доход; и наилучшим, а скорее всего и единственно тогда возможным, вариантом такой «машины» стал именно «коммерческий психоаналитический институт».
А лучшим, самым успешным и эффективным «психоаналитическим менеджером» в постперестроечной России стал именно Михаил Решетников; отсюда - все его успехи, и отсюда - все эго провалы, включая «казус МОО ЕКПП». Успехи - потому что он и вправду создал из психоаналитической мечты сотен людей до сих пор работающую машину по производства пролонгированного дохода, перестаивая ее на ходу под новые типы топлива и продукции, ремонтируя ее при поломках, и т.п., а провалы - потому, что психоанализ для этого принципиально не приспособлен, он такими машинами не воспроизводится, а напротив - убивается…
Тут хочется, немного забегая вперед, процитировать письмо в адрес руководства ВЕИПа, написанного 01.12.1997 года Ээро Рехардтом, на тогдашний период - главой Восточно-Европейского комитета Европейской Федерации Психоанализа: «Люди, занимающиеся психоанализом должны быть готовы работать ради любви, а не ради экономических выгод..».
И это правда…

Ну вот, принципиальные акценты расставлены.
Теперь можно перейти в реальной истории и реальным событиям, ее составляющим.
А реальная история, лежащая в основании тенденции, приведшей к анализируемому нами «казусу МОО ЕКПП», началась в 1990 году, когда руководитель психодиагностической лаборатории Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова, кандидат медицинских наук Михаил Решетников, посетив несколько занятий зарубежных психоаналитиков в центре «Гармония», в 7-м психоневрологическом диспансере и в Бехтеревском институте, обратился с интересным предложением к руководству новообразованного тогда Ленинградского психоаналитического общества - его президенту Валерию Зеленскому и его директору Евгению Гильбо.
Но об этом и о том, что за этим последовало - в следующем выпуске…