Хиазм и хиастические структуры
Заинтересовалась таким построением и чтением текста, как хиазм (хиастические структуры).
Ясную характеристику этой литературной формы (которой в терминологии Бенгеля отвечает название chiasmus inversus или retrogradus) дает в своей старой книге Джебб: «бывают станцы, построенные таким образом, что, каково бы ни было число строк, первая строка будет параллельной с последнею, вторая - с предпоследнею, и так - на протяжении всего отрывка (and so throughout), в порядке, который обращен вовнутрь, или, если воспользоваться военным выражением, от флангов к центру».
епископ Кассиан (Безобразов)
Хиазмы можно усмотреть и в более крупных структурах: отдельных зачалах, главах и даже в целом Евангелии. При всей условности, произвольности и подчас искусственности подобного членения Евангелия, это членение все же в некоторой степени помогает понять ход мысли Евангелистов. Как правило, они мыслили циклично, т. е. их мысль вращалась вокруг той или иной богословской посылки и постоянно к ней возвращалась. Это во всяком случае характерно для Иоанна Богослова.
Митрополит Иларион (Алфеев)
Центр хиастического построения лежит на его крайних элементах и в фокусе. О происхождении хиазма по Лунду (Lund N. Chiasmus in the New Testament. A study in Formgeschichte. Chapel Hill (The University of North Carolina Press). 1942) еп. Кассиан пишет: «в истории литературных форм он (хиазм - прим. А. У.) представляет собой явление общечеловеческое. Лунд считает хиазм примитивной формой выражения и выводит его из естественной потребности в повторном перечислении сказанного в обратном порядке членов ради проверки и самонаблюдения. В этой элементарной форме хиазм не представляет собой ни искусства, ни литературы, а всего лишь «бессознательную работу ума» (inconscious working of the mind)». Священник Иоанн Брэк (Джон Брек), ссылаясь на Августина Стока, указывает, что хиазм был распространенным педагогическим приемом, как в древнегреческой, так и в древнеримской системе обучения: «… При древнегреческой образовательной системе, целиком перенесенной в латинскую культуру, дети учили алфавит от начала к концу, потом от конца к началу, затем от концов к середине: альфа-омега, бета-пси... мю-ню. Они приступали к анализу текстов таким же образом, с тем, чтобы находить и постигать заложенные там обратный параллелизм и хиастические структуры. Подобно этому, следуя схеме истерон-протерон (hysteron-proteron, или «первый-последний» - метод чтения текстов от начала и конца к середине - прим. А. У.), если в тексте встречались два вопроса, поставленные подряд, ответ давался сначала на второй, только затем на первый. Читать «хиастически» было для древних столь же естественно, как для нас - читать согласно ходу развития повествования. Возможно, происхождение схемы истерон-протерон восходит к Гомеру, который мог переделать ее из более древнего концентричного параллелизма, унаследованного от древних семитов. В любом случае это было общее свойство, хорошо знакомое всем, изучавшим греческую риторику». Еп. Кассиан также усматривает хиазм в произведениях Гомера, Платона и др. Новозаветный хиазм, согласно Лунду, уходит своими корнями в Ветхий Завет. Современные исследования библейского хиазма плодотворны. «Новое открытие хиазма, одной из самых значительных стилистических форм в библейской литературе, уже оказало большое влияние на наш подход к чтению Писания. Лунд, Эллис, Уэлч и множество других ученых обнаружили хиастические формы как в отдельных коротких отрывках, так и в целых разделах. Они безошибочно уловили тесную связь между стилистической формой и тематическим содержанием, между структурой литературного отрывка и его богословским смыслом». Предшественники еп. Кассиана (в частности Лунд), пришли к выводу о том, что построение ветхозаветных отрывков по принципу хиазма объясняется их литургическим употреблением в иудейских общинах.
А. Ухтомский
Хиазмом называется риторическая форма, в которой ключевые слова и понятия выстраиваются в синонимическом, антитетическом или обратном параллелизме вокруг центральной темы. Термин хиазм может применяться к строфе, состоящей по крайней мере из трех строк, выстроенных вокруг опорного или смыслового центра: А: В: А’, А:В: С: В': А’, А:В: С: С’: В': А’ и т. д. Таким образом, существенной характеристикой хиазма является наличие опорного центра. Обычно это бывает концептуальный центр, фокусирующий смысл всей строфы. Однако он может быть и просто точкой перехода, соединяющей параллельные строки или пассажи.
Переходя к примерам хиазмов, Иоанн Брек пишет, что поскольку античные авторы использовали структуру хиазма практически инстинктивно, то очень трудно распознать и охватить все возможные примеры таких структур. Форма хиазма использовалась для изложения определенной темы, и поэтому она должна была быть достаточно гибкой и могла иметь практически неограниченное число вариаций. Мы приведем только те примеры, которые обычно распознают в иоанновских писаниях.
Основа хиастической структуры - обратный биколон. «Любовь от Бога, <...> потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4:7-8). Интересен пример Ин. 14:1, где инверсия видна в греческом (πιστεύετε είς τόν Θεύν / καί είς έμέ πιστεύετε) или русском (веруйте в Бога / и в Меня веруйте) тексте, однако не так ясна, например, в английском переводе: «You believe in God / believe also in Me».
Так называемый полный хиазм, когда каждому термину первой строки соответствует синоним или идентичный термин во второй, также основан на обратном биколоне. Характерный пример: «Который отворяет - и никто не затворит, затворяет - и никто не отворит» (Откр. 3:7). Прочитанное буквально 1 Ин. 5:7-8: «три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном» образует триколон А: В: А.
Тетраколон А:В:В':А' может представлять собой хиазм, если высказывание В: В' является смысловым центром пассажа:
А: Всякий, пребывающий в Нем,
В: не согрешает;
В': всякий согрешающий
А': не видел Его и не познал Его.
(1Ин.З:6).
Здесь внимание концентрируется на грехе, а параллель между А и А достигается, если учесть, что пребывание в Боге как раз и есть видение и познание Его.
Однако наиболее общей формой является хиастический пентаколон А: В: С: В': А'. Именно эта структура характерна для всего Четвертого Евангелия и также имеет место в Первом послании Иоанна:
А: Всякий, рожденный от Бога,
В: не делает греха,
С: потому что семя Его пребывает в нем;
В': и он не может грешить,
А: потому что рожден от Бога.
(1 Ин. 3:9)
Центральным утверждением здесь является С, выражающее то, что семя (Дух) пребывает в том, кто рожден от Бога, что, по всей вероятности, имеет отношение к членам иоанновской общины, в крещении родившимся от Духа (ср.: Ин. 3:5-6).
В следующем примере встречаем антитетический параллелизм:
А: Если мы говорим, что имеем общение с Ним,
В: а ходим во тьме,
С: то мы лжем и не поступаем по истине;
В': если же ходим во свете, подобно как Он во свете,
А': то имеем общение друг с другом...
(1 Ин. 1:6-7)
Воздействие этой хиастической структуры состоит в том, чтобы сосредоточить внимание на С, где говорится о лживости тех, кто, притязая на общение со Христом, тем не менее совершает грех.
Структуры пентатлона, свойственные для Нового Завета, также довольно часто встречаются и в Ветхом (напр., Иер. 2:27-28). Другие типы хиазма, встречающиеся по всей Библии, включают гексаколон, гептаколон, октаколон и декаколон.
Далее мы перейдем к рассмотрению некоторых хиастических структур в Евангелии от Иоанна, которые помогут нам в исследовании темы иоанновской пневматологии. Но прежде этого приведем оценку значения хиазма для восприятия Священного Писания, данную Иоанном Бреком.
«Если еврейские, а позднее и христианские авторы столь основательно опирались на хиастические структуры, то какую пользу они и их читатели могли извлечь из этого? Является ли этот метод чисто эстетическим или художественным, показывающим лишь мастерство или изобретательность автора? Или же он, как мы уже отметили, играет жизненно важную роль для передачи смысла Божественного откровения? И связанный с этим второй вопрос: насколько важно распознать хиазм именно там, где он действительно имеет место?
<...> Фактическое значение хиастических и подобных им риторических форм как для библейских авторов, так и для их читателей, несомненно велико. В древних письменах не было параграфов, пунктуации, деления на главы или пробелов. Это - поздняя традиция, например, подразделение на главы и стихи в Новом Завете было сделано лишь в XII и XVI веках соответственно. Древние же авторы были обязаны организовывать внутренний формат своих работ иным образом. Одним из таких способов является технология вложения или включения: обрамление литературного фрагмента в начале и в конце одинаковыми ключевыми терминами или темами. Концентрический параллелизм был особенно полезен для передачи внутреннего напряжения посредством повторения ключевых выражений или уравновешиванием связанных синтактических элементов. В итоге хиазм служил для того, чтобы сфокусировать внимание читателя на самой сути авторского замысла. Через концентрическое чтение пассажа читатель вовлекался в круговое течение (мысли автора. - Г. З.), подобно человеку, попавшему прямо в центр водоворота.
В равной степени важной была и мнемоническая польза параллелизма и хиазма. Древние люди учили наизусть. Слушая учителя, они повторяли его наставления в унисон (подобная практика до сих пор существует в школах по изучению Корана в исламских странах). Тогда не было тетрадей, ручек, бумаги или иных средств для того, чтобы облегчить учащемуся бремя запоминания того, чему его учат. Параллелизм и особенно хиазм облегчали этот процесс с помощью повторения и концентрации на центральной теме. Если учащийся запоминал первую половину простого биколона или сложной хиастической структуры, то вспомнить остальное было довольно просто. К тому же тематический параллелизм способствовал антифонной декламации, являвшейся важным элементом в еврейском богослужении и раннехристианской литургической практике.
В конце концов мы не должны недооценивать эстетическое значение рассматриваемых форм. Как столь удачно выразил это Джон Уэлч: «Тогда более, чем сейчас, красота была синонимом формы».
Для современного экзегета и, несомненно, для любого читателя Священного Писания не менее важно (чем для древних. - Г. 3.) распознать параллельные и хиастические структуры. Неспособность к этому при попытках объяснить мнимые несоответствия в композиции и стиле отдельных библейских писаний привела толкователей к развитию фантастических теорий. Результат, причем даже более серьезный, чем можно было ожидать, проявился в исправлении сделанных ранее ошибочных предположений. Один из наиболее очевидных (из-за широкого распространения) примеров в современных исследованиях Нового Завета - это так называемая «теория смещения» (displacement theory), касающаяся построения материала в Четвертом Евангелии. Краткий пример, который мы рассмотрим далее, совершенно ясно иллюстрирует это.
Теорию смещения разработал Рудольф Бультман в своих комментариях на Евангелие от Иоанна, а многие его ученики подхватили и существенно доработали ее. Они решили, что ссылка Ин. 7:21-23 говорит об исцелении у Овчей купели в главе 5. Этот и другие факторы, казалось бы, указывают на «смещение» в иоанновском тексте. К тому же было трудно объяснить, почему автор должен прерывать повествование главы 6 - «умножения хлебов» и его истолкования в беседе о Хлебе Жизни - вроде бы никак не связанным с этим рассказом о «хождении по водам».
Однако как только стала понятной хиастическая структура Евангелия, эта проблема разрешилась. Центром всего повествования как раз и является «хождение по водам», прообразующее Новый Исход. Таким образом, эта пасхальная тема восполняется находящимися рядом в тексте чудом и беседой откровенно евхаристического характера. Эти пассажи располагаются с разных сторон центральной темы подобно боковым полотнам триптиха. Далее концентрическое движение продолжается назад и вперед, составляя параллели, к которым относятся исцеление в главе 5 со ссылкой на него в главе 7.
<...> Главное же, однако, относится к тому, что литературная форма библейских пассажей далеко простирается именно в том направлении, где проливается свет на буквальный смысл текста. Понимание и истолкование этого смысла остается основной задачей экзегезы. Красота хиазма состоит в том, что его форма с такой прямотой и прозрачностью выражает его смысл. Следовательно, вернейший путь к открытию и провозглашению этого смысла заключается в бескомпромиссном анализе той формы, которая передает этот смысл».
Священник Георгий Завершинский
И вот тут еще очень много интересных статей "на почитать".
Ясную характеристику этой литературной формы (которой в терминологии Бенгеля отвечает название chiasmus inversus или retrogradus) дает в своей старой книге Джебб: «бывают станцы, построенные таким образом, что, каково бы ни было число строк, первая строка будет параллельной с последнею, вторая - с предпоследнею, и так - на протяжении всего отрывка (and so throughout), в порядке, который обращен вовнутрь, или, если воспользоваться военным выражением, от флангов к центру».
епископ Кассиан (Безобразов)
Хиазмы можно усмотреть и в более крупных структурах: отдельных зачалах, главах и даже в целом Евангелии. При всей условности, произвольности и подчас искусственности подобного членения Евангелия, это членение все же в некоторой степени помогает понять ход мысли Евангелистов. Как правило, они мыслили циклично, т. е. их мысль вращалась вокруг той или иной богословской посылки и постоянно к ней возвращалась. Это во всяком случае характерно для Иоанна Богослова.
Митрополит Иларион (Алфеев)
Центр хиастического построения лежит на его крайних элементах и в фокусе. О происхождении хиазма по Лунду (Lund N. Chiasmus in the New Testament. A study in Formgeschichte. Chapel Hill (The University of North Carolina Press). 1942) еп. Кассиан пишет: «в истории литературных форм он (хиазм - прим. А. У.) представляет собой явление общечеловеческое. Лунд считает хиазм примитивной формой выражения и выводит его из естественной потребности в повторном перечислении сказанного в обратном порядке членов ради проверки и самонаблюдения. В этой элементарной форме хиазм не представляет собой ни искусства, ни литературы, а всего лишь «бессознательную работу ума» (inconscious working of the mind)». Священник Иоанн Брэк (Джон Брек), ссылаясь на Августина Стока, указывает, что хиазм был распространенным педагогическим приемом, как в древнегреческой, так и в древнеримской системе обучения: «… При древнегреческой образовательной системе, целиком перенесенной в латинскую культуру, дети учили алфавит от начала к концу, потом от конца к началу, затем от концов к середине: альфа-омега, бета-пси... мю-ню. Они приступали к анализу текстов таким же образом, с тем, чтобы находить и постигать заложенные там обратный параллелизм и хиастические структуры. Подобно этому, следуя схеме истерон-протерон (hysteron-proteron, или «первый-последний» - метод чтения текстов от начала и конца к середине - прим. А. У.), если в тексте встречались два вопроса, поставленные подряд, ответ давался сначала на второй, только затем на первый. Читать «хиастически» было для древних столь же естественно, как для нас - читать согласно ходу развития повествования. Возможно, происхождение схемы истерон-протерон восходит к Гомеру, который мог переделать ее из более древнего концентричного параллелизма, унаследованного от древних семитов. В любом случае это было общее свойство, хорошо знакомое всем, изучавшим греческую риторику». Еп. Кассиан также усматривает хиазм в произведениях Гомера, Платона и др. Новозаветный хиазм, согласно Лунду, уходит своими корнями в Ветхий Завет. Современные исследования библейского хиазма плодотворны. «Новое открытие хиазма, одной из самых значительных стилистических форм в библейской литературе, уже оказало большое влияние на наш подход к чтению Писания. Лунд, Эллис, Уэлч и множество других ученых обнаружили хиастические формы как в отдельных коротких отрывках, так и в целых разделах. Они безошибочно уловили тесную связь между стилистической формой и тематическим содержанием, между структурой литературного отрывка и его богословским смыслом». Предшественники еп. Кассиана (в частности Лунд), пришли к выводу о том, что построение ветхозаветных отрывков по принципу хиазма объясняется их литургическим употреблением в иудейских общинах.
А. Ухтомский
Хиазмом называется риторическая форма, в которой ключевые слова и понятия выстраиваются в синонимическом, антитетическом или обратном параллелизме вокруг центральной темы. Термин хиазм может применяться к строфе, состоящей по крайней мере из трех строк, выстроенных вокруг опорного или смыслового центра: А: В: А’, А:В: С: В': А’, А:В: С: С’: В': А’ и т. д. Таким образом, существенной характеристикой хиазма является наличие опорного центра. Обычно это бывает концептуальный центр, фокусирующий смысл всей строфы. Однако он может быть и просто точкой перехода, соединяющей параллельные строки или пассажи.
Переходя к примерам хиазмов, Иоанн Брек пишет, что поскольку античные авторы использовали структуру хиазма практически инстинктивно, то очень трудно распознать и охватить все возможные примеры таких структур. Форма хиазма использовалась для изложения определенной темы, и поэтому она должна была быть достаточно гибкой и могла иметь практически неограниченное число вариаций. Мы приведем только те примеры, которые обычно распознают в иоанновских писаниях.
Основа хиастической структуры - обратный биколон. «Любовь от Бога, <...> потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4:7-8). Интересен пример Ин. 14:1, где инверсия видна в греческом (πιστεύετε είς τόν Θεύν / καί είς έμέ πιστεύετε) или русском (веруйте в Бога / и в Меня веруйте) тексте, однако не так ясна, например, в английском переводе: «You believe in God / believe also in Me».
Так называемый полный хиазм, когда каждому термину первой строки соответствует синоним или идентичный термин во второй, также основан на обратном биколоне. Характерный пример: «Который отворяет - и никто не затворит, затворяет - и никто не отворит» (Откр. 3:7). Прочитанное буквально 1 Ин. 5:7-8: «три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном» образует триколон А: В: А.
Тетраколон А:В:В':А' может представлять собой хиазм, если высказывание В: В' является смысловым центром пассажа:
А: Всякий, пребывающий в Нем,
В: не согрешает;
В': всякий согрешающий
А': не видел Его и не познал Его.
(1Ин.З:6).
Здесь внимание концентрируется на грехе, а параллель между А и А достигается, если учесть, что пребывание в Боге как раз и есть видение и познание Его.
Однако наиболее общей формой является хиастический пентаколон А: В: С: В': А'. Именно эта структура характерна для всего Четвертого Евангелия и также имеет место в Первом послании Иоанна:
А: Всякий, рожденный от Бога,
В: не делает греха,
С: потому что семя Его пребывает в нем;
В': и он не может грешить,
А: потому что рожден от Бога.
(1 Ин. 3:9)
Центральным утверждением здесь является С, выражающее то, что семя (Дух) пребывает в том, кто рожден от Бога, что, по всей вероятности, имеет отношение к членам иоанновской общины, в крещении родившимся от Духа (ср.: Ин. 3:5-6).
В следующем примере встречаем антитетический параллелизм:
А: Если мы говорим, что имеем общение с Ним,
В: а ходим во тьме,
С: то мы лжем и не поступаем по истине;
В': если же ходим во свете, подобно как Он во свете,
А': то имеем общение друг с другом...
(1 Ин. 1:6-7)
Воздействие этой хиастической структуры состоит в том, чтобы сосредоточить внимание на С, где говорится о лживости тех, кто, притязая на общение со Христом, тем не менее совершает грех.
Структуры пентатлона, свойственные для Нового Завета, также довольно часто встречаются и в Ветхом (напр., Иер. 2:27-28). Другие типы хиазма, встречающиеся по всей Библии, включают гексаколон, гептаколон, октаколон и декаколон.
Далее мы перейдем к рассмотрению некоторых хиастических структур в Евангелии от Иоанна, которые помогут нам в исследовании темы иоанновской пневматологии. Но прежде этого приведем оценку значения хиазма для восприятия Священного Писания, данную Иоанном Бреком.
«Если еврейские, а позднее и христианские авторы столь основательно опирались на хиастические структуры, то какую пользу они и их читатели могли извлечь из этого? Является ли этот метод чисто эстетическим или художественным, показывающим лишь мастерство или изобретательность автора? Или же он, как мы уже отметили, играет жизненно важную роль для передачи смысла Божественного откровения? И связанный с этим второй вопрос: насколько важно распознать хиазм именно там, где он действительно имеет место?
<...> Фактическое значение хиастических и подобных им риторических форм как для библейских авторов, так и для их читателей, несомненно велико. В древних письменах не было параграфов, пунктуации, деления на главы или пробелов. Это - поздняя традиция, например, подразделение на главы и стихи в Новом Завете было сделано лишь в XII и XVI веках соответственно. Древние же авторы были обязаны организовывать внутренний формат своих работ иным образом. Одним из таких способов является технология вложения или включения: обрамление литературного фрагмента в начале и в конце одинаковыми ключевыми терминами или темами. Концентрический параллелизм был особенно полезен для передачи внутреннего напряжения посредством повторения ключевых выражений или уравновешиванием связанных синтактических элементов. В итоге хиазм служил для того, чтобы сфокусировать внимание читателя на самой сути авторского замысла. Через концентрическое чтение пассажа читатель вовлекался в круговое течение (мысли автора. - Г. З.), подобно человеку, попавшему прямо в центр водоворота.
В равной степени важной была и мнемоническая польза параллелизма и хиазма. Древние люди учили наизусть. Слушая учителя, они повторяли его наставления в унисон (подобная практика до сих пор существует в школах по изучению Корана в исламских странах). Тогда не было тетрадей, ручек, бумаги или иных средств для того, чтобы облегчить учащемуся бремя запоминания того, чему его учат. Параллелизм и особенно хиазм облегчали этот процесс с помощью повторения и концентрации на центральной теме. Если учащийся запоминал первую половину простого биколона или сложной хиастической структуры, то вспомнить остальное было довольно просто. К тому же тематический параллелизм способствовал антифонной декламации, являвшейся важным элементом в еврейском богослужении и раннехристианской литургической практике.
В конце концов мы не должны недооценивать эстетическое значение рассматриваемых форм. Как столь удачно выразил это Джон Уэлч: «Тогда более, чем сейчас, красота была синонимом формы».
Для современного экзегета и, несомненно, для любого читателя Священного Писания не менее важно (чем для древних. - Г. 3.) распознать параллельные и хиастические структуры. Неспособность к этому при попытках объяснить мнимые несоответствия в композиции и стиле отдельных библейских писаний привела толкователей к развитию фантастических теорий. Результат, причем даже более серьезный, чем можно было ожидать, проявился в исправлении сделанных ранее ошибочных предположений. Один из наиболее очевидных (из-за широкого распространения) примеров в современных исследованиях Нового Завета - это так называемая «теория смещения» (displacement theory), касающаяся построения материала в Четвертом Евангелии. Краткий пример, который мы рассмотрим далее, совершенно ясно иллюстрирует это.
Теорию смещения разработал Рудольф Бультман в своих комментариях на Евангелие от Иоанна, а многие его ученики подхватили и существенно доработали ее. Они решили, что ссылка Ин. 7:21-23 говорит об исцелении у Овчей купели в главе 5. Этот и другие факторы, казалось бы, указывают на «смещение» в иоанновском тексте. К тому же было трудно объяснить, почему автор должен прерывать повествование главы 6 - «умножения хлебов» и его истолкования в беседе о Хлебе Жизни - вроде бы никак не связанным с этим рассказом о «хождении по водам».
Однако как только стала понятной хиастическая структура Евангелия, эта проблема разрешилась. Центром всего повествования как раз и является «хождение по водам», прообразующее Новый Исход. Таким образом, эта пасхальная тема восполняется находящимися рядом в тексте чудом и беседой откровенно евхаристического характера. Эти пассажи располагаются с разных сторон центральной темы подобно боковым полотнам триптиха. Далее концентрическое движение продолжается назад и вперед, составляя параллели, к которым относятся исцеление в главе 5 со ссылкой на него в главе 7.
<...> Главное же, однако, относится к тому, что литературная форма библейских пассажей далеко простирается именно в том направлении, где проливается свет на буквальный смысл текста. Понимание и истолкование этого смысла остается основной задачей экзегезы. Красота хиазма состоит в том, что его форма с такой прямотой и прозрачностью выражает его смысл. Следовательно, вернейший путь к открытию и провозглашению этого смысла заключается в бескомпромиссном анализе той формы, которая передает этот смысл».
Священник Георгий Завершинский
И вот тут еще очень много интересных статей "на почитать".