Из писем
«Здравствуйте, Захар!
Вы в одной из своих заметок рассказали про "бесов", которые покоя не дают одному ведущему на ТВ. Хочу добавить от себя к вашему рассказу. У меня был родственник, ветеран войны, Ершов Андрей Николаевич.
Удивительный человек. Он просто не умел обижаться, сердиться или ругаться на кого-нибудь. Это выглядело так, как будто ему сделали операцию и удалили способность быть на кого-то обиженным. Он любил всех, и его любили все обладающие даром этого чувства. При этом он работал на заводе главным механиком, должность в условиях завода собачья. Если уж совсем его "доставали" или с какой-то подлостью сталкивался, то говорил, что этот человек такой дурак, что аж жалко его. Он пристроил меня, первокурсника, к себе на завод дежурным электриком в ночную смену.
Родители очень смеялись, когда я рассказывал о том, как в электроцех заходил дядя Андрюша (его невозможно было назвать дядей Андреем), то разговоры, как производственные, так и не очень, замедлялись раз в пять, потому что при нем люди, его знающие, не могли материться. Просто не могли. Больше я таких людей в жизни не встречал.
В 1941 году Андрей Николаевич, лейтенант, коммунист, попал в плен, был освобожден в 1944-м. Это очень редкий случай, что он остался жив, так он говорил. Он однажды перечислил лагеря, в которых побывал, Бухенвальд и так далее. Самым страшным он называл лагерь Дора, в нем охранники были латыши. Сколько мы, молодежь, ни уговаривали его рассказать нам что-то, он всегда нам говорил: "Вам это не нужно знать и нельзя знать. Знайте только то, что немцам нужно было нас не просто убить, а обязательно сломать. Я выжил потому, что меня переводили из лагеря в лагерь. Самая тяжёлая работа, самые жестокие наказания и самая плохая еда - русским. Но всё равно в каждом лагере у нас была тайная парторганизация, в каждом лагере русские имели непререкаемый авторитет, "держали шишку", как у вас говорят. Знайте, у нас, находящихся в нечеловеческих условиях, никогда не возникало сомнения в нашей победе, у нас не было никакой информации извне, кроме немецкой, и мы были уверены, что немцы Москву заняли, и все равно точно знали, что мы победим. Мы брали всех своей волей. Люди других национальностей видели это, и у них появлялись силы оставаться людьми."
Вот так, находясь в аду той войны, делился с другими Волей и Духом. А в мирное время делился истинно христианской любовью, оставаясь всегда убеждённым коммунистом».
Вы в одной из своих заметок рассказали про "бесов", которые покоя не дают одному ведущему на ТВ. Хочу добавить от себя к вашему рассказу. У меня был родственник, ветеран войны, Ершов Андрей Николаевич.
Удивительный человек. Он просто не умел обижаться, сердиться или ругаться на кого-нибудь. Это выглядело так, как будто ему сделали операцию и удалили способность быть на кого-то обиженным. Он любил всех, и его любили все обладающие даром этого чувства. При этом он работал на заводе главным механиком, должность в условиях завода собачья. Если уж совсем его "доставали" или с какой-то подлостью сталкивался, то говорил, что этот человек такой дурак, что аж жалко его. Он пристроил меня, первокурсника, к себе на завод дежурным электриком в ночную смену.
Родители очень смеялись, когда я рассказывал о том, как в электроцех заходил дядя Андрюша (его невозможно было назвать дядей Андреем), то разговоры, как производственные, так и не очень, замедлялись раз в пять, потому что при нем люди, его знающие, не могли материться. Просто не могли. Больше я таких людей в жизни не встречал.
В 1941 году Андрей Николаевич, лейтенант, коммунист, попал в плен, был освобожден в 1944-м. Это очень редкий случай, что он остался жив, так он говорил. Он однажды перечислил лагеря, в которых побывал, Бухенвальд и так далее. Самым страшным он называл лагерь Дора, в нем охранники были латыши. Сколько мы, молодежь, ни уговаривали его рассказать нам что-то, он всегда нам говорил: "Вам это не нужно знать и нельзя знать. Знайте только то, что немцам нужно было нас не просто убить, а обязательно сломать. Я выжил потому, что меня переводили из лагеря в лагерь. Самая тяжёлая работа, самые жестокие наказания и самая плохая еда - русским. Но всё равно в каждом лагере у нас была тайная парторганизация, в каждом лагере русские имели непререкаемый авторитет, "держали шишку", как у вас говорят. Знайте, у нас, находящихся в нечеловеческих условиях, никогда не возникало сомнения в нашей победе, у нас не было никакой информации извне, кроме немецкой, и мы были уверены, что немцы Москву заняли, и все равно точно знали, что мы победим. Мы брали всех своей волей. Люди других национальностей видели это, и у них появлялись силы оставаться людьми."
Вот так, находясь в аду той войны, делился с другими Волей и Духом. А в мирное время делился истинно христианской любовью, оставаясь всегда убеждённым коммунистом».