Размышления о литургии (не мои)
""Беседа с одним очень хорошим священником напомнила мне о том, что чаще надо вылезать из уютного мирка статей и монографий всемирно признанных специалистов по литургике и исторических фактов и поглядывать на отрезвляющую действительность.
А действительность в том, что за последние столетия сложилось отношение к литургии как к особому «священному спектаклю», где каждое действие что-то обозначает символически, и ничего менять, сокращать или добавлять нельзя, ибо тогда…
А что тогда? Литургия не совершится? Христос откажется сделать нас причастными Своему Телу и Крови из-за отступления от общепринятого в это время и в этой местности обряда? Так вы даже не представляете, друзья мои, как чудят и что вытворяют батюшки в отдалённых от чопорных академических преподавателей литургики приходах! Получается, там не причащаются годами? Десятилетиями?
И какую литургию надо принимать за образец? Ведь архиерейский чин отличается от иерейского, а пасхальная литургия весьма отличается от вседневной. А чтение записок, не предусмотренное уставом, разве не есть добавление в литургию? А их не-чтение на анафоре разве не есть сокращение? А молебны и славления?
Более того, и все эти литургии относительно недавнии. С точки зрения истории Церкви, конечно.
«Не могёт такого быть вовекивеков!» - восшумят зело ревнители благочестия, целых полгода проучившиеся в воскресной школе для взрослых. «Вот создавалась литургия, создавалась апостолами и святыми, а потом всё! Застыла намертво, и наше дело не менять, а повторять! Вы чё, святые, штоль? А ну пошли отседова!»
Но. Литургии не составляли апостолы. Ни одной рукописи такого рода не сохранилось, кроме Дидахе, но её текст совсем не понравится «уставщикам». Во времена апостолов молитвы импровизировали, а наиболее удачные (по судьбе или по тексту) анонимные импровизации запомнились и были впоследствии названы по именам апостолов, проповедавших в той или иной местности. Потом литургии медленно обрастали массой обрядов, превращаясь из ежевоскресного ужина общины в утренний воскресный ритуал, отделённый от общей трапезы, а после и от частной. А позже этот ритуал становится практически ежедневным и обрастает массой новых обрядовых особенностей. И этот процесс продолжается вплоть до XIV века, то есть полтысячелетия (!!!) на Руси служили не так, как мы сегодня привыкли!
А что там было в четырнадцатом веке? А там был диатаксис патриарха Филофея, который узаконил сложившиеся к тому времени изменения в служении литургии. А изменения произошли вследствие смены Студийского устава монашеского богослужения на Иерусалимский, действующий и поныне и на Руси тоже.
А почему больше изменений не происходило? Да потому что вскоре константинопольская церковь была растерзана сначала унией, а потом турецким нашествием. В К-поле богословская школа прекратила своё существование, а на Руси ещё и не начинала. Вот и оставалось людям только «беречь и свято хранить, ничего не» и придумывать массу символических толкований, особенно при отсутствии прямого смысла литургии - причащения народа, который причащаться до начала ХХ века не хотел.
Но и это не всё. Последние заметные общецерковные изменения в русской литургии происходят в середине XVII века в результате реформ патриарха Никона. Изменения, скажем так, весьма своеобразные. Цель их была максимально приблизить русское богослужение к греческому в надежде на то, что скоро русский царь завоюет К-поль, а патриарх Никон станет К-польским и вселенским…
Впрочем, любой человек, знакомый с греческой практикой служения, отметит массу отличий и в деталях, и в тексте. Потому что даже консервативные греки относятся к литургии не как к музейному экспонату, а довольно творчески.
То есть, с прекращением живой богословской мысли прекращается и изменение литургии, её осмысление, и включается режим сохранения, «киберсна». А с пробуждением богословского сознания в Церкви (в России это конец XIX - начало ХХ века, потом печальный перерыв на советскую власть и с конца ХХ века доныне) сразу становится ясным, что в литургии главное, что второстепенное и зачем вообще всё это надо.
И прекращают служить дополнительные молебны, опускают упоминания об оглашенных там, где их нет, а храмы наполняются причастниками, потому что иначе зачем вообще вы сюда пришли? И уже не нужны витиеватые толкования, потому что молитвы читают вслух, и смысл их полностью объясняет смысл происходящего без всяких отвлечённых рассуждений. И прихожане перестают быть пассивными зрителями, а становятся сослужителями священнику. И пока богословская мысль хоть немного живёт, пусть и весьма болезнует, этот процесс будет продолжаться.
Главное, чтобы христиане перестали видеть врагов друг в друге и подозревать кругом коварные заговоры против «ихнего» извода православия, весьма подозрительно напоминающего старое доброе шаманство или язычество с заговорами и культами.
Впрочем, это уже совсем другая тема"".
(Игумен Силуан Туманов, Санкт-Петербург)
А действительность в том, что за последние столетия сложилось отношение к литургии как к особому «священному спектаклю», где каждое действие что-то обозначает символически, и ничего менять, сокращать или добавлять нельзя, ибо тогда…
А что тогда? Литургия не совершится? Христос откажется сделать нас причастными Своему Телу и Крови из-за отступления от общепринятого в это время и в этой местности обряда? Так вы даже не представляете, друзья мои, как чудят и что вытворяют батюшки в отдалённых от чопорных академических преподавателей литургики приходах! Получается, там не причащаются годами? Десятилетиями?
И какую литургию надо принимать за образец? Ведь архиерейский чин отличается от иерейского, а пасхальная литургия весьма отличается от вседневной. А чтение записок, не предусмотренное уставом, разве не есть добавление в литургию? А их не-чтение на анафоре разве не есть сокращение? А молебны и славления?
Более того, и все эти литургии относительно недавнии. С точки зрения истории Церкви, конечно.
«Не могёт такого быть вовекивеков!» - восшумят зело ревнители благочестия, целых полгода проучившиеся в воскресной школе для взрослых. «Вот создавалась литургия, создавалась апостолами и святыми, а потом всё! Застыла намертво, и наше дело не менять, а повторять! Вы чё, святые, штоль? А ну пошли отседова!»
Но. Литургии не составляли апостолы. Ни одной рукописи такого рода не сохранилось, кроме Дидахе, но её текст совсем не понравится «уставщикам». Во времена апостолов молитвы импровизировали, а наиболее удачные (по судьбе или по тексту) анонимные импровизации запомнились и были впоследствии названы по именам апостолов, проповедавших в той или иной местности. Потом литургии медленно обрастали массой обрядов, превращаясь из ежевоскресного ужина общины в утренний воскресный ритуал, отделённый от общей трапезы, а после и от частной. А позже этот ритуал становится практически ежедневным и обрастает массой новых обрядовых особенностей. И этот процесс продолжается вплоть до XIV века, то есть полтысячелетия (!!!) на Руси служили не так, как мы сегодня привыкли!
А что там было в четырнадцатом веке? А там был диатаксис патриарха Филофея, который узаконил сложившиеся к тому времени изменения в служении литургии. А изменения произошли вследствие смены Студийского устава монашеского богослужения на Иерусалимский, действующий и поныне и на Руси тоже.
А почему больше изменений не происходило? Да потому что вскоре константинопольская церковь была растерзана сначала унией, а потом турецким нашествием. В К-поле богословская школа прекратила своё существование, а на Руси ещё и не начинала. Вот и оставалось людям только «беречь и свято хранить, ничего не» и придумывать массу символических толкований, особенно при отсутствии прямого смысла литургии - причащения народа, который причащаться до начала ХХ века не хотел.
Но и это не всё. Последние заметные общецерковные изменения в русской литургии происходят в середине XVII века в результате реформ патриарха Никона. Изменения, скажем так, весьма своеобразные. Цель их была максимально приблизить русское богослужение к греческому в надежде на то, что скоро русский царь завоюет К-поль, а патриарх Никон станет К-польским и вселенским…
Впрочем, любой человек, знакомый с греческой практикой служения, отметит массу отличий и в деталях, и в тексте. Потому что даже консервативные греки относятся к литургии не как к музейному экспонату, а довольно творчески.
То есть, с прекращением живой богословской мысли прекращается и изменение литургии, её осмысление, и включается режим сохранения, «киберсна». А с пробуждением богословского сознания в Церкви (в России это конец XIX - начало ХХ века, потом печальный перерыв на советскую власть и с конца ХХ века доныне) сразу становится ясным, что в литургии главное, что второстепенное и зачем вообще всё это надо.
И прекращают служить дополнительные молебны, опускают упоминания об оглашенных там, где их нет, а храмы наполняются причастниками, потому что иначе зачем вообще вы сюда пришли? И уже не нужны витиеватые толкования, потому что молитвы читают вслух, и смысл их полностью объясняет смысл происходящего без всяких отвлечённых рассуждений. И прихожане перестают быть пассивными зрителями, а становятся сослужителями священнику. И пока богословская мысль хоть немного живёт, пусть и весьма болезнует, этот процесс будет продолжаться.
Главное, чтобы христиане перестали видеть врагов друг в друге и подозревать кругом коварные заговоры против «ихнего» извода православия, весьма подозрительно напоминающего старое доброе шаманство или язычество с заговорами и культами.
Впрочем, это уже совсем другая тема"".
(Игумен Силуан Туманов, Санкт-Петербург)