Конфликтология на примере святых Церкви
Церковная история никогда не была простой. И даже с теми, кого мы считаем сейчас великими учителями и святыми, было, наверно, не всем и не всегда легко. Первый пример - апостолы Пётр и Павел. Довольно быстро их памяти объединили вместе, в общий праздник. С точки зрения вечности ясно, что они вместе и делали одно дело. Но при жизни между ними бывали и острые разногласия. И у их последователей-почитателей, соответственно, тоже: "Я Павлов, я Аполлосов. я Кифин" (1 Кор. 1, 12).
С тремя святителями - Василием Великим, Григорием Богословом и Иоанном Златоустом - дело обстояло похожим образом. По стилю жизни, по характеру они были совершенно не похожие, просто разные. Дружба в юности между Василием и Григорием впоследствии сильно омрачилась, когда Василий стал епископом, церковным политиком, дипломатом, устроителем, организатором...
Родной отец Григория, в то время уже епископ, фактически принудительно поставляет своего сына в пресвитеры - ему необходим был помощник. А после примерно десяти лет пресвитерства Григорий, также по инициативе отца и старшего друга Василия, к тому времени уже архиепископа Кесарийского, поставляется во епископы. Обстоятельства его рукоположения были таковы, что, когда император Валент, покровительствовавший арианам, разделил пополам Каппадокию по финансово-экономическим соображениям, епископ г. Тианы Анфим, прежде подчинявшийся Василию, стал самостоятельным митрополитом, поскольку Тиана превратилась в столицу второй части Каппадокии. Василий, не согласившийся с такими переменами, решает создать новые епископские кафедры на территории, подвластной митр. Анфиму, и рукоположить туда своих сторонников, фактически дерзая на рискованный антиканонический шаг... Одним из городов, где была учреждена новая кафедра, стал город Сасимы - туда и был поставлен Григорий. По простодушию, не будучи искушенным в церковно-политических хитросплетениях, Григорий, сначала будучи покорным своему уделу, быстро приходит в возмущение, как только сам оказался на месте, что оказался введен в отношения, противные его духу.
"...Устал я, слушая упреки тебе и защищая тебя перед людьми, которым хорошо известны и прежние, и нынешние наши с тобой отношения. (…) … по употреблении в дело, брошен я, как самый бесчестный и ничего не стоящий сосуд, или как подпорка под сводами, которую, по складке свода, вынимают и считают за ничто(…). Не буду приискивать оружия и учиться военной хитрости, которой не учился и прежде, когда, по-видимому, особенное было тому время; потому что все вооружались, все приходили в неистовство (тебе известны недуги немощных). Не буду подвергать себя нападениям бранноносного Анфима, хотя и не совсем ловкого воителя, будучи сам безоружен, не воинствен, и открыт для ран. Но сражайся с ним сам, если угодно; ибо нужда и немощных делает нередко воителями; или не ищи людей, которые будут сражаться, когда Анфим захватит твоих лошаков, охраняя тесные проходы и, подобно амаликитянам, отражая Израиля. А мне взамен дай безмолвие. Какая нужда вступать в борьбу за млекопитающихся и птиц, и притом за чужих, как будто дело идет о душах и об уставах Церкви?... Но ты мужайся, преодолевай, и все влеки к славе своей…, а я от дружбы твоей приобрету одну выгоду, что не буду верить друзьям, и ничего не стану предпочитать Богу». (Сочинения, т. 2, 448).
Григорий пишет в другом письме к Василию, что отказывается от епископства в Сасимах, но не по лености и не по нерадении:
«Укоряешь меня в лености и в нерадении; потому что не взял твоих Сасимов, не увлекся епископским духом, не вооружаюсь вместе с вами, чтобы драться, как дерутся между собою псы за брошенный им кусок. А для меня самое важное дело - бездействие. И чтобы знать тебе нечто из моих совершенств, столько хвалюсь своей беспечностью, что величие духа в этом почитаю законом для всех; и думаю, что, если бы все подражали мне, то не было бы беспокойств Церквам, не терпела бы поруганий вера, которую теперь всякий обращает в оружие своей любопрительности» (2, 447).
Кажется, только по смерти Василия, довольно ранней, в 49 лет, Григорий с ним окончательно примирился!
Сколько у Златоуста было врагов при жизни, уж и говорить не приходится. "Насолить", видимо, успел своими проповедями не только византийскому двору, но и архиереям. Среди них - свят. Епифаний Кипрский или Кирилл Александрийский, которому принадлежало изречение "Если Иоанн епископ, то почему Иуда не апостол".
В общем, на разных путях к одной и той правде, к одному и тому же Царству бывают размолвки. Мы можем слишком по-разному все видеть эти пути, когда мы еще ограничены во времени и в пространстве. А уж если в ход вступает жесткая и прямолинейная логика по типу "истина одна, значит, кто-то один из нас прав, и тогда другой не прав", а неправым себя редко кто когда может признавать, и на свою собственную сторону может при случае призвать разные предыдущие авторитеты, на них сослаться и разные цитаты привести в свою пользу, то вот и получаются разные конфликты. Иногда по делу, а иногда по чистейшим пустякам и недоразумениям. При которых редко кому в голову приходит, что частично прав и тот, и другой: истина-то хоть и одна, но понимание одной и той же истины неизбежно всё-таки бывает разным, если дело не касается простой физики и математики. Нам не дано в этой жизни объять её целиком - нам дано лишь прикоснуться к ней с разных сторон!
А вот с точки зрения вечности, и даже многих столетий в истории многие противоположности и противоречия примиряются. Одни раньше, другие позже. Так случилось с Петром и Павлом, так же случилось с тремя святителями, которым около 1000 лет назад был установлен единый день празднования. И когда-нибудь что-то подобное случится между двумя крупнейшими мировыми церквями Востока и Запада. Предстоящая встреча патриарха Кирилла и папы Франциска, пусть даже обусловленная больше политическими моментами, верю, что окажется этим небольшим звеном в цепочке постепенного примирения и сближения.
А конфликты, если они бывали и бывают неизбежны между великими людьми, то неизбежны и на более простом уровне. Значит ли это, что надо их воспринять, как должное? Разумеется, нет. Но это и не значит равно, что если конфликт возник, надо непременно ужасаться и горевать. Раз такова жизнь, то важно не дать себя захлестнуть очередной волне ненависти, злобы, злословия (одна крайность), или, наоборот, не позволить себе впасть в депрессию и самокопание с комплексом личной вины (крайность другая). Да, возможны разрывы отношений: если нас в чем-то безосновательно подозревают или обвиняют, не желая понять и выслушать, - что ж, ну и пусть. Но будем оставаться самими собой! И пример Григория Богослова в данном случае важен, он вдохновляет. Пусть, наверно, с ним не всем было легко, как и с Иоанном Златоустом.
С тремя святителями - Василием Великим, Григорием Богословом и Иоанном Златоустом - дело обстояло похожим образом. По стилю жизни, по характеру они были совершенно не похожие, просто разные. Дружба в юности между Василием и Григорием впоследствии сильно омрачилась, когда Василий стал епископом, церковным политиком, дипломатом, устроителем, организатором...
Родной отец Григория, в то время уже епископ, фактически принудительно поставляет своего сына в пресвитеры - ему необходим был помощник. А после примерно десяти лет пресвитерства Григорий, также по инициативе отца и старшего друга Василия, к тому времени уже архиепископа Кесарийского, поставляется во епископы. Обстоятельства его рукоположения были таковы, что, когда император Валент, покровительствовавший арианам, разделил пополам Каппадокию по финансово-экономическим соображениям, епископ г. Тианы Анфим, прежде подчинявшийся Василию, стал самостоятельным митрополитом, поскольку Тиана превратилась в столицу второй части Каппадокии. Василий, не согласившийся с такими переменами, решает создать новые епископские кафедры на территории, подвластной митр. Анфиму, и рукоположить туда своих сторонников, фактически дерзая на рискованный антиканонический шаг... Одним из городов, где была учреждена новая кафедра, стал город Сасимы - туда и был поставлен Григорий. По простодушию, не будучи искушенным в церковно-политических хитросплетениях, Григорий, сначала будучи покорным своему уделу, быстро приходит в возмущение, как только сам оказался на месте, что оказался введен в отношения, противные его духу.
"...Устал я, слушая упреки тебе и защищая тебя перед людьми, которым хорошо известны и прежние, и нынешние наши с тобой отношения. (…) … по употреблении в дело, брошен я, как самый бесчестный и ничего не стоящий сосуд, или как подпорка под сводами, которую, по складке свода, вынимают и считают за ничто(…). Не буду приискивать оружия и учиться военной хитрости, которой не учился и прежде, когда, по-видимому, особенное было тому время; потому что все вооружались, все приходили в неистовство (тебе известны недуги немощных). Не буду подвергать себя нападениям бранноносного Анфима, хотя и не совсем ловкого воителя, будучи сам безоружен, не воинствен, и открыт для ран. Но сражайся с ним сам, если угодно; ибо нужда и немощных делает нередко воителями; или не ищи людей, которые будут сражаться, когда Анфим захватит твоих лошаков, охраняя тесные проходы и, подобно амаликитянам, отражая Израиля. А мне взамен дай безмолвие. Какая нужда вступать в борьбу за млекопитающихся и птиц, и притом за чужих, как будто дело идет о душах и об уставах Церкви?... Но ты мужайся, преодолевай, и все влеки к славе своей…, а я от дружбы твоей приобрету одну выгоду, что не буду верить друзьям, и ничего не стану предпочитать Богу». (Сочинения, т. 2, 448).
Григорий пишет в другом письме к Василию, что отказывается от епископства в Сасимах, но не по лености и не по нерадении:
«Укоряешь меня в лености и в нерадении; потому что не взял твоих Сасимов, не увлекся епископским духом, не вооружаюсь вместе с вами, чтобы драться, как дерутся между собою псы за брошенный им кусок. А для меня самое важное дело - бездействие. И чтобы знать тебе нечто из моих совершенств, столько хвалюсь своей беспечностью, что величие духа в этом почитаю законом для всех; и думаю, что, если бы все подражали мне, то не было бы беспокойств Церквам, не терпела бы поруганий вера, которую теперь всякий обращает в оружие своей любопрительности» (2, 447).
Кажется, только по смерти Василия, довольно ранней, в 49 лет, Григорий с ним окончательно примирился!
Сколько у Златоуста было врагов при жизни, уж и говорить не приходится. "Насолить", видимо, успел своими проповедями не только византийскому двору, но и архиереям. Среди них - свят. Епифаний Кипрский или Кирилл Александрийский, которому принадлежало изречение "Если Иоанн епископ, то почему Иуда не апостол".
В общем, на разных путях к одной и той правде, к одному и тому же Царству бывают размолвки. Мы можем слишком по-разному все видеть эти пути, когда мы еще ограничены во времени и в пространстве. А уж если в ход вступает жесткая и прямолинейная логика по типу "истина одна, значит, кто-то один из нас прав, и тогда другой не прав", а неправым себя редко кто когда может признавать, и на свою собственную сторону может при случае призвать разные предыдущие авторитеты, на них сослаться и разные цитаты привести в свою пользу, то вот и получаются разные конфликты. Иногда по делу, а иногда по чистейшим пустякам и недоразумениям. При которых редко кому в голову приходит, что частично прав и тот, и другой: истина-то хоть и одна, но понимание одной и той же истины неизбежно всё-таки бывает разным, если дело не касается простой физики и математики. Нам не дано в этой жизни объять её целиком - нам дано лишь прикоснуться к ней с разных сторон!
А вот с точки зрения вечности, и даже многих столетий в истории многие противоположности и противоречия примиряются. Одни раньше, другие позже. Так случилось с Петром и Павлом, так же случилось с тремя святителями, которым около 1000 лет назад был установлен единый день празднования. И когда-нибудь что-то подобное случится между двумя крупнейшими мировыми церквями Востока и Запада. Предстоящая встреча патриарха Кирилла и папы Франциска, пусть даже обусловленная больше политическими моментами, верю, что окажется этим небольшим звеном в цепочке постепенного примирения и сближения.
А конфликты, если они бывали и бывают неизбежны между великими людьми, то неизбежны и на более простом уровне. Значит ли это, что надо их воспринять, как должное? Разумеется, нет. Но это и не значит равно, что если конфликт возник, надо непременно ужасаться и горевать. Раз такова жизнь, то важно не дать себя захлестнуть очередной волне ненависти, злобы, злословия (одна крайность), или, наоборот, не позволить себе впасть в депрессию и самокопание с комплексом личной вины (крайность другая). Да, возможны разрывы отношений: если нас в чем-то безосновательно подозревают или обвиняют, не желая понять и выслушать, - что ж, ну и пусть. Но будем оставаться самими собой! И пример Григория Богослова в данном случае важен, он вдохновляет. Пусть, наверно, с ним не всем было легко, как и с Иоанном Златоустом.