(расшифровка выступления в храме Космы и Дамиана 15 февраля 2015 на общеприходской конференции памяти прот. Александра Меня).
Тема, которой я решил посвятить свое выступление это опыт Церкви русской ХХ века, исторический опыт, который важен, на мой взгляд, для века мой взгляд для века ХХI. Это какие-то конкретные опыты, я их набросал, которые позволят нам понять правильные и неправильные шаги в прошлом для тог, чтобы что-то определить в будущем. Потому что, как я люблю говорить, вспоминая слова Геродота, история учит, она должна учить. И главная задача истории, чтобы она учила, это то, что история должна быть, во-первых, глубоко прочитана и, во-вторых, она должна быть честно, до конца честно, преподана, рассказана.
Понимаете, у нас в России, вообще во всем мире, есть такая слабость, но у нас в России она совершенно безобразной была всегда. Начиная с 18-го века, историю считали идеологией. Ив этом смысле очень характерен спор Ломоносова с немецкими членами русской Академии, его оппонентами. Они уже тогда... требовали точного и критического подхода к истории, как бы это может быть неприятно было национальному самолюбию, а Ломоносов, наш великий Ломоносов, тем не менее, доказывал, что история должна бытии дидактикой - она должна научить хорошему, и надо скрывать плохое. А такая история вообще никогда ничему не учит. Но, к сожалению, именно такая история доминировала до революции, такая история абсолютно доминировала в советское время. И, как говорится, историки колебались вместе с курсом, и вот, к сожалению, эта история последние лет пять-десять-восемь, опять становится нормой в нашей стране после расцвета свободной истории в 90-е - начале 2000-х годов.
Поэтому, я попробую себе узурпировать право - я сторонник этого честного подхода к истории не дидактического - я попробую себе узурпировать право говорить об истории объективно.
И второй момент - что является целью истории. Это тоже очень важная вещь. Потому что, от того, что мы видим целью нашего анализа, от этого меняются и наши подходы. Многие историки считают целью, скажем, экономическое развитие. И даже если какие-то неприглядные вещи, ну скажем, петровские реформы, способствовали экономическому развитию, индустриализации, то они оправданы, пусть даже будут положены в грязь невской дельты десятки тысяч загубленных людей. Другие считают целью национальное величие, и если даже какие-то войны, и несправедливые и кровавые, привели к росту государства, в данном случае, государства Российского, то все равно, это хорошо. Могут быть другие параметры: какая-то абстрактная идея прогресса и так далее.
У меня совершенно конкретный критерий. Я уже здесь об этом говорил, когда мы говорили о книге об истории 20-го века, -- мой критерий это человек. Тем более, что это христианский подход. Господь воплотился и вочеловечился не ради того, чтобы строить какие-то империи -- Свою ли, Римскую ли - не ради тог, чтобы люди жили бесконечно богато --- как уж получится, от них зависит - не ради какой-то идеи прогресса, что завтра должно быть лучше, чем вчера… Господь, наоборот - взгляд Его на будущее был, скорее, пессимистический: вот, сегодня у нас как раз Неделя о Страшном суде, соответственно, когда придет второй раз Сын Человеческий, найдет ли Он веру на Земле.
Так что не для этого пришел Господь, а для чего? Для того, чтобы, по возможности, спасти хотя бы некоторых. Кого? Тех, кто сам, хотя бы хочет спастись. Хотя бы испытывает это желание, эту жажду, пусть он даже не способен творить какие-то добрые дела, которые, как мы с вами слышали сегодня в чтении Евангелия на Неделю о Страшном суде, пусть даже тяжело ему это творить, но если у него есть желание, алкание спасения, вот этих людей Господь пришел спасти, потому что они ищут узкий путь. Понимаете, человек, любой человек, потому что любой человек имеет ценность - человек это единственная ценность в этом мире. Церковь существует не тади самой себя. Церковь это собрание, собрание верных, экклесия. Церковь существует ради собравшихся в ней людей, и даже для тех, кто в ней не собрался, которые ее отрицают, которые ее не знают, но потому, что и они - чада Божии, хоть и не осознавшие этого.
Поэтому в истории, мне кажется, единственный правильный подход - рассматривать события через призму человека. А это значит через призму его Богочеловеческого достоинства. Та историческая канва, тот политический режим, которые способствуют сознанию этого человеческого достоинства, богоподобного достоинства человека - иот это положительное направление истории, как любят говорить сейчас, тренд. Те же которые унижают человека это отрицательные направления в истории.
Кроме того, разумеется, помогает или мешает исторический контекст быть христианином, быть верующим человеком. Это второй момент очень важный. И они обязательно должны быть вместе. Потому что христианство может быть формальным. Может быть «вот я русский, я православный, -- без понимания глубокого смысла человеческого достоинства. Может быть понимание человеческого достоинства вне христианства, но оно легко ведет к гордыне. Да и внутри христианства может быть гордыня. Поэтому только соединение этих двух вещей полезно.
И что же на этом поле является главным хранителем истины о человеке? И строителем человека и человеческого сообщества? И вот тут мы должны сказать ясно: является Церковь. Потому что Церковь это не только и не столько собрание, экклесия. Церковь это еще и система, система, построенная давным-давно и постоянно живая и строящаяся, потому что это живое тело. Как видение Эрмы, когда он увидел этот строящийся из живых камней храм. Естественно, это рефлексия апостола Павла. Церковь это нечто живое и одновременно спасительное. Почему? Потому что внутри Церкви, живя по церковным нормам, церковным ценностям, в системе церковной иерархии, под священным началием, человек постепенно готовится и входит в Царствие Божие. Он еще здесь на земле становится гражданином Божественного Царства. А что такое Божественное Царство? Это такое состояние, когда уже не твое состояние, а воля Божья является твоим руководителем. Когда в тебе царит Бог. Поэтому «Царство Божие внутри вас есть». Потенция этого Царства внутри каждого из вас, но актуализируем ли мы эту потенцию, зависит от нас и от того, насколько мы находимся в Церкви. Поэтому такое важное место, институциональное место занимает Церковь, Церковь как организация, как организм. Она имеет огромное значение. И соответственно имеет огромное значение то, как она себя соотносит с миром, с миром политики, общественности, с миром хозяйственности, с миром этики, растворенной в обществе. Это очень важно.
И вот именно на этом я и сконцентрирую свое внимание: как Русская Церковь выполняла эту свою миссию, и какие примеры поисков, ошибок она имела в 20-ом веке. Чтобы мы не повторяли эти ошибки, но повторяли и развивали положительные находки в 21-ом веке, который, видит Бог, совсем не такой радужный, как очень многим казалось в конце 20-го века, когда, как вы помните, ученик русских философов Фрэнсис Фукуяма объявил о том, что история завершена, все проблемы решены. Мы теперь видим, что в некотором смысле, история только начинается, а в другом смысле, мы все «попали в историю». Вот поэтому нам очень важны опыты 20-го века.
Первый опыт - это еще до революции. Русская Церковь привыкла за 200 лет, начиная с Петра, служить власти. Причем, не просто служить власти, а полностью подчиняться ей, стать ее агентом в области духовных дел, или как говорили, ведомством Православного исповедания, министерством. То, что велел государь, было абсолютно беспрекословно принимаемо Церковью. До 1901-го года, т.е. до последнего царя, каждый епископ, вступая на кафедру впервые, как только его хиротонисали во епископы, произносил клятву верности императору как крайнему земному Судиии. Не Христу, а императору. Это реальность. Это вошло со времен Петра I и не было отменяемо. Сам Николай II, будучи все-таки верующим и при этом культурным, он ужаснулся этой формулировке и, к неудовольствию обер-прокурора Синода Константина Федоровича ?? Победоносцева, эту формулу решил отменить. То есть, не Церковь, а опять же император.
Это безобидно было? Нет, совсем небезобидно. Дело в том, что власть политическая большей частью, всегда, во все века, в России и вне - отвратительна. Это факт. Слава Богу, что люди мало занимающиеся историей этого не знают. Но мы, историки, это знаем хорошо. К сожалению, слова «не любите мира, ни того, что в мире… Все, что в мире это похоть очес и гордость житейская…» -- все это абсолютно точно накладывается на политическую власть. Редко какой политический деятель, редко,когда страна в какой-то момент своего политического развития выходит из этого состояния к каким-то более высоким целям. В этом смысле, конечно, демократическая государственность почему лучше? Не потому, что многие лучше одного. Многие так же нехороши, как и хороши. Но поскольку демократическое государство требует балансировки и соотношения многих воль, то, в конечном счете страна, как правило, дна не достигает: стремление одного к плохому компенсируется стремлением другого к «другому плохому». И в итоге, возникает какой-то modus Vivendi. Поэтому был прав старина-Черчиль, когда сказал, что демократия это, конечно, отвратительная вещь, но все остальное еще намного хуже.
И поскольку Россия никогда не была столь самовластна, как в два века ее Петербургского периода, то понятно, что вся политика страны зависела от воли и личности государя, в конечном счете. Естественно там было масса оговорок, но в основном государи были или вовсе неверующими, как Петр I, несмотря на то, что многие пытаются говорить другое, или как Екатерина, которая была совершенно неверующей женщиной, только делала вид. Она была лицемерка самая страшная. Я помню, когда я еще начинал свой путь в Церкви, только делал первые шаги, еще был оглашенным, я сказал своему духовнику, что стараюсь скрыть свои слабости, он сказал мне: «Первое, с чем тебе нужно расстаться это с лицемерием. Если ты в чем-то слаб, пусть это люди видят. Тебе легче будет от этого избавиться»… Я думаю, что Николай I был верующим человеком, но очень примитивным христианином, на уровне почти человека с улицы. Александр II был человеком, практически неверующим, Александр III был человек верующий, Николай II тоже был человек верующий, но оговорок много.
Так что для Церкви это был большой искус. Какова должна быть позиция Церкви в этой ситуации? Церковь выбрала путь полного послушания. Она одобрила крепостное право, т.е. рабство, когда одни русские люди находились в полном рабстве у других. Она отказалась от своей обязанности учить, и русское общество было неграмотным в чисто формальном, школьном смысле слова; оно было неграмотным духовно, потому что служба шла на непонятном церковно-славянском языке - его и сейчас-то мало кто понимает, а тогда, когда люди были неграмотны, и вовсе не понимали. Евангелия и Апостола, естественно, не понимали… Проповеди, вы знаете, нельзя было священникам произносить свои. А если уж ты хочешь отличиться и произносить свою проповедь, хотя были такие наборы проповедей древних отцов, естественно, о вещах полезных, но никакого отношения к реальной жизни не имеющих: то, что было актуально в Антиохии пятого века, не всегда было актуально а каком-нибудь Ржеве 19 века. Если священник хотел прочитать свою проповедь, он должен был послать ее в Консисторию, а оттуда раньше, чем через полгода, ответ не приходил… Да и таких не любили.
Священник должен был должен был терпеть, а епископ не имел право разбирать отношения крестьян со своим помещиком. Если помещик насиловал девочек, избивал и доводил до телесных повреждений своих мужиков, грабил своих крестьян до полного изнеможения тех людей, на труд которых строились его дворцы, если в это вмешивался приходской священник, если он пытался учить детей и создать церковно-приходскую школу, то он попадал под действие государственного закона, запрещающего вторгаться в отнощения помещиков и крепостных, считая это нецерковным делом. Если помещик не каялся, то говорить было не о чем, а они, понятно, в этих вещах часто не каялись.
И вот Церковь все это приняла. Она сначала приняла то, что она сама была крупнейшим рабовладельцем: до секвестра Екатерины - до секуляризации церковных имуществ - Церковь была владельцем до миллиона рабов. После этого она приняла то, что у нее рабов нет, но они есть у дворян. И каков результат? Результат очень простой. Вот это наш первый опыт: народ потерял веру, доверие к Церкви, а часто, порой, и - к Богу.
Но часто уходили в старообрядцы, а старообрядцы были убеждены, что царь это Антихрист. Или уходили в какие-нибудь новые тогда немецкие секты типа Штунде, потому что там были нормальные человеческие отношения, а тонкости богословия, которые показывали, чем там они не дотягивают до православных, мужики не понимали, потому что их ничему не учили. Писания они не читали.
Церковь пошла на все это. Она согласилась. Была ли тогда альтернатива? Была. Эта альтернатива означала исповедническое мученичество. Но ведь Русская Империя всегда себя позиционировала как Православная. Поэтому это исповедничество и мученичество не было бы столь фатальным как в 20-ом веке, но я думаю, что власть могла бы одуматься. Но церковь на это не пошла. Это ее принципиальное отличие от Церкви Католической - той было легче. Она была вне власти того или иного монарха. Глава ее был в Риме, он был вынесен за пределы крупнейших государств католической Европы. Из Рима можно было многим повелевать, там можно было принимать важнейшие буллы и энциклики. И, в общем, их слушались. Очень сопротивлялись. Людовик IV даже пытался создать свою независимую католическую церковь. Ничего у него не вышло. Но, чтобы не вышло, немало католических епископов пошло путем исповедничества. Им головы не рубили, но в тюрьму сажали, на долгие годы. И это - славный опыт католической Церкви.
У нас такого не было…. За то, что рабство невозможно в христианской стране и что народ надо учить, что после многих веков свободы нельзя поработить свободных людей и считать это нормой (так даже в античности никогда не было) Церковь не выступила. Вот это первый урок. Мы не выдержали его - мы как люди Церкви Кто поднял первый настоящий голос о достоинстве Церкви? Не священник, не епископ, к сожалению. Хотя люди типа митрополита Филарета Дроздова пытались что-то делать вместе с Александром I. Когда благоволение кончилось вместе с Александром I, и пришел Николай и граф Протасов как обер-прокурор Синода, тогда и владыка Филарет замолк на долгие годы, и даже кое-где оправдывал крепостное право…