Роман о любви, разумеется, не мог обойтись без классических и, несомненно, важных рассуждений о разнице между дружбой и любовью, которые, если упрощать повторяют один из афоризмов Ларошфуко о том, что «если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу».
При этом Эва бежит и опасается именно трагической, печальной и абсолютно неизбежной составляющей любви. До начала виртуальных отношений с Якубом ею владеет что-то вроде эмоционального конформизма и боязни привязаться к кому-нибудь настолько сильно, что бы он стать зависимым от поступков предмета обожания…
Если в начале 20 века в произведениях Бунина влюбляются так отчаянно, что умирают или убивают себя от неразделённой любви, то в начале 21 века в произведениях Вишневского герои опасаются чувствовать, опасаются давать волю своим чувствам, чтобы они не возобладали над разумной и поддающейся контролю составляющей жизни. Хотя с другой стороны и эта рациональная составляющая также не приносит героям радости, они тоскуют по чему-то большему. Да именно так, тоскуют по большому чувству, но боятся его прихода. Это справедливо в отношении Эвы. Якуб же, наоборот, не хочет стать для кого-то, настолько важным, чтобы не причинить нечаянно кому-то сильную боль из-за своей невнимательности или бесчувственности. Ведь, как он сам объясняет, «нет ничего несправедливей, чем скучать по кому-то без взаимности».
«Это становилось опасным. Она угрожающе близко подбиралась к состоянию, когда мужчина опять заполняет весь ее мир. Ей не хотелось этого. Это должна быть дружба. Отнюдь не любовь! Она не хотела никакой любви. Любовь включает в себя страдание. И оно неизбежно, хотя бы при расставаниях. А они расстаются каждый день. Дружба - нет. Любовь может быть неразделенной. Дружба - никогда. Любовь преисполнена гордыни, эгоизма, алчности, неблагодарности. Она не признает заслуг и не раздает дипломов. Кроме того, дружба исключительно редко бывает концом любви. И это не должна быть любовь! Самое большее - асимптотическая связь. Она должна непрестанно приближать их друг к другу, но так и не наградить прикосновением.»
Ох, эти тонкие и невероятно точные метафоры авторов с естественнонаучным складом ума! Но вот реальный мир, оказывается, не совсем точно описывается этими математическими сравнениями. И желание Якуба и Эвы встретиться друг с другом пробивает эту стену, которая, согласно математическим аналогиям, должна была помешать им встретиться!
Одним из упомянутых инвариантов, которых не может избежать даже любовный роман 21 века, полный множества современных реалий в виде интернета и мгновенного обмена сообщениями, - это, несомненно, тема ревности. Менее тяжеловесной: её подозрительность менее нелепа и уродлива, чем в традиционных романах, но из-за своей бесплотности она не теряет в остроте. Ревность всё равно находит путь к сердцу людей, какими бы они не представляли свои отношения, как бы они сами их не называли.
Вишневский блестяще показывает парадокс ревности мужчины, во-первых, ни в коей мере и ни в каком из смыслов не обладающей своей возлюбленной, а во-вторых, и в этом есть некий вызов, присутствует новизна, ревность влюблённого на расстоянии, даже никогда не видевшего предмет любви стоящим перед собой. Якуб никогда даже не держал Эву за руки. Это будто непонятное чувство, родившееся в сети между двумя аккаунтами во всемирной сети. А то же ли это, что и настоящее чувство? Ревность, как видим, абсолютно неотличима от, так сказать, традиционной ревности.
«Он боялся бесповоротно потерять ее, если она прочтет мейл, который он послал ей. Написал он его, изнемогая от ревности, сомнений и тоски.
До сих пор он удачно притворялся, будто не испытывает ревности, либо удачно скрывал ее. Он долго этому учился, и то, что они не виделись, помогало ему.»
Влечение, родившееся исключительно на просторах интернета (и являющее, следовательно, самым настоящим сродством душ, а скорее - интеллекта), захватывает героев и в реальной жизни.
«В последнее время то, что она принадлежала не только ему, доводило его до безумия. А ведь совсем еще недавно он был убежден, что его ничуть не трогает то, что каждый вечер она ложится в постель с другим мужчиной. Ему казалось, что этот человек, овладевающий ею, как только у него возникает желание, является как бы фрагментом ее биографии, которая сложилась, когда его, Якуба, в ее жизни еще не было. Просто мужчина этот появился у нее до гигантского метеорита, которым является, разумеется, он, Якуб.»
Знаете, как писал Шамфор: «Будь вы тысячу раз милы и порядочны, люби вы совершеннейшую из женщин, все равно вам придется прощать ей либо вашего предшественника, либо преемника». Якубу тяжело быть преемником и, тем более, он не желает ни с кем делить свою возлюбленную. Но лучше бы он не задавался и не мучился этим вопросом. Всем было бы проще, если бы он вовсе не ставил его перед собой. Во встречном направлении движется и сама Эва. Она тоже тяготится подобным положением, когда вынуждена быть разделённой между двумя мужчинами. Её душа и мысли принадлежат далёкому Якубу, но телом владеет муж, который властно и самодовольно заявляет свои права на неё. Вишневский добавляет красок этой разделённости, когда отдаёт Эву во власть мужу прямо перед отъездом последней в Париж.
И, знаете, это противопоставление - одно из основных в романе: такого тонкого, понимающего, необходимого и близкого Эве, Якуба, но недоступного и далёкого в физическом смысле. И, с другой стороны, муж, к которому не осталось почти никаких чувств, который рядом, но не понимает и не чувствует Эву. Она живёт с ним под одной крышей, но он о ней ничего не знает.
«Все стало каким-то поверхностным. Муж захлебнулся богатством, которое приносили ему его проекты. Он впал в зависимость от денег и работы. <…> Они не разговаривали, «как раньше» уже очень, очень давно. У них становилось все больше техники и все меньше общения.»
Другое важнейшее противопоставление романа Вишневского - это противопоставление комфортной и спокойной жизни в одиночестве другому крайнему случаю - сложной и непростой жизни, полной чувств и страданий, ими даруемых. Для героев романа такое доверие другому человеку - несомненный риск, подобный выходу в открытое, бурлящее море. Ведь по законам жанра вся радость от разделённых чувств в начале отношений взята в долг у будущего. И это счастье должно обернуться тем большими страданиями, чем полнее в начале была радость. И герои романа в большинстве своём в нерешительности колеблются около ноля. И речь идёт не только о Якубе, но и, например, о подруге Эвы - Алиции, с которой они поехали в Париж.
«В такие моменты Алиция ловила себя на мысли, от которой в жилах у нее стыла кровь, а именно, что в сущности тип, лежащий с нею в постели, нарушает то, что она больше всего любит: гармоническое, всхоленное и привычное одиночество. <…>
Однако, возникнув, мысль эта мгновенно исчезала, оставив чувство вины. Ведь одиночество - наихудшая разновидность страдания! Разве не потому Господь Бог сотворил мир, что чувствовал себя одиноким?»
Однозначно ответить на вопрос, о чём же всё-таки этот роман, будет непросто. Но совершенно точно, это романе не о разврате или пошлости. Не о сытой жизни, полной свободного времени, которая рождает в героях какие-то неестественные желания и побуждения. Нет, совсем не об этом! Основная мысль, подаренная нам автором вместе с этим романом, состоит в том, что все и всегда ищут в этом мире любовь, нежность, и все люди, женщины же в большей степени, подчиняются этой тяге практически бездумно, это естественное стремление человека, и отдаваться ему - вещь совершенно естественная.
И это что-то вроде того, как мотыльки летят на губительное для них пламя фонаря в ночи, потому что нет согласно Вишневскому ничего прекраснее и созвучнее человеческой природе, чем это пламя любви. И подобное стремление стоит выше всех соображений морали, нравственности, и всевозможных эгоистических соображений.
И это пламя любви немыслимо в застывшем, успокоившемся состоянии. Это неизбежно означает смерть подлинного чувства. Свидетельством живого чувства является постоянное и обоюдное стремление друг к другу. И герои романа Вишневского в одиночестве летают по миру, подобно сгорающим метеорам, мучающиеся от нерастраченных чувств и неразделённой любви. 4-5 основных персонажей романа олицетворяют собой протест против омертвения чувства. Протест против обращения культуры в цивилизацию, если использовать аналогии Освальда Шпенглера. Но аналогия эта была понятна только Якубу и Асе, возможно…
«Он взял меня за руку. Мы ушли с центральной аллеи и без того пустого парка и укрылись за толстым деревом у пруда. Он снял пиджак, расстелил его на мокрой от росы траве. Легко поднял меня и поставил на пиджак. Снял с меня юбку и колготки. И когда я уже стояла голая ниже пояса, он опустился на колени и стал целовать мне ноги. Он целовал мне ноги так, как никто никогда до той поры не целовал меня в губы. Представляешь?!?!?!»
Это фрагмент истории одной из эвиных подруг - Аси. И те, кто уже читал «Одиночество в сети», не смогут не согласиться, что асина история во многом является уменьшенной, предварительной копией истории Эвы, менее трагической, менее душераздирающей и конфликтной. В её истории костёр не сумел превратиться в пожар просто из-за отсутствия топлива: ей стало жалко мужа (“в сущности неплохого человека”) и она так и не ушла от него. Да и уходить не к кому было в её случае, было только от кого.
Переломной точкой в развитии их отношений и кульминацией всего романа является, конечно, встреча Эвы и Якуба в Париже. В Париж они собираются из разных точек мира, да весь роман засасывает в этот город словно воронкой. Париж ломает всю предшествующую историю их отношений и бросает их в объятия друг к другу, лишая их возможности выбора: слишком силён первоначальный импульс их стремления друг к другу.
Вместе с тем со всей отчётливостью и ясностью следует понимать, что первая их встреча в реальной жизни должна была стать моментом истины, проверкой для каждого из них. Условно говоря, они должны были взглянуть друг на друга без фильтрующего посредника в лице интернета и некого дополнительного романтического аспекта в виде их пространственной разделённости.
Вот, как об этом пишут Вишневский:
«В Париже за дверьми аэропорта фантазия могла разойтись с действительностью. То, что было между ними, взросло на почве очарованности словом и выраженной вербально мыслью. И, наверное, было оно таким сильным, интенсивным и непрестанным, потому что практически не имело шансов исполниться в реальности».
Но судьба, случай, всеми силами стараясь посодействовать соединению главных героев, подготавливает им последнее испытание в виде авиакатастрофы, которую чудом избегает Якуб, но не знающая об этом Эва думает, что потеряла навеки своего виртуального возлюбленного. И радость от чудесного избавления слишком рано бросает Якуба и Эву в одну постель. Не слишком ли рано случай заставляет раскрыть их все свои карты?
Для каждого из читателей в отношении данного вопроса всё обстоит по-разному, но для меня причина расставания Якуба и Эвы - это один из самых главных и сложных вопросов по итогам прочтения романа. Если время всё таким образом расставит по своим местам, что школьники будущего будут писать сочинения по роману Вишневского, то одной из основных тем для сочинения будет именно эта. Имея в виду эту проблему, я хотел выбрать для своего обзора следующий эпиграф авторства Фридриха Ницше: «Всё в женщине загадка, и всё в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью.»
Но потом решил, что это будет слишком вызывающе и будет создавать крен в отнюдь не ту сторону, что имел в виду автор. Поэтому оставлю эту цитату просто в тексте рецензии. Думаю, Якуб оценил бы эту цитату, и она могла бы развеять его смертельную тоску и недоумение от происходящего с ним.
И Якуб прощает её, потому что нет другого выхода, нет никаких больше вариантов, а он, несомненно, любит Эву и желает ей счастья и спокойствия. Потому что он тонкий и понимающий человек и слишком тактичный для какого-либо бунта или попыток заставить вернуться её к нему. Тем более, что любой бунт в подобной ситуации был бы бессмысленным, ведь против Якуба одновременно играют и чувство долга и проснувшийся, природный инстинкт материнства, который заставляет Эву бежать от любой нестабильности и любых чувств. Все чувства отныне должны быть посвящены только её ребёнку…
«Если бы она уходила от меня медленно, шаг за шагом, если бы отламывала от сердца по кусочку, было бы гораздо легче, - думал он, когда ехал по автобану из Мюнхена во Франкфурт. - Да, конечно, я прощаю её, но пусть она скажет мне в лицо, что я должен уйти. Не в интернете и не электронной почтой. Пусть скажет, стоя передо мной».
Интересно, что это неприятие сети начинается в человеке, который именно интернету обязан самым полным и радостным переживаниям в этой части своей жизни. Счастлив или, по крайней мере, условно счастлив был он именно тогда, когда их отношения не переросли известных пределов виртуальности. Несчастным его сделала настоящая физическая реальность, внёсшая раскол в его существование. Именно с момента их встречи пошла та трещина, расколовшая прежде идеально-платонические отношения на расстоянии.
Автор заставляет Якуба пройти через всю боль и унижение, которые только доступны в его ситуации.
И когда тот приезжает в Варшаву, чтобы увидеть Эву, он встречает вместо своей возлюбленной её мужа. Не зная, впрочем, кто это. Но всё равно чувствует неприязнь к его хамскому и безразличному к окружающим поведению. Он видит в нём своеобразного “хозяина жизни”, которые привыкли силой отбирать себе всё лучшее, что видят в округ, распространяя на всё правила собственничества. Они правы, потому что они богаче, они правы, потому что шустрее вертятся в этом мире и привыкли вести себя соответствующим образом.
С другой стороны, в Якубе все порядочные люди могут видеть этакий несистемный, нелогичный элемент, по какой-то непонятной причине обладающий поразительной притягательностью для женщин, пробуждающий в них в них чувственность и тягу к наслаждениям. Якуба можно считать современной версией Милого Друга Мопассана или привлекательного гостя пансиона из «Двадцати четырёх часов из жизни женщины», который сумел за день увлечь мадам Анриэт…
Эву же Якуб видит только мельком, на сиденье соседним с водителем. Видит её, словно мираж, словно что-то присутствовавшее в его жизни, но не по-настоящему, а только в воображении. После их единственной встречи в Эве начинают вновь проявляться некие черты неуловимости и недостижимости. Это лишний раз подчёркивается её отказом от интернета, в том числе и электронной почти, чтобы порвать всё связывавшее её с прошлой жизнью.
По иронии судьбы в своём прощании Эва использует доводы и принципы жизни самого Якуба, такое чувство, чтобы уничтожить счастье Якуба его же руками. Временами мне кажется, что Эва пытается выставить себя игрушкой в руках судьбы, представить всё так, будто бы решения принимает отнюдь не она, когда всё происходящее - творение именно её рук.
«С тех пор как мы знакомы, ты писал или говорил о правде, о правдивости. О правдивости в науке, в жизни, во всем. И в тебе все правдиво. Поэтому я верю, что ты поймешь меня. Поймешь, что я не могу больше так жить. Я беременна. И теперь я обманывала бы уже двоих. А этого я не могу.
Ты подарил мне нечто, чему трудно даже подобрать название. Расшевелил во мне что-то, о существовании чего я даже не подозревала. Ты - часть моей жизни и всегда будешь ею. Всегда.
Якуб, ты говорил мне, что очень хочешь, чтобы я была счастлива. Ведь правда? Прошу тебя, сделай для меня одну вещь. Очень важную вещь. Важней которой нет ничего. Сделай это для меня. Прошу тебя. Я буду счастлива, если ты меня простишь.»
Знакомство с Якубом произошло именно благодаря её раскованности и желанию быть выслушанной. Она начинает этот роман, она и разрушает его, практически уничтожая попутно Якуба, растаптывая весь его мир. Во всей этой истории Эва выступает в роли дирижёра, ловкого манипулятора, тогда как Якуб - всего лишь талантливый и чуткий исполнитель, способный сыграть любую композицию и, более того, привнести в неё толику собственных чувств. Поэтому-то Эва никакого права не имеет жаловаться на судьбу и на всё происходящее с нею. Эва - игрушка в руках собственных чувств и хаотических, непоследовательных, неупорядоченных мыслей, которая обладает чудовищной силой повелевать некоторыми мужчинами благодаря собственной красоте и способности быть откровенной и вызывать сострадание. И подобная комбинация неизбежно должна была привести к трагедии...
С другой же стороны, в самом Якубе не достаёт роковой составляющей: он слишком мягкий, женственный и предупредительный. В отношениях с Эвой в нём отсутствует магнетическая составляющая, дарующая людям способность повелевать теми, кто в них влюблён. В этой истории Якуб подчиняется решениям своей возлюбленной, ему не хватает сил и веры в себя, чтобы вести и в этом случае столь же хладнокровно и отчасти бездушно, как и с Дженнифер с острова Уайт. В этой истории он занимает, скорее роль ведомого и подчинённого.
«Ей до сих пор никогда не доводилось читать что-либо подобное. И, наверное, никогда больше не доведется. Разговор с женщиной, которая ушла. Бросила его. Попросила простить ее. И он простил, но забыть ее не смог. И писал ей письма. Каждый день. Так, словно она была. Ни слова сожаления. Никаких претензий. Вопросы без ответов. Ответы на вопросы, которые она не задавала, но он сделал это за нее. Мейлы, посланные с компьютеров во Вроцлаве, Нью-Йорке, Бостоне, Лондоне, Дублине. Но чаще всего из Мюнхена.
Письма женщине, которая их не читает. Полные нежности и заботы. Захватывающие истории, рассказанные человеку, который важней всех на свете. Ни претензий, ни жалоб. Лишь иногда что-нибудь наподобие завуалированной просьбы или, верней, мольбы. Как в том письме из Вроцлава, отправленном накануне Рождества с компьютера его брата:
Запаковал подарок для тебя. Положу его вместе с другими под елку. Так страшно хочется, чтобы ты смогла его развернуть, а я - видеть, как ты радуешься ему.»
- А завершается их история появлением случайного соглядатая, той самой подруги Эвы - Аси, которой она поручает удалить с её рабочего компьютера всю переписку с Якубом и проверить, не пришло ли чего-нибудь нового. Такое проявление мелочного любопытства. И едва ли можно было бы подобрать лучшего свидетеля, который бы сумел полнее оценить всё величие отверженных чувств Якуба. Величие его бескорыстной любви. И, наверное, не одному читателю показалось, что гораздо лучшим выбором для Якуба стала бы Ася, которая, во-первых, способна на решительные шаги, ради того, в кого влюблена или того, кто способен подарить ей хоть немного нежности, а во-вторых её натура, чьей второй и даже более важной жизнью является мир книг и искусства, будто бы с самого начала была создана для такого человека, как Якуб. Как жаль, что Якуб не встретился ей раньше, но, с другой стороны, ей, вероятнее всего, не хватило бы смелости, яркости и предприимчивости Эвы, чтобы привлечь такого человека, что бы он обратил на неё внимание.
И у меня складывается такое впечатление, что Якуб движется по всё более сужающейся дорожке между смирением и всё-таки жизнью. И пространства на этой кромке псевдо-жизни ему остаётся всё меньше и меньше. Меньше способов длить своё существование.
А назад двигаться уже нет возможности. Так как он проделал слишком большой труд, чтобы понять и полюбить Эву, после той потери в прошлой, по сути жизни. И обратить свои чувства вспять ему уже не под силу.
Постэпилог романа является мало того, что неотъемлемой его структурной частью, так и был задуман изначально, мне думается. Иначе ничем не объяснить спасение того несчастного бездомного в начале романа, который потом возвращает свой долг Якубу, отговаривая его от самоубийства. Эпилог же хорош тем, что максимально мрачно, правдиво и окончательно изображает намерения несчастного влюблённого. Без этой мрачной решительности роман получился бы не таким убедительным.
Одно из немногих качеств, что всё-таки раздражает меня в романе Вишневского - это явная склонность к слащавости и выбивании слезы у читателя. Есть такие приёмы, которые должны считаться не то чтобы запрещёнными, но "грязными", если вы вы позиционируете своё произведение как относящееся к жанру высокой литературы. Это та самая "слезинка ребёнка", которая будет действовать всегда и безотказно, но это то же самое, что выходить на боксёрский ринг с пистолетом в руках. Это немного другой жанр. Эта жалостливость слишком рвёт структуру произведения. И хороший автор должен понимать некоторую неуместность и излишество таких приёмов. Уверен, Владимира Набокова просто бы покорёжило, когда бы он прочитал главы о судьбе Натальи. Неискушённый (или же неиспорченный?) читатель сочтёт эту часть романа пронзительной и невероятно красивой в её печали, но читатель привередливый сочтёт, что это несколько отдаляет роман от чистого искусства...
Но это один лишь из эпизодов романа, поэтому он более чем простителен, тем более что он является краеугольным камнем романа и судьбы Якуба, а вот, что меня настораживает чуть больше, так это общий тон произведения, который начинаешь улавливать только к концу произведения. Поначалу эта "любовная любовь", эта афористичность кажется интересной и глубокой. Но затем эта приторность становится чрезмерной. Во всём этом начинает проскальзывать, что-то от слащавых и неимоверно пошлых виршей Асадова. Этакая романтика для ПТУ-шниц, написанная простым доходчивым языком, изложенная рубленым слогом, где все вещи называются своими именами, где нет никакой тайны и волнующей загадки, где понятия "любить" и "трахаться" абсолютно тождественны друг другу... И всё сказанное в рамках такой поэзии моментально обретает некий сакральный смысл в глазах читателя, вне зависимости от качества поэзии и глубины мыслей, сравнений, просто потому, что речь идёт о предмете, волнующем практически всех без исключения. Это слишком благодатная почва для мошенников и проходимцев от литературы. И некоторые приёмчики и ухватки, манеры роднят Вишневского с этим торгашами от литературы.