Элеонора Нарвселиус: шведская система школьного образования нуждается в реформе
Оригинал взят у norrsida в Элеонора Нарвселиус: шведская система школьного образования нуждается в реформе
О своей научной карьере, а также о проблемах шведского школьного образования порталу Intellika.info рассказывает уроженка СССР, а ныне - PhD и постдок университета Лунда Элеонора Нарвселиус.
Элеонора Нарвселиус (справа) с семьёй. Фото: mama.nu
Расскажите, как вы оказались в Швеции?
Я начинала свою научную карьеру в качестве младшего научного сотрудника Института этнологии Украинской академии наук во Львове. Моя диссертация была посвящена фольклористике, но после защиты я решила заняться городской молодежной субкультурой. Было это в середине 90-х годов. Примерно в то же время к нам в институт приехал Эрик Ульсон из Стокгольмского университета. Ульсон собирался изучать русскую диаспору Львова. Поскольку в соответствии со шведскими стереотипами мигранты живут в гетто, первым делом он спросил, где у нас есть такие кварталы. Над ним начали даже посмеиваться, потому что никаких эмигрантских кварталов во Львове не было. Да, были улицы, где были дислоцированы советские офицеры. Кроме того после переселения поляков в центре города остались роскошные квартиры и виллы, куда заселили новоприбывший советский элемент. Но все это не имело отношения к иммигрантским гетто.
Когда мы раскрыли Ульсону глаза на истинное положение дел, ему стало ясно, что это не совсем то, чем он хотел бы заниматься. Вместе мы начали небольшой проект, в результате чего была подготовлена книга «East,West and What the Next?» о «русскости» в молодежных субкультурах Львова. В результате исследования подтвердилась моя гипотеза о транслокальности и транснациональности молодежных субкультур.
Львов. Фото: prometej.info
Советский Львов был меккой для хиппи, которые съезжались туда со всего СССР. Многие из них не были русскоязычными, но русский язык был для советских хиппи своеобразным «лингва франка». В постсоветский период «русскость» для субкультур отошла на второй план, но, тем не менее, не утратила своего влияния.
Высшая школа Сёдерторна. Фото: allastudier.se
Подготовленная при моем участии книга о молодежных субкультурах стала для меня билетом в Швецию. Я приехала в Высшую школу Сёдерторна под Стокгольмом, к которой в тот момент был прикреплён Эрик Ульсон. В Сёдерторне было большое пространство для деятельности. Молодёжные культуры отлично вписались в проект профессора Карла-Улофа Арнстберга об окраинных районах городов Восточной Европы.
Университет Линчёпинга. Фото: liu.se
Когда через два года проект закончился, вместе с Эриком Ульсоном я переместилась в Университет Линчёпинга. С самого начала этот региональный университет был задуман как мультидисциплинарный и нам, докторантам, постоянно повторяли: старайтесь все время выходить за пределы своих дисциплин. Такой подход помимо плюсов имел и серьезные минусы. Собравшиеся в одном проекте люди имели совершенно разные идеологические установки. Прибавьте к этому принадлежность к разным дисциплинам и внутренние трения между профессорами. Докторанты должны были посещать семинары с абсолютно не нужной им информацией. В итоге получается настоящий кошмар. Диссертацию я, кончено, дописала, но мне там было не совсем комфортно.
Какую тему Вы выбрали для своей работы?
Исследование было посвящено интеллектуалам и интеллигенции постсоветского Львова. В выборе этого временного периода я была абсолютным новатором. Недавно, к слову, в издательстве Lexington Books вышла моя новая книга «Ukrainian Intelligentsia in Post-Soviet L'viv: Narratives, Identity and Power».
В своей диссертации я рассматриваю власть в антропологическом ключе. Власть ведь это не что-то целостное; это кластеры, типы влияния, которые могут быть «завязаны» на совершенно разные идеи. Кроме того, власть - это и культурное влияние, и убеждение, и силовое давление. Таким образом, своей работой я проявила себя как исследователь элит в антропологическом ключе. С таким багажом в 2009 году я попала в Лундский университет.
Университет Лунда. Фото: combinesweden.se
Чем Лундский университет отличается от других университетов Швеции?
С точки зрения академических традиций Сёдерторн и Лунд - это две полярные точки. Неустойчивая структура недавно созданного Сёдерторна разительно отличалась десять лет назад от устоявшихся традиций «скандинавского Кембриджа», как иногда называют Лунд.
Какая из этих традиций в наибольшей степени характеризует Лундский университет?
Такого мощного научного сотрудничества с другими странами, как в Лунде, я не видела нигде. Организовать какую-то международную конференцию, отправить исследователя на симпозиум за границу, подготовить международную публикацию - для них это святое.
Некоторые профессора Лундского университета даже выражают озабоченность тем, что в Швеции издается слишком много работ на английском языке - в ущерб шведскому языку.
Как Лундский университет реагирует на изменения повестки дня, в частности, на последние процессы, отмечающиеся в мультикультурной Швеции?
Интеграционные исследования в большей степени развиты в Университете Линчёпинга, который ранее активно сотрудничал с Институтом рынка труда (Arbetsinstitut) - ведомством, которое затем было расформировано правоцентристским правительством Фредрика Рейнфельдта. Костяк исследователей из Института рынка труда «перебрался» в Университет Линчёпинга. Ныне в этом университете исследования проблемы называются исследованиями иммиграции, а не интеграции.
В Лунде эта тема также прорабатывается. В Лундском университет есть очень сильные филологи, политологи, историки. Клас Йоран Карлссон - историк Холокоста и авторитаризма. Последнее время исследователи Лундского университета также занимаются проблемами радикальных движений.
Лундский университет всегда был чётко ориентирован на новейшие тенденции академического мира и, вместе с тем, здесь ведётся активная грантовая работа.
Как вы можете охарактеризовать состояние системы шведского школьного образования?
Министр образования Швеции Ян Бьёрклунд. Фото: svd.se
Шведская система школьного образования нуждается в реформе. Та реформа, которую осуществляет министр образования Ян Бьёрклунд, не всегда понятна простому шведскому обывателю. А для меня, как выходца из СССР, все ясно и понятно. Я не возмущаюсь тем, что Бьёрклунд предлагает вернуться к школьным оценкам, которые уже достаточно давно были ликвидированы в основной школе. Для меня оценки - это очевидная необходимость. Хотя проблема шведской школы, по-моему, не в оценках, а в концептуальном построении курса школьного образования.
Шведское образование требует переориентации на новые цели. Главная задача, которую когда-то поставили перед школой социал-демократы - это социализация. Однако сегодня эта задача потеряла свою актуальность. Что раньше требовалось от школьника? Пройти социализацию, научиться правилам поведения в обществе. Работа для него у социал-демократов найдётся в любом случае. Качество образования при этом оказывалось делом второстепенным.
В шведской школе. Фото: svd.se
В результате, хотя я и гуманитарий, из школьного курса физики и математики я помню больше, чем мой шведский муж-программист.
Советская школа давала факты; качество образования гарантировали контрольные работы. Всё это присутствует и в шведской школе, но в совсем других пропорциях. Шведские школьники проходят прежде всего социализацию: они должны знать, какие люди живут в Африке и Латинской Америке; при этом им принципиально неинтересно, как живут в Польше. Поляки ведь раньше стояли на перекрёстках и торговали сигаретами - что еще можно о них узнать?
Педагоги намного меньше внимания уделяют связной подаче фактов и правил. Вместо этого учитель говорит: дети, вот вам проблема, решите ее. Решите - вот и хорошо. А как эффективно и грамотно решить проблему по определенным правилам - такого детям практически не предлагают.
В итоге Швеция начала «падать» в мировых рейтингах качества образования. В университетах сейчас недобор на технические специальности; найти людей на направления, изучающие естественные науки, чрезвычайно сложно.
Действительно ли в современной Швеции ученики поджигают школы? Есть информация, что среди поджигателей большинство составляют дети иммигрантов.
Для иммигрантских детей школа зачастую - затхлая институция, с которой надо бороться. В шведских школах вместе учатся как дети коренного населения, так и дети иммигрантов. Бывает так, что родители последних не умеют по-шведски ни читать, ни писать. Когда дети иммигрантов приходят домой, их ждёт там совершенно другая среда, нежели в школе, что вызывает культурный шок и провоцирует конфликты.
Поджог школы в Хагфорсе, лен Вермланд. Фото: vf.se
Для иммигрантских детей акцент на социализацию не подходит. Для них гораздо важнее подъём интеллектуального уровня. Если задача образования - социализация, то шведские дети в любом случае будут обгонять детей иммигрантов. Пока что у нешведских детей такой образовательный процесс вызывает отторжение. Они отстают в социализации, а возможности повышать свой статус посредством интеллекта в школе очень ограничены.
Навыки социализации должен развивать детский сад, а от школы требуется развивать интеллект. Шведы боятся нагрузить учеников; считается, что интеллект - это что-то такое, чуть ли не расистское. От шведской школы требуется вырастить среднего человека - не очень умного и не очень глупого.
В 2010 году школа в Сёдертелье (пригород Стокгольма) сгорела дотла. Фото: nyhetsverket.se
В итоге мои дети, обладающие высоким уровнем IQ и большими задатками, сидят в школе и, как говорится, ковыряются в носу, потому что в шведской школе нет программы, которая была бы рассчитаны на одарённых детей.
Нынешняя концепция шведского школьного образования показала свою неэффективность. Можно сколько угодно вкачивать денег в оснащение школы, озолотить учителей. Ничего не поменяется, пока не будет принята новая концепция подготовки учителей. Для шведского ребенка учитель сегодня - не авторитет, а старший товарищ, что-то вроде воспитательницы в детском саду.
Дети мигрантов. Стокгольм. Фото: superstock.com
Также и для того, чтобы иммигрантские дети изменили своё отношение к учителю, им нужно показать разносторонне развитого человека, который будет авторитетен и интеллектуален. Такого учителя они признают - в отличие от невнятного «нормального шведа», уважать которого дети иммигрантов не будут.
Но ведь согласно шведской парадигме, права детей - абсолютная ценность, которая не подлежит обсуждению. Авторитаризм учителя может их нарушить.
В Швеции считается, что ребёнок никогда не сделает ничего себе во вред. Но при этом упускают из вида, что дети всегда идут по линии наименьшего сопротивления - как и все нормальные люди.
Как это отражается на высшем образовании?
Как уже было сказано, в университетах на многих «сложных» специальностях - недобор. Лишь единицы очень умных людей остаются в Швеции по окончании университета. В итоге Швеция задыхается от недостатка молодых кадров; страна черпает ресурсы, например, из Польши и России.
Зачастую, отучившись в университете, молодые люди уезжают за границу - подальше от скандинавского «Закона Янте», согласно которому никто не имеет право демонстрировать свое превосходство в чём-либо. Они едут в Америку, в Китай; в Польше шведская молодёжь учится в мединститутах.
Шведская молодежь всё чаще остаётся без работы. Фото: svt.se
Как Вы ответите на вопрос: почему молодежь Швеции не хочет работать санитарками или рабочими, как это делают те же иммигранты?
Школьная система приучает шведскую молодёжь к тому, что особенно напрягаться в процессе учёбы не нужно. Однако когда ты хочешь приобрести новую профессию тебе нужно запоминать новую информацию, суметь в чём-то глубоко разобраться, выстроить в голове какую-то парадигму. В итоге дальнейшая учёба превращается во что-то непреодолимое. Молодежь Швеции привыкла, что должно быть комфортно и «ненапряжно», должна существовать свобода выбора. А тут нужно себя ограничить и пересилить.
Элеонора, что вы скажите о шведских детских садах?
Они замечательны по своему уровню и оснащению. Самое лучшее, что есть в Швеции - это шведские детсады. Детей там не обременяют математикой и чтением, дают развивающие игры.
Дети из детского сада Орстаберг на прогулке. Фото: defietsfabriek.se
Но ведь там тоже нет воспитательного компонента?
Воспитательный компонент в детских садах присутствует. Особенно в частных детских садах.
Имеет ли воспитатель право разнять драку детей?
В Швеции детские драки уже разнимают. Более того: на детей даже можно и прикрикнуть. Хотя в соответствии с законодательством нельзя заниматься рукоприкладством и применять силу. Разнять детей - это одно, а если ребенок куда-то лезет, и ты пытаешься силовыми методами его оттуда забрать - это уже другое. Есть свои градации.
Детей с самого начала приучают к тому, что их уважают и любят. Но когда они идут в школу, оказывается, что это - палка о двух концах.
Элеонора, спасибо за интересное интервью!
Автор: Аркадий Рябиченко, младший научный сотрудник Центра социально-экономических исследований БФУ им. И.Канта
Впервые опубликовано: ИнтеллиКа
Читайте также: «Hen» - новое слово в шведском дошкольном образовании
О своей научной карьере, а также о проблемах шведского школьного образования порталу Intellika.info рассказывает уроженка СССР, а ныне - PhD и постдок университета Лунда Элеонора Нарвселиус.
Элеонора Нарвселиус (справа) с семьёй. Фото: mama.nu
Расскажите, как вы оказались в Швеции?
Я начинала свою научную карьеру в качестве младшего научного сотрудника Института этнологии Украинской академии наук во Львове. Моя диссертация была посвящена фольклористике, но после защиты я решила заняться городской молодежной субкультурой. Было это в середине 90-х годов. Примерно в то же время к нам в институт приехал Эрик Ульсон из Стокгольмского университета. Ульсон собирался изучать русскую диаспору Львова. Поскольку в соответствии со шведскими стереотипами мигранты живут в гетто, первым делом он спросил, где у нас есть такие кварталы. Над ним начали даже посмеиваться, потому что никаких эмигрантских кварталов во Львове не было. Да, были улицы, где были дислоцированы советские офицеры. Кроме того после переселения поляков в центре города остались роскошные квартиры и виллы, куда заселили новоприбывший советский элемент. Но все это не имело отношения к иммигрантским гетто.
Когда мы раскрыли Ульсону глаза на истинное положение дел, ему стало ясно, что это не совсем то, чем он хотел бы заниматься. Вместе мы начали небольшой проект, в результате чего была подготовлена книга «East,West and What the Next?» о «русскости» в молодежных субкультурах Львова. В результате исследования подтвердилась моя гипотеза о транслокальности и транснациональности молодежных субкультур.
Львов. Фото: prometej.info
Советский Львов был меккой для хиппи, которые съезжались туда со всего СССР. Многие из них не были русскоязычными, но русский язык был для советских хиппи своеобразным «лингва франка». В постсоветский период «русскость» для субкультур отошла на второй план, но, тем не менее, не утратила своего влияния.
Высшая школа Сёдерторна. Фото: allastudier.se
Подготовленная при моем участии книга о молодежных субкультурах стала для меня билетом в Швецию. Я приехала в Высшую школу Сёдерторна под Стокгольмом, к которой в тот момент был прикреплён Эрик Ульсон. В Сёдерторне было большое пространство для деятельности. Молодёжные культуры отлично вписались в проект профессора Карла-Улофа Арнстберга об окраинных районах городов Восточной Европы.
Университет Линчёпинга. Фото: liu.se
Когда через два года проект закончился, вместе с Эриком Ульсоном я переместилась в Университет Линчёпинга. С самого начала этот региональный университет был задуман как мультидисциплинарный и нам, докторантам, постоянно повторяли: старайтесь все время выходить за пределы своих дисциплин. Такой подход помимо плюсов имел и серьезные минусы. Собравшиеся в одном проекте люди имели совершенно разные идеологические установки. Прибавьте к этому принадлежность к разным дисциплинам и внутренние трения между профессорами. Докторанты должны были посещать семинары с абсолютно не нужной им информацией. В итоге получается настоящий кошмар. Диссертацию я, кончено, дописала, но мне там было не совсем комфортно.
Какую тему Вы выбрали для своей работы?
Исследование было посвящено интеллектуалам и интеллигенции постсоветского Львова. В выборе этого временного периода я была абсолютным новатором. Недавно, к слову, в издательстве Lexington Books вышла моя новая книга «Ukrainian Intelligentsia in Post-Soviet L'viv: Narratives, Identity and Power».
В своей диссертации я рассматриваю власть в антропологическом ключе. Власть ведь это не что-то целостное; это кластеры, типы влияния, которые могут быть «завязаны» на совершенно разные идеи. Кроме того, власть - это и культурное влияние, и убеждение, и силовое давление. Таким образом, своей работой я проявила себя как исследователь элит в антропологическом ключе. С таким багажом в 2009 году я попала в Лундский университет.
Университет Лунда. Фото: combinesweden.se
Чем Лундский университет отличается от других университетов Швеции?
С точки зрения академических традиций Сёдерторн и Лунд - это две полярные точки. Неустойчивая структура недавно созданного Сёдерторна разительно отличалась десять лет назад от устоявшихся традиций «скандинавского Кембриджа», как иногда называют Лунд.
Какая из этих традиций в наибольшей степени характеризует Лундский университет?
Такого мощного научного сотрудничества с другими странами, как в Лунде, я не видела нигде. Организовать какую-то международную конференцию, отправить исследователя на симпозиум за границу, подготовить международную публикацию - для них это святое.
Некоторые профессора Лундского университета даже выражают озабоченность тем, что в Швеции издается слишком много работ на английском языке - в ущерб шведскому языку.
Как Лундский университет реагирует на изменения повестки дня, в частности, на последние процессы, отмечающиеся в мультикультурной Швеции?
Интеграционные исследования в большей степени развиты в Университете Линчёпинга, который ранее активно сотрудничал с Институтом рынка труда (Arbetsinstitut) - ведомством, которое затем было расформировано правоцентристским правительством Фредрика Рейнфельдта. Костяк исследователей из Института рынка труда «перебрался» в Университет Линчёпинга. Ныне в этом университете исследования проблемы называются исследованиями иммиграции, а не интеграции.
В Лунде эта тема также прорабатывается. В Лундском университет есть очень сильные филологи, политологи, историки. Клас Йоран Карлссон - историк Холокоста и авторитаризма. Последнее время исследователи Лундского университета также занимаются проблемами радикальных движений.
Лундский университет всегда был чётко ориентирован на новейшие тенденции академического мира и, вместе с тем, здесь ведётся активная грантовая работа.
Как вы можете охарактеризовать состояние системы шведского школьного образования?
Министр образования Швеции Ян Бьёрклунд. Фото: svd.se
Шведская система школьного образования нуждается в реформе. Та реформа, которую осуществляет министр образования Ян Бьёрклунд, не всегда понятна простому шведскому обывателю. А для меня, как выходца из СССР, все ясно и понятно. Я не возмущаюсь тем, что Бьёрклунд предлагает вернуться к школьным оценкам, которые уже достаточно давно были ликвидированы в основной школе. Для меня оценки - это очевидная необходимость. Хотя проблема шведской школы, по-моему, не в оценках, а в концептуальном построении курса школьного образования.
Шведское образование требует переориентации на новые цели. Главная задача, которую когда-то поставили перед школой социал-демократы - это социализация. Однако сегодня эта задача потеряла свою актуальность. Что раньше требовалось от школьника? Пройти социализацию, научиться правилам поведения в обществе. Работа для него у социал-демократов найдётся в любом случае. Качество образования при этом оказывалось делом второстепенным.
В шведской школе. Фото: svd.se
В результате, хотя я и гуманитарий, из школьного курса физики и математики я помню больше, чем мой шведский муж-программист.
Советская школа давала факты; качество образования гарантировали контрольные работы. Всё это присутствует и в шведской школе, но в совсем других пропорциях. Шведские школьники проходят прежде всего социализацию: они должны знать, какие люди живут в Африке и Латинской Америке; при этом им принципиально неинтересно, как живут в Польше. Поляки ведь раньше стояли на перекрёстках и торговали сигаретами - что еще можно о них узнать?
Педагоги намного меньше внимания уделяют связной подаче фактов и правил. Вместо этого учитель говорит: дети, вот вам проблема, решите ее. Решите - вот и хорошо. А как эффективно и грамотно решить проблему по определенным правилам - такого детям практически не предлагают.
В итоге Швеция начала «падать» в мировых рейтингах качества образования. В университетах сейчас недобор на технические специальности; найти людей на направления, изучающие естественные науки, чрезвычайно сложно.
Действительно ли в современной Швеции ученики поджигают школы? Есть информация, что среди поджигателей большинство составляют дети иммигрантов.
Для иммигрантских детей школа зачастую - затхлая институция, с которой надо бороться. В шведских школах вместе учатся как дети коренного населения, так и дети иммигрантов. Бывает так, что родители последних не умеют по-шведски ни читать, ни писать. Когда дети иммигрантов приходят домой, их ждёт там совершенно другая среда, нежели в школе, что вызывает культурный шок и провоцирует конфликты.
Поджог школы в Хагфорсе, лен Вермланд. Фото: vf.se
Для иммигрантских детей акцент на социализацию не подходит. Для них гораздо важнее подъём интеллектуального уровня. Если задача образования - социализация, то шведские дети в любом случае будут обгонять детей иммигрантов. Пока что у нешведских детей такой образовательный процесс вызывает отторжение. Они отстают в социализации, а возможности повышать свой статус посредством интеллекта в школе очень ограничены.
Навыки социализации должен развивать детский сад, а от школы требуется развивать интеллект. Шведы боятся нагрузить учеников; считается, что интеллект - это что-то такое, чуть ли не расистское. От шведской школы требуется вырастить среднего человека - не очень умного и не очень глупого.
В 2010 году школа в Сёдертелье (пригород Стокгольма) сгорела дотла. Фото: nyhetsverket.se
В итоге мои дети, обладающие высоким уровнем IQ и большими задатками, сидят в школе и, как говорится, ковыряются в носу, потому что в шведской школе нет программы, которая была бы рассчитаны на одарённых детей.
Нынешняя концепция шведского школьного образования показала свою неэффективность. Можно сколько угодно вкачивать денег в оснащение школы, озолотить учителей. Ничего не поменяется, пока не будет принята новая концепция подготовки учителей. Для шведского ребенка учитель сегодня - не авторитет, а старший товарищ, что-то вроде воспитательницы в детском саду.
Дети мигрантов. Стокгольм. Фото: superstock.com
Также и для того, чтобы иммигрантские дети изменили своё отношение к учителю, им нужно показать разносторонне развитого человека, который будет авторитетен и интеллектуален. Такого учителя они признают - в отличие от невнятного «нормального шведа», уважать которого дети иммигрантов не будут.
Но ведь согласно шведской парадигме, права детей - абсолютная ценность, которая не подлежит обсуждению. Авторитаризм учителя может их нарушить.
В Швеции считается, что ребёнок никогда не сделает ничего себе во вред. Но при этом упускают из вида, что дети всегда идут по линии наименьшего сопротивления - как и все нормальные люди.
Как это отражается на высшем образовании?
Как уже было сказано, в университетах на многих «сложных» специальностях - недобор. Лишь единицы очень умных людей остаются в Швеции по окончании университета. В итоге Швеция задыхается от недостатка молодых кадров; страна черпает ресурсы, например, из Польши и России.
Зачастую, отучившись в университете, молодые люди уезжают за границу - подальше от скандинавского «Закона Янте», согласно которому никто не имеет право демонстрировать свое превосходство в чём-либо. Они едут в Америку, в Китай; в Польше шведская молодёжь учится в мединститутах.
Шведская молодежь всё чаще остаётся без работы. Фото: svt.se
Как Вы ответите на вопрос: почему молодежь Швеции не хочет работать санитарками или рабочими, как это делают те же иммигранты?
Школьная система приучает шведскую молодёжь к тому, что особенно напрягаться в процессе учёбы не нужно. Однако когда ты хочешь приобрести новую профессию тебе нужно запоминать новую информацию, суметь в чём-то глубоко разобраться, выстроить в голове какую-то парадигму. В итоге дальнейшая учёба превращается во что-то непреодолимое. Молодежь Швеции привыкла, что должно быть комфортно и «ненапряжно», должна существовать свобода выбора. А тут нужно себя ограничить и пересилить.
Элеонора, что вы скажите о шведских детских садах?
Они замечательны по своему уровню и оснащению. Самое лучшее, что есть в Швеции - это шведские детсады. Детей там не обременяют математикой и чтением, дают развивающие игры.
Дети из детского сада Орстаберг на прогулке. Фото: defietsfabriek.se
Но ведь там тоже нет воспитательного компонента?
Воспитательный компонент в детских садах присутствует. Особенно в частных детских садах.
Имеет ли воспитатель право разнять драку детей?
В Швеции детские драки уже разнимают. Более того: на детей даже можно и прикрикнуть. Хотя в соответствии с законодательством нельзя заниматься рукоприкладством и применять силу. Разнять детей - это одно, а если ребенок куда-то лезет, и ты пытаешься силовыми методами его оттуда забрать - это уже другое. Есть свои градации.
Детей с самого начала приучают к тому, что их уважают и любят. Но когда они идут в школу, оказывается, что это - палка о двух концах.
Элеонора, спасибо за интересное интервью!
Автор: Аркадий Рябиченко, младший научный сотрудник Центра социально-экономических исследований БФУ им. И.Канта
Впервые опубликовано: ИнтеллиКа
Читайте также: «Hen» - новое слово в шведском дошкольном образовании