Дороги к Богу
Всё больше мне известий, что духовный поиск - штука осознавательная. И вера, во что бы то ни было - Бога, Гуру, духовного наставника - слепа без собственных ощущений жизни в Полноте. Отрывок статьи протоиерея Дмитрия Струева, взятой отсюда
Я знаю - зажгутся костры…
В одном провинциальном городе в начале 90-х крестился хороший человек, плотно увлекавшийся экстрасенсорикой, астрологией и йогой. Не юный уже. С высшим образованием. Примерно через полгода после крещения решил, что надо бы как-то воцерковляться, читать духовную литературу, в храм ходить. Осознал свои заблуждения, покаялся. И понял, что лучше бы даже не просто ходить на службы, а устроиться при каком-нибудь храме - сторожем, например. Пришел, ему предложили заодно почитать на клиросе. Еще через полгода - иерейская хиротония, назначили клириком того же городского храма.
Время было такое, храмы открываются - служить некому, а тут человек взрослый, грамотный, без канонических препятствий - почему бы его не рукоположить. Тем паче, что он уже успел прочитать кучу святоотеческой литературы. Будучи человеком мистически одаренным и склонным к радикализму в своем духовном поиске, он приступил к правильным, как ему виделось по книгам, православной аскезе и глубокой молитве.
Советовался и с людьми опытными, конечно. Но больше времени уходило не на общение со старшими товарищами, а на руководство собственных духовных чад, которые появились в первые же недели его священства. Нивы-то побелели к жатве, и прихожане, особенно из молодежи, во множестве бродят как овцы, не имущие пастыря. А тут еще и времена последние по всем признакам - те, кто был знаком с околоцерковной средой 90-х, помнят этот апокалиптический угар, который сейчас остался достоянием небольших кучек маргиналов, а в те годы косил прихожан оптом.
В памяти много всего, связанного с духовными чадами этого батюшки… назовем его для загадочности отец Z. Что-то видено непосредственно, что-то известно понаслышке через третьи руки, всё собирать не будем. Продолжением сюжета пусть будет биография одной женщины, с которой мы в те годы сдружились. Назовем ее Ангелиной, сокращенно - Алей, а о настоящем ее имени умолчим.
Аля крестилась взрослой; между крещением и тем днем, когда назрела потребность исповедаться, прошло несколько лет. Но вот потребность назрела-таки. Пришла в ближайший храм, подошла к незнакомому священнику… И попала к нему в духовные чада, поскольку это и был недавно рукоположенный отец Z. Это было счастье! Попасть сразу к такому внимательному, чуткому и мудрому духовнику. Все батюшки вечно спешат, приходит неофит с готовностью впитывать наставления, а впитывать их неоткуда, потому что наставника, спешащего с требы на требу, поди поймай. А отец Z нянчится с приходящей молодежью, как мама родная.
А если еще учесть, что отец Z - человек весьма яркий, харизматичный, наделенный житейской мудростью и неординарным тонким юмором, по-настоящему искренний (говорю без иронии), жаждущие наставлений неофиты 90-х потянулись к нему в немалом числе. И когда батюшку начали переводить с прихода на приход по городам и весям обширной епархии, духовные чада ездили за ним, скорбя о гонениях, но еще больше перед лицом гонений сплотившись вокруг своего молитвенника. Впрочем, вернемся к Але.
Отец Z, цитируя Священное Писание и отцов, объяснил Але, что она должна полностью изменить свою жизнь ради Христа. Отказаться от всего мирского, к чему было привязано ее сердце. Особенно это важно потому, что очередные явления и видения, где-то кому-то явившиеся, не оставляют сомнений, что вот уже совсем близ есть при дверех.
Художница, она жгла свои рисунки во дворе своего домика. Фотоальбомы с кадрами своей молодости, своих веселых дружеских компаний. Пластинки, ведь рок-музыка - это совсем страшно. Виниловые диски Макаревича, Шевчука, БГ… Книги.
Трепетно любимый Алей детский писатель Владислав Крапивин был оторван от сердца и сожжен (не в буквальном смысле сам… но когда речь идет о произведениях, в которые писатель, художник, музыкант вкладывает пригоршнями содержание своего сердца, в каком-то смысле это есть сожжение его самого) по отдельному благословению батюшки Z, который сам когда-то, до крещения, ездил с Крапивиным общаться.
Через пару лет Ангелина взялась болеть. Не исключено, что в этом сыграла свою роль аскетическая жизнь - суровое постничество, могла быть еще психосоматика от постоянного - на грани «крезы» (хотя нынешней Але видится, что далеко за гранью) ощущения духовной борьбы с окружающими темными силами. В монастыре, куда она ездила по благословению отца Z, ей однажды сказали, что она должна принять постриг. Времена последние, спасаться всем надо только в монашестве, а она еще и болеет много, вдруг помрёт.
Наличие 12-летней дочери препятствием не стало - мол, Бог поможет с воспитанием как-нибудь и без мамы. Тут нашлись мудрые духовные сестры, которые объяснили, что отказываться от предложенного пострига - это совсем страшно. Новопостриженная мать Ангелина (оставим, чтобы не путаться, героине нашего повествования то же имя и в качестве монашеского) в монастыре все-таки пробыла недолго, ее благословили временно вернуться в мир, дабы совмещать монашеский подвиг с воспитанием дочери.
Именно в это время мы с ней и стали общаться достаточно плотно, а познакомились примерно за полгода до пострига. Матушку ввергало в недоумение сочетание во мне церковности (служил псаломщиком в одном из пригородных храмов) с интересом к светской литературе, музыке… Захожу к ней после очередного пересмотра моего любимого «Сталкера» в кинотеатре, упоминаю об этом, и мать Ангелина восклицает: не могу понять, как тебе это удается - типа сходил, посмотрел, и все нормально.
По ее опыту, в результате такого тяжкого искушения бесы должны были меня расплющить в лепешку. Даже если не буквально, то как минимум на душевном уровне. А я тихо грустил, что мне еще далеко до той глубины духовной жизни, при которой невозможно пересматривать Тарковского или слушать Гребенщикова. Был даже период, когда под влиянием матушкиных рассказов про последние времена, в которые семьи создавать уже поздно, сам не на шутку задумался о постриге. Но если читатель еще помнит первые абзацы первой части, то он поймет, что монашество моё не сложилось. Да и времена постепенно оказались не до такой степени последние.
С годами, смотрю, из пограничного состояния матушка начала постепенно выходить, здравомыслия прибавилось. Еще она стала избегать общения как с отцом Z, так и с теми, кого он представлял ей в качестве духовных авторитетов. Тому способствовал ряд обстоятельств. Например, один почитаемый блаженный раб Божий, прозорливец и чудотворец, начал как-то совсем уж странно блажить.
Мать Ангелина долго объясняла странное поведение старца юродством, с помощью которого тот боролся с искушением человеческой славы. Но, видимо, слишком большим было искушение славы, и как-то радикально приходилось старцу юродствовать, так что у матушки объяснения этим странностям однажды иссякли. Были еще какие-то странные ситуации с кем-то из тех, кого она почитала для себя в качестве наставников, и в результате она решила ото всех авторитетов держаться подальше - голова, мол, целее будет.
Я было радовался, что больше не слышу от нее ничего ни про последние времена, ни про бесов, которые всюду нас окружают… Потом радоваться перестал, потому что начавшаяся эволюция матушкиного мировоззрения не остановилась на той точке, которая виделась трезвостью мне. Эволюция продолжилась дальше. И когда на первой седмице Великого поста, будучи проездом в нашем городе и заехав к нам домой, мать Ангелина посмотрела на мой постный обед и заявила: «То, что ты голодаешь, нужно не Богу, а твоему правящему архиерею, потому что голодные люди более управляемы», я понял, что наши с Алей взгляды расходятся гораздо сильнее, чем тогда, когда я удивлял ее своими походами на «Сталкера».
Нормальный, кстати, был обед. И не голодал я вовсе… Но было понятно, что обсуждать эту тему с Алей уже бессмысленно. Как и бессмысленно было еще через год отвечать на ее вопрос, почему я, человек вроде бы здравомыслящий, без шор и розовых очков, продолжаю быть священником Русской Православной Церкви. «Запомни, - сказала мне мать Ангелина, - хороших гестаповцев не бывает». Она уехала из России, сказав мне, что главная причина отъезда - это почти отсутствие православия в той стране, куда она едет. Меньше вокруг будет факторов, напоминающих о том периоде ее жизни, который она старается забыть. И там уж точно никто не заподозрит, что эта замечательная художница, вполне довольная жизнью, была когда-то монахиней. По ее просьбе я передал Владиславу Петровичу Крапивину письмо, в котором она рассказывала, как на том же самом месте, где когда-то горел костер из его книг, спустя 18 лет она жгла свою монашескую одежду и все остальное, что, как она выразилась, «было связано с ее несвободой».
Не получается у меня осуждать Ангелину. Потому что развитие этой истории произошло по одному из закономерных вариантов: если человека долго скручивать в пружину, есть вероятность, что когда-нибудь эта пружина с перехлёстом раскрутится. И отец Z искренне хотел как лучше. Душу полагал в молитве за духовных чад. И митрополита, его рукоположившего, тоже осуждать не хочу. А что ему было делать, когда люди идут в храм лавиной, а служить некому? Как ни мерзко звучит иной раз фраза «время было такое», здесь она исключительно кстати. Время было такое - кто-то ржавым болтом, поднатужась, об рельсу ударил…
Таким образом, вопрос «кто виноват», дабы не согрешить осуждением, отметаем. Остается вопрос «что делать». Точнее, два вопроса. Что делать, чтобы люди перестали уходить, и что делать по отношению к уже ушедшим. Да, я, наверное, дальше буду очевидные вещи говорить, но нельзя же оставить текст без выводов, остановившись на пепелище Алиных костров…
Я знаю - зажгутся костры…
В одном провинциальном городе в начале 90-х крестился хороший человек, плотно увлекавшийся экстрасенсорикой, астрологией и йогой. Не юный уже. С высшим образованием. Примерно через полгода после крещения решил, что надо бы как-то воцерковляться, читать духовную литературу, в храм ходить. Осознал свои заблуждения, покаялся. И понял, что лучше бы даже не просто ходить на службы, а устроиться при каком-нибудь храме - сторожем, например. Пришел, ему предложили заодно почитать на клиросе. Еще через полгода - иерейская хиротония, назначили клириком того же городского храма.
Время было такое, храмы открываются - служить некому, а тут человек взрослый, грамотный, без канонических препятствий - почему бы его не рукоположить. Тем паче, что он уже успел прочитать кучу святоотеческой литературы. Будучи человеком мистически одаренным и склонным к радикализму в своем духовном поиске, он приступил к правильным, как ему виделось по книгам, православной аскезе и глубокой молитве.
Советовался и с людьми опытными, конечно. Но больше времени уходило не на общение со старшими товарищами, а на руководство собственных духовных чад, которые появились в первые же недели его священства. Нивы-то побелели к жатве, и прихожане, особенно из молодежи, во множестве бродят как овцы, не имущие пастыря. А тут еще и времена последние по всем признакам - те, кто был знаком с околоцерковной средой 90-х, помнят этот апокалиптический угар, который сейчас остался достоянием небольших кучек маргиналов, а в те годы косил прихожан оптом.
В памяти много всего, связанного с духовными чадами этого батюшки… назовем его для загадочности отец Z. Что-то видено непосредственно, что-то известно понаслышке через третьи руки, всё собирать не будем. Продолжением сюжета пусть будет биография одной женщины, с которой мы в те годы сдружились. Назовем ее Ангелиной, сокращенно - Алей, а о настоящем ее имени умолчим.
Аля крестилась взрослой; между крещением и тем днем, когда назрела потребность исповедаться, прошло несколько лет. Но вот потребность назрела-таки. Пришла в ближайший храм, подошла к незнакомому священнику… И попала к нему в духовные чада, поскольку это и был недавно рукоположенный отец Z. Это было счастье! Попасть сразу к такому внимательному, чуткому и мудрому духовнику. Все батюшки вечно спешат, приходит неофит с готовностью впитывать наставления, а впитывать их неоткуда, потому что наставника, спешащего с требы на требу, поди поймай. А отец Z нянчится с приходящей молодежью, как мама родная.
А если еще учесть, что отец Z - человек весьма яркий, харизматичный, наделенный житейской мудростью и неординарным тонким юмором, по-настоящему искренний (говорю без иронии), жаждущие наставлений неофиты 90-х потянулись к нему в немалом числе. И когда батюшку начали переводить с прихода на приход по городам и весям обширной епархии, духовные чада ездили за ним, скорбя о гонениях, но еще больше перед лицом гонений сплотившись вокруг своего молитвенника. Впрочем, вернемся к Але.
Отец Z, цитируя Священное Писание и отцов, объяснил Але, что она должна полностью изменить свою жизнь ради Христа. Отказаться от всего мирского, к чему было привязано ее сердце. Особенно это важно потому, что очередные явления и видения, где-то кому-то явившиеся, не оставляют сомнений, что вот уже совсем близ есть при дверех.
Художница, она жгла свои рисунки во дворе своего домика. Фотоальбомы с кадрами своей молодости, своих веселых дружеских компаний. Пластинки, ведь рок-музыка - это совсем страшно. Виниловые диски Макаревича, Шевчука, БГ… Книги.
Трепетно любимый Алей детский писатель Владислав Крапивин был оторван от сердца и сожжен (не в буквальном смысле сам… но когда речь идет о произведениях, в которые писатель, художник, музыкант вкладывает пригоршнями содержание своего сердца, в каком-то смысле это есть сожжение его самого) по отдельному благословению батюшки Z, который сам когда-то, до крещения, ездил с Крапивиным общаться.
Через пару лет Ангелина взялась болеть. Не исключено, что в этом сыграла свою роль аскетическая жизнь - суровое постничество, могла быть еще психосоматика от постоянного - на грани «крезы» (хотя нынешней Але видится, что далеко за гранью) ощущения духовной борьбы с окружающими темными силами. В монастыре, куда она ездила по благословению отца Z, ей однажды сказали, что она должна принять постриг. Времена последние, спасаться всем надо только в монашестве, а она еще и болеет много, вдруг помрёт.
Наличие 12-летней дочери препятствием не стало - мол, Бог поможет с воспитанием как-нибудь и без мамы. Тут нашлись мудрые духовные сестры, которые объяснили, что отказываться от предложенного пострига - это совсем страшно. Новопостриженная мать Ангелина (оставим, чтобы не путаться, героине нашего повествования то же имя и в качестве монашеского) в монастыре все-таки пробыла недолго, ее благословили временно вернуться в мир, дабы совмещать монашеский подвиг с воспитанием дочери.
Именно в это время мы с ней и стали общаться достаточно плотно, а познакомились примерно за полгода до пострига. Матушку ввергало в недоумение сочетание во мне церковности (служил псаломщиком в одном из пригородных храмов) с интересом к светской литературе, музыке… Захожу к ней после очередного пересмотра моего любимого «Сталкера» в кинотеатре, упоминаю об этом, и мать Ангелина восклицает: не могу понять, как тебе это удается - типа сходил, посмотрел, и все нормально.
По ее опыту, в результате такого тяжкого искушения бесы должны были меня расплющить в лепешку. Даже если не буквально, то как минимум на душевном уровне. А я тихо грустил, что мне еще далеко до той глубины духовной жизни, при которой невозможно пересматривать Тарковского или слушать Гребенщикова. Был даже период, когда под влиянием матушкиных рассказов про последние времена, в которые семьи создавать уже поздно, сам не на шутку задумался о постриге. Но если читатель еще помнит первые абзацы первой части, то он поймет, что монашество моё не сложилось. Да и времена постепенно оказались не до такой степени последние.
С годами, смотрю, из пограничного состояния матушка начала постепенно выходить, здравомыслия прибавилось. Еще она стала избегать общения как с отцом Z, так и с теми, кого он представлял ей в качестве духовных авторитетов. Тому способствовал ряд обстоятельств. Например, один почитаемый блаженный раб Божий, прозорливец и чудотворец, начал как-то совсем уж странно блажить.
Мать Ангелина долго объясняла странное поведение старца юродством, с помощью которого тот боролся с искушением человеческой славы. Но, видимо, слишком большим было искушение славы, и как-то радикально приходилось старцу юродствовать, так что у матушки объяснения этим странностям однажды иссякли. Были еще какие-то странные ситуации с кем-то из тех, кого она почитала для себя в качестве наставников, и в результате она решила ото всех авторитетов держаться подальше - голова, мол, целее будет.
Я было радовался, что больше не слышу от нее ничего ни про последние времена, ни про бесов, которые всюду нас окружают… Потом радоваться перестал, потому что начавшаяся эволюция матушкиного мировоззрения не остановилась на той точке, которая виделась трезвостью мне. Эволюция продолжилась дальше. И когда на первой седмице Великого поста, будучи проездом в нашем городе и заехав к нам домой, мать Ангелина посмотрела на мой постный обед и заявила: «То, что ты голодаешь, нужно не Богу, а твоему правящему архиерею, потому что голодные люди более управляемы», я понял, что наши с Алей взгляды расходятся гораздо сильнее, чем тогда, когда я удивлял ее своими походами на «Сталкера».
Нормальный, кстати, был обед. И не голодал я вовсе… Но было понятно, что обсуждать эту тему с Алей уже бессмысленно. Как и бессмысленно было еще через год отвечать на ее вопрос, почему я, человек вроде бы здравомыслящий, без шор и розовых очков, продолжаю быть священником Русской Православной Церкви. «Запомни, - сказала мне мать Ангелина, - хороших гестаповцев не бывает». Она уехала из России, сказав мне, что главная причина отъезда - это почти отсутствие православия в той стране, куда она едет. Меньше вокруг будет факторов, напоминающих о том периоде ее жизни, который она старается забыть. И там уж точно никто не заподозрит, что эта замечательная художница, вполне довольная жизнью, была когда-то монахиней. По ее просьбе я передал Владиславу Петровичу Крапивину письмо, в котором она рассказывала, как на том же самом месте, где когда-то горел костер из его книг, спустя 18 лет она жгла свою монашескую одежду и все остальное, что, как она выразилась, «было связано с ее несвободой».
Не получается у меня осуждать Ангелину. Потому что развитие этой истории произошло по одному из закономерных вариантов: если человека долго скручивать в пружину, есть вероятность, что когда-нибудь эта пружина с перехлёстом раскрутится. И отец Z искренне хотел как лучше. Душу полагал в молитве за духовных чад. И митрополита, его рукоположившего, тоже осуждать не хочу. А что ему было делать, когда люди идут в храм лавиной, а служить некому? Как ни мерзко звучит иной раз фраза «время было такое», здесь она исключительно кстати. Время было такое - кто-то ржавым болтом, поднатужась, об рельсу ударил…
Таким образом, вопрос «кто виноват», дабы не согрешить осуждением, отметаем. Остается вопрос «что делать». Точнее, два вопроса. Что делать, чтобы люди перестали уходить, и что делать по отношению к уже ушедшим. Да, я, наверное, дальше буду очевидные вещи говорить, но нельзя же оставить текст без выводов, остановившись на пепелище Алиных костров…