Шоб я так жил!
Местные мармарисовские моряки пока не говорят по-русски, так что меня изрядно потрепали проблемы с аудированием турецкого английского. Младотурки умеют хохотать и по-французски, и по-итальянски, и как угодно, но - всё те же проблемы: я плохо слышу то, что говорят лично мне. На любом языке, включая мой родной. Я сосредоточиваюсь до невозможности, напряжение мешает мне слышать и понимать. Я чихаю - турки мне желают здоровья на своём языке: "Чурки ша!" (По-моему - это "всем чуркам немедленно молчать!" Но по-турецки это - "Будь здоров!")
Вот так и живу. И мыслю.
Английский-голландский накрывал меня медным тазом, он шепеляв, что-либо роняя, они говорили слово "юпш" (это - "упс"), я стеснялась выйти на палубу клипера (а вдруг кто-то что-то у меня спросит, а я переспрошу - "Сорри?") Я их не понимала, а они думали, что я - глухонемой русский аутист...
Потом, побыв дней пять в Москве, я снова ушла в море.
Как же давно не жила я на земле. Всё время лодки, ветры и волны. Начиная с 12 октября. Я видела страны снаружи. То есть - их берега с моря. Голландия, Англия, Франция, Испания, Португалия.
Странно смотреть на страны снаружи: как будто ничего там и нет, кроме непременно туманных и всклокоченных берегов. А там, внутри, культура ж. Архитектура ж. И какие-то люди шевелятся, чего-то по-прежнему хотят.
Из моря всего этого не видно.
А теперь ещё и Турция, где мне отчаянно повезло пожить на лодке среди фантастических людей. Мы жили вплотную. Как сардинки в банке. И - редкий случай! - мне это было в самый раз.
- Да лаааадно, Лен, - сказал капитан Месут на том русском, которому мы пытались его обучить.
Над водой плыл яркий полумесяц, с неба рухнули поляки.
-Болек, Лёлек, Болек, Лёлек, - представлялись нам одинаковые поляки. Светлоглазые, саркастичные и не пойми откуда свалившиеся. Впрочем, я ж уже сказала - с неба.
- Хоть бы бэйджики себе наклеили, - пробурчала мне в ухо товарищ Натаха Че, - как же нам их различить теперь-то.
В темноте не было видно лиц, какие уж там бэйджики.
Пять поляков упали нам с неба. Мы собирались на регату, они - на переход от бухты Экенджик - до Родоса.
- Никуда они от нас не денутся, ну его, тот Родос, - сказала Танька-Пиратка.
Она - яркая морская ведьма. И наколдовывает ветра, и понимает про парус как никто из тех, кого я знаю лично. В первой гонке мы заняли второе место, разыгрался азарт. Но через три дня Болеки-Лёлеки всё-таки ушли на свой Родос, а мы - в Гёчек.
До того мы пришвартовались и немного застряли в тихом закутке бухты Экеджик, грустный турок приносил нам белые вина и рыбу.
- У меня дедушка вообще-то был украинец, - сказал нам по-английски поляк Михош.
- Так выпьем же за украинца! - молвили мы с моим стаканом.
- Да! - заорали поляки на неожиданном русском, - Выпьем за украинца, которого тут среди нас нет!
- Самое то: прилететь из Москвы в Турцию, встретиться с поляками, чтоб выпить с ними за какого-то украинца, которого среди нас нет! - резюмировала Танька-Пиратка, - И ты смеешь думать, будто жизнь не удалась?
Мы стукнулись стаканами и выпили. В лесу что-то завыло. Капитан Месут рассказал леденящую историю про команду немцев, которые вышли в море из этих мест и у себя на борту обнаружили змею. Более метра размером, черную и злую, безнадёжно ядовитую. Она тщательно пряталась. Когда немцы наконец изловчились её поймать, то просто кинули в море. А могли б и сожрать. Если бы были китайцами. Но из всех видов доступного туризма яхтинг пока не увлёк китайцев настолько, чтоб мы с ними съели змею и выпили за украинца, которого среди нас нет.
Как змея попадает на лодку? - Элементарно. Через трап. Из змеиного любопытства. Лодка пришвартована к причалу, трап не убран, команда - спит. Ну как не приползти? Уж я б непременно приползла.
Вероятно, некоторых из змей интересует мореплавание. Хорошо, что не съели её за любопытство. А уж по морю она наверняка доплыла к себе домой.
Ну, я хочу так думать.
В экенджикской воде плыл мусульманский полумесяц. От тишины хотелось плескать погромче.
- Ты - универсальная гирла, - сказал из-под воды Михош, - Есть те, которые "на вкус", а ты - для всех. Я ж в этом понимаю и, к тому же, говорю правду.
Мне было очень приятно такое слышать. Мы с Михошем дружно плыли брассом в тёплой чёрной воде, он источал приятные слова и был очень похож на моего старинного сибирского друга Полтинника-Иркутского. Проблем с аудированием не возникало, хотя Михош - единственный из Болеков-Леликов, кто не говорил по-русски. Возможно, я неправильно расслышала тот английский, и не такая уж я универсальная.
Я на свой счёт горазда обманываться, преклонный возраст тут не помеха, но даже подспорье.
Откуда поляки? Из Польши, вестимо. Давний Танин приятель Томек вытащил в Средиземное море четверых своих варшавских друзей - за ушко да на солнышко - контраст (в сравнении с Варшавой) был разителен, поляки плыли во всех смыслах этого слова. Мы случайно встретились не помню точно где. Кажется, в Мармарисе, и уже оттуда они решили прокатиться в бухту Экеджик по нашим мокрым стопам (если у лодок бывают стопы).
В эту укромную пазуху божью можно добраться только по воде либо вертолётом. И очень хорошо, что наш капитан - турок: уж он-то знает настоящие заповедные места.
Наш свежеприбывший юный яхтсмен Вовка настаивал на версии, что прилетел к нам ровно вертолетом.
Меня пёрло ощущением счастья и братства. Кроме того, турецкое белое вино оказалось превосходным, как и многое другое турецкое.
- Ненавижу их! - не выдержала Натаха Че. - За их прекрасную еду! Потому что худеть надо. Эх...
- А ещё я вот что люблю: люблю ваше польское кино, - сказала я полякам. - Например, сериал "Четыре танкиста и собака". А ещё я хотела бы выпить за вашу Иоанну Хмелевскую, за её чувство юмора. Такая она смешная - просто кайф.
Бледно-зеленый меланхолик Мариуш (его явно укачало) покрутил лысоватой головой и молвил:
- Выпьем, Елена, раз ты этого хочешь. Только Хмелевская - тоже умерла. Как и бывший Папа Римский Иоанн-Павел. Их - нет с нами. Как того украинца, за которого мы тут только что пили. Почему мы тут пьём за тех, кого нет? У нас - что, живьём никого не осталось, за кого выпить?
Компания из пяти поляков, четырёх русских и двух турков - тихо прокисла со смеху.
Прошли минуты и часы, мне дважды удалось поплавать в тихой, чистой и очень чёрной воде. Я ж всегда лезу в воду - хотя б затем, чтоб после не жалеть, что я в неё не лезла. Это если не мания, то что-то около того.
Такое уж воспитание дала мне моя мама, убеждённый водяной.
На мокрых цыпочках я вернулась на лодку, к своим.
В салоне храпел усталый турецкий капитан Месут. Полупроснулся и молвил по-русски:
- Шоб я так жиииил!
Фотографии сдохли, хвост облез, жёсткие диски перегружены, обхожусь просто словами.
Шоб я так жил.
Вот так и живу. И мыслю.
Английский-голландский накрывал меня медным тазом, он шепеляв, что-либо роняя, они говорили слово "юпш" (это - "упс"), я стеснялась выйти на палубу клипера (а вдруг кто-то что-то у меня спросит, а я переспрошу - "Сорри?") Я их не понимала, а они думали, что я - глухонемой русский аутист...
Потом, побыв дней пять в Москве, я снова ушла в море.
Как же давно не жила я на земле. Всё время лодки, ветры и волны. Начиная с 12 октября. Я видела страны снаружи. То есть - их берега с моря. Голландия, Англия, Франция, Испания, Португалия.
Странно смотреть на страны снаружи: как будто ничего там и нет, кроме непременно туманных и всклокоченных берегов. А там, внутри, культура ж. Архитектура ж. И какие-то люди шевелятся, чего-то по-прежнему хотят.
Из моря всего этого не видно.
А теперь ещё и Турция, где мне отчаянно повезло пожить на лодке среди фантастических людей. Мы жили вплотную. Как сардинки в банке. И - редкий случай! - мне это было в самый раз.
- Да лаааадно, Лен, - сказал капитан Месут на том русском, которому мы пытались его обучить.
Над водой плыл яркий полумесяц, с неба рухнули поляки.
-Болек, Лёлек, Болек, Лёлек, - представлялись нам одинаковые поляки. Светлоглазые, саркастичные и не пойми откуда свалившиеся. Впрочем, я ж уже сказала - с неба.
- Хоть бы бэйджики себе наклеили, - пробурчала мне в ухо товарищ Натаха Че, - как же нам их различить теперь-то.
В темноте не было видно лиц, какие уж там бэйджики.
Пять поляков упали нам с неба. Мы собирались на регату, они - на переход от бухты Экенджик - до Родоса.
- Никуда они от нас не денутся, ну его, тот Родос, - сказала Танька-Пиратка.
Она - яркая морская ведьма. И наколдовывает ветра, и понимает про парус как никто из тех, кого я знаю лично. В первой гонке мы заняли второе место, разыгрался азарт. Но через три дня Болеки-Лёлеки всё-таки ушли на свой Родос, а мы - в Гёчек.
До того мы пришвартовались и немного застряли в тихом закутке бухты Экеджик, грустный турок приносил нам белые вина и рыбу.
- У меня дедушка вообще-то был украинец, - сказал нам по-английски поляк Михош.
- Так выпьем же за украинца! - молвили мы с моим стаканом.
- Да! - заорали поляки на неожиданном русском, - Выпьем за украинца, которого тут среди нас нет!
- Самое то: прилететь из Москвы в Турцию, встретиться с поляками, чтоб выпить с ними за какого-то украинца, которого среди нас нет! - резюмировала Танька-Пиратка, - И ты смеешь думать, будто жизнь не удалась?
Мы стукнулись стаканами и выпили. В лесу что-то завыло. Капитан Месут рассказал леденящую историю про команду немцев, которые вышли в море из этих мест и у себя на борту обнаружили змею. Более метра размером, черную и злую, безнадёжно ядовитую. Она тщательно пряталась. Когда немцы наконец изловчились её поймать, то просто кинули в море. А могли б и сожрать. Если бы были китайцами. Но из всех видов доступного туризма яхтинг пока не увлёк китайцев настолько, чтоб мы с ними съели змею и выпили за украинца, которого среди нас нет.
Как змея попадает на лодку? - Элементарно. Через трап. Из змеиного любопытства. Лодка пришвартована к причалу, трап не убран, команда - спит. Ну как не приползти? Уж я б непременно приползла.
Вероятно, некоторых из змей интересует мореплавание. Хорошо, что не съели её за любопытство. А уж по морю она наверняка доплыла к себе домой.
Ну, я хочу так думать.
В экенджикской воде плыл мусульманский полумесяц. От тишины хотелось плескать погромче.
- Ты - универсальная гирла, - сказал из-под воды Михош, - Есть те, которые "на вкус", а ты - для всех. Я ж в этом понимаю и, к тому же, говорю правду.
Мне было очень приятно такое слышать. Мы с Михошем дружно плыли брассом в тёплой чёрной воде, он источал приятные слова и был очень похож на моего старинного сибирского друга Полтинника-Иркутского. Проблем с аудированием не возникало, хотя Михош - единственный из Болеков-Леликов, кто не говорил по-русски. Возможно, я неправильно расслышала тот английский, и не такая уж я универсальная.
Я на свой счёт горазда обманываться, преклонный возраст тут не помеха, но даже подспорье.
Откуда поляки? Из Польши, вестимо. Давний Танин приятель Томек вытащил в Средиземное море четверых своих варшавских друзей - за ушко да на солнышко - контраст (в сравнении с Варшавой) был разителен, поляки плыли во всех смыслах этого слова. Мы случайно встретились не помню точно где. Кажется, в Мармарисе, и уже оттуда они решили прокатиться в бухту Экеджик по нашим мокрым стопам (если у лодок бывают стопы).
В эту укромную пазуху божью можно добраться только по воде либо вертолётом. И очень хорошо, что наш капитан - турок: уж он-то знает настоящие заповедные места.
Наш свежеприбывший юный яхтсмен Вовка настаивал на версии, что прилетел к нам ровно вертолетом.
Меня пёрло ощущением счастья и братства. Кроме того, турецкое белое вино оказалось превосходным, как и многое другое турецкое.
- Ненавижу их! - не выдержала Натаха Че. - За их прекрасную еду! Потому что худеть надо. Эх...
- А ещё я вот что люблю: люблю ваше польское кино, - сказала я полякам. - Например, сериал "Четыре танкиста и собака". А ещё я хотела бы выпить за вашу Иоанну Хмелевскую, за её чувство юмора. Такая она смешная - просто кайф.
Бледно-зеленый меланхолик Мариуш (его явно укачало) покрутил лысоватой головой и молвил:
- Выпьем, Елена, раз ты этого хочешь. Только Хмелевская - тоже умерла. Как и бывший Папа Римский Иоанн-Павел. Их - нет с нами. Как того украинца, за которого мы тут только что пили. Почему мы тут пьём за тех, кого нет? У нас - что, живьём никого не осталось, за кого выпить?
Компания из пяти поляков, четырёх русских и двух турков - тихо прокисла со смеху.
Прошли минуты и часы, мне дважды удалось поплавать в тихой, чистой и очень чёрной воде. Я ж всегда лезу в воду - хотя б затем, чтоб после не жалеть, что я в неё не лезла. Это если не мания, то что-то около того.
Такое уж воспитание дала мне моя мама, убеждённый водяной.
На мокрых цыпочках я вернулась на лодку, к своим.
В салоне храпел усталый турецкий капитан Месут. Полупроснулся и молвил по-русски:
- Шоб я так жиииил!
Фотографии сдохли, хвост облез, жёсткие диски перегружены, обхожусь просто словами.
Шоб я так жил.