По ком горит Антон
Сан-Себастьян - это очень закрытая бухта, размером раза в полтора поменьше Геленджикской, да ещё и между мысами торчит горою остров. Так что входы-выходы в океан практически перекрыты.
- Я мечтаю доплыть до этого острова, - сказала мой ребёнок Саша, - Доплыть, залезть на вершину и посмотреть, что там за дом белеется. Мне кажется, это старинное поместное здание в русском стиле.
Мы поплывем, конечно. Когда-нибудь. В нашей совершенно безопасной, закрытой бухте. Но кто ж тогда, ыб тую мэмэ, в этой закрытой бухте, с каждым отливом выпивает воду?! В несусветных количествах???
Вот пришли вчера пополудни, а воды-то в бухте и нету. А там, где был хоть какой-то просвет между островом и мысом - торчат гребни скал. То есть на Остров запросто можно прокарабкаться пешком. Но мы так делать не стали. Мы решили дождаться, пока прибудет воды, чтобы всё-таки проплыть.
На пляже было людно, как во всё том же Геленджике. Меня сперва это оскорбило с головы до ног, я ж не могу с людьми: они шумят, наступают мне на голову, слушают громкую музыку, выдыхают вонючий дым. И гадят. Очень много гадят. Банками-склянками, рваными портянками. Гадят под себя. А я не такая. Я свой мусор либо сжигаю на костре, либо закапываю предельно глубоко, либо увожу с собою в сторону законопослушной свалки-помойки.
Всю свою сознательную жизнь я бегу с пляжей в дикие места, где ни ноги ни руки человека.
Но эти, тут у нас, оказались какие-то другие. Сто миллионов тыщ пляжных жителей Сан-Себастьяна - тихи, чистоплотны и совсем без дыма.
Их дети совсем не рыдают, их мамы напрочь спокойны и ласковы. Никто из них не курит.
Одна девочка лет четырёх громоздила великие испанские стены из песку натурально в полуметре от нас, приговаривая по-испански: "Чтоб никто тут не прошёл!" - Мы ей ответили честно: "Но пасаран, девочка!" И в переводе это означало адекватный ответ: ОНИ НЕ ПРОЙДУТ.
Всем нам было почему-то просторно и комфортно. Словно б и есть люди, но их присутствие обеспечивает тебе безопасность и забавные наблюдения. Но никак не наоборот.
Я не понимаю, почему в европейской толпе так уютно и спокойно. Может, потому что промеж собою они давно привыкли жить в тесноте. А потому и не в обиде...
- Надо куда-то деться, - сказала Саша, - Антоха у нас горит.
Сашин друг Антоха осмотрел свою зарумяненную спину, вяло сказал:
_ Да ладно. Вот тут вода вроде как прибывает. И можно поплавать.
- В чём плавать-то? - на правах аборигена возмутилась Саша. - Где тут вода?
(Ту би онест, до конца-то вода не ушла. Просто она отступила метров так на тридцать.Океан есть океан, тут же приливы-отливы рулят всеми нами, как хотят. И бухта нам показалась смехотворно ничтожной - весьма относительно. Но плыть-то можно!)
Не сговариваясь, мы поплыли к острову. Не хочу льстить себе и всем нам, расстояние до острова - меньше километра. Ну, метров так семьсот. Ну, если всё-таки польстить себе, то восемьсот)
Мы обплыли плавучие платформы, которые болтаются в воде просто так, чтоб люди туда доплывали, валялись на них, съезжали с горок, ныряли и вскарабкивались обратно. Очень удобная штука, в Геленджике б за такой сервис сдирали б по сту рублей за час. Непонятно, правда, как пловцы умудрялись бы доплыть туда с сухими деньгами в зубах, так что можно фантазировать. Но в Геленджике по-любому то была бы проблема пловцов, а не авторов бизнеса. Которые сидели б на своих пустых платформах и горевали, что никто к ним не плывет, у всех деньги какие-то мокрые и бизнеса нету.
В Сан-Себастьяне эти штуки, конечно, бесплатны.
Мы приплыли к острову, вылезли из воды.
- Антон, ты совсем горишь, - сказала уже я. - Нам надо немедленно в тень.
В тени стрекочущих деревьев мы совершили подъем на вершину Острова-Горы, туда, к "русскому" дому.
- Я очень люблю вот так: куда-нибудь доплыть, вылезти там, и дальше уже где-то там, куда доплыла, бродить в чём есть. Налегке, совсем налегке и без ничего вообще, - сказала Саша.
Я одобрительно промолчала. Я так сама люблю. Значит, Саше есть в кого. Не зря ж мы мама и дочка!
На вершине острова оказался старинный маяк! Двухэтажный, беленький, с полукруглыми окнами. Во дворе маяка веселилась компания из примерно двадцати человек самых разных возрастов. И самой разной степени одетости. Были начисто голые, как до яблочных происков Змея. Ну такие голые люди, лет полутора-двух.
Над нами летали, орали и гадили чайки. Язык их бесконечно прихотлив, они столько сказали разного.
- Как мы будем возвращаться? - задумчиво протянула Саша. - Антон-то совсем у нас горит. А сквозь воду солнце проникает ещё как.
- Да ладно, нормально всё, - привычно успокоил нас Антоха.
Потом, уже на спуске и налегке, мы с Сашкой разошлись по разным двум тропинкам, в разные две кущи - без особых целей. Просто посмотреть, а что там. Откуда, не сговариваясь, синхронно вернулись с двумя одинаковыми трофеями: и у неё, и у меня, было по бамбуковой палке. Одинакового размера.
- Вот что значит "мама и доча"! - возрадовалась Саша. - Приоритеты-то чуем!
Но у нас горел Антон, и поэтому мы вскоре побросали свои бамбуки да отправились в обратную плавь.
Воды прибыло, она радушно рокотала уже метрах в трёх от сброшенных нами на материке одежд.
Времени оказалось уже шесть часов вечера, и шёл прилив.
Мы засобирались домой.
- Антоха, ты приходи к нам, - сказали мы Антохе. - Мы приготовим курицу, картошку и салат. Все вместе выпьем вина и посмотрим идиотское кино.
- Хорошо, - сказал Антоха.
... Дома оказалось, что у Саши зверски сгорел живот, у меня - те места ног, что пониже трусов. И тоже живот.
Нам этого показалось мало, мы сожгли ещё и курицу. И когда объявился Антоха, ему тут же пришлось бежать в аптеку. За противоожоговой мазью. Для Саши и меня. А уже потом есть обгорелую курицу.
- Я не могу больше, - посмотрела на нас кое-как глазами Саша. - Я останусь тут лежать.
Я тоже не могла больше. Обмазавшись мазью, рухнула в небытие.
И один лишь Антон был бодр и готов продолжать банкет. Он нашёл компанию в лице общего знакомого, шведского подданного Карла, и устремился в ночь. В направлении джаз-фестиваля...
Нынче, ближе к шести утра, шведский король Карл вернулся в нашу общую с ним коммуналку и спит, как будто и нет его, и Саша спит, а где Антон - я пока не знаю. Наверное, тоже спит - в том зафрахтованном им "комфортабельном салоне", где все участники тамошней коммуналки ходят через Антохины ноги на балкон. В Себастьяне очень распространена коммунальная система жизни: многокомнатная квартира вскладчину, это дёшево, и никто никого не напрягает. Антон там сейчас отсыпается, и его наверняка никто не напрягает.
Но одно знаю точно: если возникает вопрос, по ком горит Антон, - он горит по всем вокруг. Кроме себя самого.
А то, что нынче снова пасмурно, меня уже не обманет: знааааю я, почём эта местная "пасмурность". Не проведёте. Никаких пляжей и голохождений по островам.
Сяду в автобус и поеду созерцать цивильную окрестность, гори оно всё, кроме меня...
- Я мечтаю доплыть до этого острова, - сказала мой ребёнок Саша, - Доплыть, залезть на вершину и посмотреть, что там за дом белеется. Мне кажется, это старинное поместное здание в русском стиле.
Мы поплывем, конечно. Когда-нибудь. В нашей совершенно безопасной, закрытой бухте. Но кто ж тогда, ыб тую мэмэ, в этой закрытой бухте, с каждым отливом выпивает воду?! В несусветных количествах???
Вот пришли вчера пополудни, а воды-то в бухте и нету. А там, где был хоть какой-то просвет между островом и мысом - торчат гребни скал. То есть на Остров запросто можно прокарабкаться пешком. Но мы так делать не стали. Мы решили дождаться, пока прибудет воды, чтобы всё-таки проплыть.
На пляже было людно, как во всё том же Геленджике. Меня сперва это оскорбило с головы до ног, я ж не могу с людьми: они шумят, наступают мне на голову, слушают громкую музыку, выдыхают вонючий дым. И гадят. Очень много гадят. Банками-склянками, рваными портянками. Гадят под себя. А я не такая. Я свой мусор либо сжигаю на костре, либо закапываю предельно глубоко, либо увожу с собою в сторону законопослушной свалки-помойки.
Всю свою сознательную жизнь я бегу с пляжей в дикие места, где ни ноги ни руки человека.
Но эти, тут у нас, оказались какие-то другие. Сто миллионов тыщ пляжных жителей Сан-Себастьяна - тихи, чистоплотны и совсем без дыма.
Их дети совсем не рыдают, их мамы напрочь спокойны и ласковы. Никто из них не курит.
Одна девочка лет четырёх громоздила великие испанские стены из песку натурально в полуметре от нас, приговаривая по-испански: "Чтоб никто тут не прошёл!" - Мы ей ответили честно: "Но пасаран, девочка!" И в переводе это означало адекватный ответ: ОНИ НЕ ПРОЙДУТ.
Всем нам было почему-то просторно и комфортно. Словно б и есть люди, но их присутствие обеспечивает тебе безопасность и забавные наблюдения. Но никак не наоборот.
Я не понимаю, почему в европейской толпе так уютно и спокойно. Может, потому что промеж собою они давно привыкли жить в тесноте. А потому и не в обиде...
- Надо куда-то деться, - сказала Саша, - Антоха у нас горит.
Сашин друг Антоха осмотрел свою зарумяненную спину, вяло сказал:
_ Да ладно. Вот тут вода вроде как прибывает. И можно поплавать.
- В чём плавать-то? - на правах аборигена возмутилась Саша. - Где тут вода?
(Ту би онест, до конца-то вода не ушла. Просто она отступила метров так на тридцать.Океан есть океан, тут же приливы-отливы рулят всеми нами, как хотят. И бухта нам показалась смехотворно ничтожной - весьма относительно. Но плыть-то можно!)
Не сговариваясь, мы поплыли к острову. Не хочу льстить себе и всем нам, расстояние до острова - меньше километра. Ну, метров так семьсот. Ну, если всё-таки польстить себе, то восемьсот)
Мы обплыли плавучие платформы, которые болтаются в воде просто так, чтоб люди туда доплывали, валялись на них, съезжали с горок, ныряли и вскарабкивались обратно. Очень удобная штука, в Геленджике б за такой сервис сдирали б по сту рублей за час. Непонятно, правда, как пловцы умудрялись бы доплыть туда с сухими деньгами в зубах, так что можно фантазировать. Но в Геленджике по-любому то была бы проблема пловцов, а не авторов бизнеса. Которые сидели б на своих пустых платформах и горевали, что никто к ним не плывет, у всех деньги какие-то мокрые и бизнеса нету.
В Сан-Себастьяне эти штуки, конечно, бесплатны.
Мы приплыли к острову, вылезли из воды.
- Антон, ты совсем горишь, - сказала уже я. - Нам надо немедленно в тень.
В тени стрекочущих деревьев мы совершили подъем на вершину Острова-Горы, туда, к "русскому" дому.
- Я очень люблю вот так: куда-нибудь доплыть, вылезти там, и дальше уже где-то там, куда доплыла, бродить в чём есть. Налегке, совсем налегке и без ничего вообще, - сказала Саша.
Я одобрительно промолчала. Я так сама люблю. Значит, Саше есть в кого. Не зря ж мы мама и дочка!
На вершине острова оказался старинный маяк! Двухэтажный, беленький, с полукруглыми окнами. Во дворе маяка веселилась компания из примерно двадцати человек самых разных возрастов. И самой разной степени одетости. Были начисто голые, как до яблочных происков Змея. Ну такие голые люди, лет полутора-двух.
Над нами летали, орали и гадили чайки. Язык их бесконечно прихотлив, они столько сказали разного.
- Как мы будем возвращаться? - задумчиво протянула Саша. - Антон-то совсем у нас горит. А сквозь воду солнце проникает ещё как.
- Да ладно, нормально всё, - привычно успокоил нас Антоха.
Потом, уже на спуске и налегке, мы с Сашкой разошлись по разным двум тропинкам, в разные две кущи - без особых целей. Просто посмотреть, а что там. Откуда, не сговариваясь, синхронно вернулись с двумя одинаковыми трофеями: и у неё, и у меня, было по бамбуковой палке. Одинакового размера.
- Вот что значит "мама и доча"! - возрадовалась Саша. - Приоритеты-то чуем!
Но у нас горел Антон, и поэтому мы вскоре побросали свои бамбуки да отправились в обратную плавь.
Воды прибыло, она радушно рокотала уже метрах в трёх от сброшенных нами на материке одежд.
Времени оказалось уже шесть часов вечера, и шёл прилив.
Мы засобирались домой.
- Антоха, ты приходи к нам, - сказали мы Антохе. - Мы приготовим курицу, картошку и салат. Все вместе выпьем вина и посмотрим идиотское кино.
- Хорошо, - сказал Антоха.
... Дома оказалось, что у Саши зверски сгорел живот, у меня - те места ног, что пониже трусов. И тоже живот.
Нам этого показалось мало, мы сожгли ещё и курицу. И когда объявился Антоха, ему тут же пришлось бежать в аптеку. За противоожоговой мазью. Для Саши и меня. А уже потом есть обгорелую курицу.
- Я не могу больше, - посмотрела на нас кое-как глазами Саша. - Я останусь тут лежать.
Я тоже не могла больше. Обмазавшись мазью, рухнула в небытие.
И один лишь Антон был бодр и готов продолжать банкет. Он нашёл компанию в лице общего знакомого, шведского подданного Карла, и устремился в ночь. В направлении джаз-фестиваля...
Нынче, ближе к шести утра, шведский король Карл вернулся в нашу общую с ним коммуналку и спит, как будто и нет его, и Саша спит, а где Антон - я пока не знаю. Наверное, тоже спит - в том зафрахтованном им "комфортабельном салоне", где все участники тамошней коммуналки ходят через Антохины ноги на балкон. В Себастьяне очень распространена коммунальная система жизни: многокомнатная квартира вскладчину, это дёшево, и никто никого не напрягает. Антон там сейчас отсыпается, и его наверняка никто не напрягает.
Но одно знаю точно: если возникает вопрос, по ком горит Антон, - он горит по всем вокруг. Кроме себя самого.
А то, что нынче снова пасмурно, меня уже не обманет: знааааю я, почём эта местная "пасмурность". Не проведёте. Никаких пляжей и голохождений по островам.
Сяду в автобус и поеду созерцать цивильную окрестность, гори оно всё, кроме меня...