Афинский лук - V
Соломенная шляпка с лентой
Она не из соломки, какие-то нити, сплетенные в материю, оформленную в шляпу с узкими полями. Я нашла её на полу веранды, когда собралась прополоть мамины клумбы - под крымским солнцем сорная трава выросла на метр. Если рвать аккуратно, под ней обнаруживаются розы или шиповник, или совсем уже травоподобные растения, которые мама по привычке тоже называет розами.
- Только надень шляпу! - попросила она, и я подхватила эту, с каймой по ободку и лентой, вроде тех, что вплетали в косички: капроновой, в цвет школьной формы. Представления не имею, откуда она взялась там и сколько времени провалялась на полу. В Феодосии, куда мы с мамой ездили на автобусе, передавая девочке-контролеру гривны за билет, у родственников шляпа производила впечатление высшего шика.
Она правда хорошо смотрелась. Это сейчас, после Афин, поля её опустились, материя сзади порвалась, и бант всё время развязывается, но я заново связываю его тремя простыми узлами. Я и косички в школе заплетала небрежно, вечно они расплетались, и лента падала и терялась.
- Какая девушка! - бросилась мне навстречу тетя Эмма.
Она только приехала из Запорожья к тете Элле, привезла внучку Женю к Черному морю. Так же, как нас в детстве возили - тогда тетя Элла жила в коммунальной квартире неподалеку от этой, и балкон ее оплетал зеленый виноград. Я прикасалась к ягодам, гроздью стекавшим с черенка между ажурных листьев, гладила их твердую свежесть. Виноград созревал к сентябрю, но в июле и августе, когда мы были на каникулах, он был еще зеленым.
Зрела к этому времени шелковица, осыпающая землю черными кляксами. Она росла во дворе у бабы Жени - сестры моей бабушки Поли. Во дворе был еще холмик, покрытый асфальтом - кажется, его называли убежищем, и туалет с тремя страшными дырами. Квартира бабы Жени была на втором этаже - сразу за лестницей, на пятачке площадки стояли две конфорки - её и соседки, так выгадывалось место. А за дверью сама квартира: маленькая комнатка служила бабе Жене спальной, а большая - гостиной, с круглым столом, покрытым кружевной скатертью, буфетом и занавесками с тонкими линиями берёз. Над кроватью висела картина в тяжелой резной рамке - русалка у заросшего ряской пруда, а другая картина, с кораблями под лазурным небом, над лазурной водой - в комнате. Русалка сейчас на стене у тети Эллы, а корабли - не знаю где, наверно, у тети Эммы в Запорожье. Я забиралась на шелковицу, протискивалась между сплетенных ветвей и шла на высоте по одной ветке, держась рукой за другую, собирала ягоды, проливая сок на пальцы, плечи, лицо.
Я назвала свою дочь Полиной в честь бабушки. А дочь тети Эммы назвала свою дочь Женей в честь ее бабушки.
Когда-то очень давно, я тогда только рассталась с мужем, сыну был год, жить было негде и есть было нечего, продукты по карточкам, карточки в Москве, свекровь видеть меня не хочет, и гуманитарную помощь забирает себе... чтобы развестись, надо ехать в суд в Москву, чтобы ехать в Москву, надо оставить на день ребенка родителям, а я и так села им на голову со своим подкидышем - у меня было сложное время.
Мне как-то приснился сон, что я ползу по отвесной стене в альпинистской обвязке, с ребенком, привязанным к моей спине. Без страховки, по-черному. Я ползу по скале и выбираюсь наверх, бегу по пологому склону с другой стороны, понимая, что сын спасен, срываюсь или скольжу, пролетаю вниз - и там за круглым столом сидят моя бабушка Поля, она умерла, когда мне было тринадцать, её сестра - баба Женя, и мама, и тетя Элла, и тетя Эмма.
- Чего ты кричишь, садись с нами, съешь что-нибудь, - говорит бабушка, и я знаю, что теперь и правда всё хорошо, и я дома.
Когда тетя Эмма обняла меня, я вспомнила этот сон. Я и не забывала его. Просто с ними я это знаю.
Афинский лук
Я посидела на прощанье в номере, повторила, вслед за бабушкой: «Спасибо этому дому, пойдём к другому», и выкатила шкрябающий ковёр чемодан к лифту. Двери разъехались, открывая маленькую девочку, строящую рожи зеркалу. Заглядевшись на неё, я нажала не ту кнопку и уехала вместе с продолжающей рассматривать себя в отражениях девочкой наверх. Из короткого застеклённого коридора я вышла на открытую веранду, и тут, под утренним небом, над оливковым ковром деревьев, за галереей таких же плоских крыш-веранд возник Акрополь, запечатывая память этих дней, этого счастья.
Разумеется, я не могла видеть его ни в первый день, ни во второй и все последующие дни, когда я бродила по этим мраморным мостовым, касалась тёплых камней, говорила с этими богами, срывала травинки и сочные плоды - дары этой земли. Только теперь, когда я с чемоданом выхожу, прощаясь с Афинами, он показался, сдерживая каждое данное обещание, подтверждая верность слов моих божеств, даря уверенность и веру.
Афинский лук, который всегда со мной.
