...
Вчера устроили с финским коллегой - журналистом пьянку. Просто так. Как и я, он много занимался, помимо профессии, "чем-нибудь" и "как-нибудь" - в хорошем и плохом смысле, с переменным успехом.
Оказалось, что я лучше знаю кабаки в его районе - я сама когда-то там жила. Дольше, чем он.
Он лучше знает особенности свободы слова в Скандинавских странах.
Я лучше знаю некоторые особо узкие и неприглядные аспекты финской истории - "дети с торгов", например, оказались для него маленьким открытием.
Он лучше знает Лапландию - он оттуда родом. Но в Турнедале был раза полтора. Я - чаще. Я вообще хотела бы переехать когда-нибудь в Турнедаль. Когда оба берега будут финскими.
Вечер тек мимо нас, принося к столику то пьяную пенсионерку, то старого коммуниста, то официанта, убиравшего пивные кружки.
Апокалиптически-лиловая грозовая туча парила где-то над Коналой и Мяккюля, подметая крыши и мостовую косыми метлами серого ливня.
Я думала о том, как накрепко я застряла между двумя языками, каждый из которых для меня больше, чем просто слова для выражения мыслей.
Можно описывать мир по порядку, можно отражать его искаженным или приукрашенным, и можно лепить его словами, воплощая в действительность, которая будет настоящей настолько, насколько она влияет на наши мысли.
Похоже, что меня всегда интересовало только это последнее - игры со словесной глиной, лепка гомункулов и прощальный вдох из уст в уста - естественное дыхание - иди. Иди, живи.
Коллега спрашивает, как это я умудряюсь так со словами. Пошла четвертая кружка.
А я ничего особо и не мудрю.
Оказалось, что я лучше знаю кабаки в его районе - я сама когда-то там жила. Дольше, чем он.
Он лучше знает особенности свободы слова в Скандинавских странах.
Я лучше знаю некоторые особо узкие и неприглядные аспекты финской истории - "дети с торгов", например, оказались для него маленьким открытием.
Он лучше знает Лапландию - он оттуда родом. Но в Турнедале был раза полтора. Я - чаще. Я вообще хотела бы переехать когда-нибудь в Турнедаль. Когда оба берега будут финскими.
Вечер тек мимо нас, принося к столику то пьяную пенсионерку, то старого коммуниста, то официанта, убиравшего пивные кружки.
Апокалиптически-лиловая грозовая туча парила где-то над Коналой и Мяккюля, подметая крыши и мостовую косыми метлами серого ливня.
Я думала о том, как накрепко я застряла между двумя языками, каждый из которых для меня больше, чем просто слова для выражения мыслей.
Можно описывать мир по порядку, можно отражать его искаженным или приукрашенным, и можно лепить его словами, воплощая в действительность, которая будет настоящей настолько, насколько она влияет на наши мысли.
Похоже, что меня всегда интересовало только это последнее - игры со словесной глиной, лепка гомункулов и прощальный вдох из уст в уста - естественное дыхание - иди. Иди, живи.
Коллега спрашивает, как это я умудряюсь так со словами. Пошла четвертая кружка.
А я ничего особо и не мудрю.