Сентябрь
Сентябрь для меня очень непростой месяц. В сентябре родился мой сын. В сентябре, на несколько дней позже и на много лет раньше, родился его отец. Я до сих пор помню как наяву мой отчаянный, горячечный шепот в роддоме:
- Хороший подарок я сделала тебе ко дню рождения?
-Да.
Рождение моего сына было началом конца моей второй по важности трагической любви моей жизни. Самой важной трагической любовью моей жизни была моя любовь к матери, по большей части безответная и разрушительная.
В сентябре, преждевременно и неожиданно, умер мой отец. Он любил мать отчаянно, до последнего вздоха, на каждом шагу их созависимых нездоровых отношений. Последние лет двадцать до его смерти она его, скорее, терпела, но, по сценарию созависимости, уйти не могла.
Год назад я начала писать роман, основанный на истории моей семьи, в попытке осмыслить неосмыслимое. Я не знаю, если я когда-нибудь его закончу.
Для того, чтобы понять происходившее, его надо пережить заново, а это практически всегда нестерпимо больно. Русская культура - та ее часть, в которой я выросла и которая определяет многие мои качества - накладывает табу на любые попытки озвучить анализ семейного негатива. Я получаю упреки каждый раз, когда я открыто пишу об этом. "Как не стыдно?", - пишут мне. "Как можно?" "Ты застряла в прошлом!"
Нет, я не застряла. Я состоялась в жизни, единственная из моей семьи. Я трепыхалась в лабиринтах ПТСР, создавала невероятные проблемы на ровном месте просто следуя семейным схемам, завязывала отношения за отношениями, не понимая, что тупо бегаю по проторенной травматической дорожке. И я смогла из этого выйти - поврежденная, но смогла.
Люди из прошлого, те, кто встретил меня до этого выхода, по большей части из моей жизни исчезли, часто с хлопком двери - "Ты так изменилась!"
Да, я изменилась, слава Всевышнему. Но я не могу ничего забыть. И сентябрь для меня - тяжелый месяц. Так уж вышло.
- Хороший подарок я сделала тебе ко дню рождения?
-Да.
Рождение моего сына было началом конца моей второй по важности трагической любви моей жизни. Самой важной трагической любовью моей жизни была моя любовь к матери, по большей части безответная и разрушительная.
В сентябре, преждевременно и неожиданно, умер мой отец. Он любил мать отчаянно, до последнего вздоха, на каждом шагу их созависимых нездоровых отношений. Последние лет двадцать до его смерти она его, скорее, терпела, но, по сценарию созависимости, уйти не могла.
Год назад я начала писать роман, основанный на истории моей семьи, в попытке осмыслить неосмыслимое. Я не знаю, если я когда-нибудь его закончу.
Для того, чтобы понять происходившее, его надо пережить заново, а это практически всегда нестерпимо больно. Русская культура - та ее часть, в которой я выросла и которая определяет многие мои качества - накладывает табу на любые попытки озвучить анализ семейного негатива. Я получаю упреки каждый раз, когда я открыто пишу об этом. "Как не стыдно?", - пишут мне. "Как можно?" "Ты застряла в прошлом!"
Нет, я не застряла. Я состоялась в жизни, единственная из моей семьи. Я трепыхалась в лабиринтах ПТСР, создавала невероятные проблемы на ровном месте просто следуя семейным схемам, завязывала отношения за отношениями, не понимая, что тупо бегаю по проторенной травматической дорожке. И я смогла из этого выйти - поврежденная, но смогла.
Люди из прошлого, те, кто встретил меня до этого выхода, по большей части из моей жизни исчезли, часто с хлопком двери - "Ты так изменилась!"
Да, я изменилась, слава Всевышнему. Но я не могу ничего забыть. И сентябрь для меня - тяжелый месяц. Так уж вышло.