(no subject)
Пишу для себя, чтобы не забыть.
Восстановила, насколько смогла, старое фото. На обороте рукой матери - "проводы из Волжского в Псков".
В Волжский мы переехали из Дедовичей сразу, как только отец отработал положенные молодому специалисту три года. Переехали в комнату в коммуналке, которую "организовала" отцу тетя Иля, главный прораб не знаю уж какой административной единицы города Волжского.
Мать тогда работала на заводе, не знаю, на каком, но она принесла оттуда большой кристалл невообразимой красоты - игольчатая структура, вроде черного цвета, но отливает фиолетовым, синим и немного меньше - другими цветами радуги. Трогать его было нельзя, - иголочки отламывались, а смотреть на него я могла подолгу, игра цвета завораживала.
Из Волжского я помню круглосуточный детский сад, в основном, вечернюю часть, когда детей оставалось мало, и можно было играть тем, во что днем поиграть не удавалось. Помню, как собираю картинку из шести кубиков - на тот момент это было для меня не очень просто, помню удовольствие, когда поверхность кубиков сложилась в лисичку с корзинкой. Помню, как заболела корью - точнее, помню как мать пришла забрать меня из сада, причем очень рано, сразу после дневного сна, и была как-то очень ласкова. Про то, что это была корь, мне потом сказали.
Помню вегетарианскую столовую как часть семейного досуга в выходные - ничего более дорогого родители позволить себе не могли. Там был вкусный винегрет, свекла из которого немного напоминала по цвету волшебный кристалл с завода. После столовой родители укладывались на часик "послушать, как скрипит земная ось", а я сидела тихо с книжкой и кубиками. Читала я еще слабо, час тянулся неимоверно долго. Помню, как выложила из кубиков с буквами - "мама и папа, пошли гулять", и они сказали, проснувшись - "ну, раз уж ты так хорошо составила слова, то пошли".
Помню укладывание спать - мать хочет уйти, а мне не хочется ее отпускать, и я прошу, чтобы она нарисовала мне что-нибудь. Она говорит - "Ты же знаешь, что я умею рисовать только одну картинку, сидящего кота сзади". Его она и рисует - три кругляшка один на другом, два уха-треугольничка на макушке, хвост колбаской. Она уходит, а я обнимаю эту картинку и засыпаю с ней.
Отец может нарисовать вообще что угодно, но ему всегда некогда, я его вообще редко вижу - он работает на полторы ставки, а иногда и на две.
Из Волжского родители уехали, чтобы быть подальше от родственников - конфликт матери и бабушки углубился, и даже тетя Иля встала на сторону бабушки. Тетя Иля на самом деле мне не тетя, она то ли двоюродная, то ли троюродная папина сестра, одна из тех племянников, которые остались на руках у шестнадцатилетней бабушки в 1918 году.
На фото слева направо - дедушка, бабушка, мать и, наверное, Маркус - то ли брат, то ли двоюродный брат бабушки.
Внизу я и Димка, сын отцовского друга. Сам друг, наверное, и щелкает затвором фотоаппарата.
Даты на снимке нет, но в руках у матери то ли астры, то ли хризантемы, и одеты все в демисезонку - значит, осень, конец сентябра или начало октября 1970. Мне через пару месяцев будет пять лет. Брат родится в августе 1971, значит, его еще и в заводе нет, как говаривала мать. Веселым на фото не выглядит примерно никто, то ли разругались на дорожку, то ли изображают приличествующую расставанию легкую грусть. Но это уже мои домыслы, кто знает, что там на самом деле происходило в моменте.
Восстановила, насколько смогла, старое фото. На обороте рукой матери - "проводы из Волжского в Псков".
В Волжский мы переехали из Дедовичей сразу, как только отец отработал положенные молодому специалисту три года. Переехали в комнату в коммуналке, которую "организовала" отцу тетя Иля, главный прораб не знаю уж какой административной единицы города Волжского.
Мать тогда работала на заводе, не знаю, на каком, но она принесла оттуда большой кристалл невообразимой красоты - игольчатая структура, вроде черного цвета, но отливает фиолетовым, синим и немного меньше - другими цветами радуги. Трогать его было нельзя, - иголочки отламывались, а смотреть на него я могла подолгу, игра цвета завораживала.
Из Волжского я помню круглосуточный детский сад, в основном, вечернюю часть, когда детей оставалось мало, и можно было играть тем, во что днем поиграть не удавалось. Помню, как собираю картинку из шести кубиков - на тот момент это было для меня не очень просто, помню удовольствие, когда поверхность кубиков сложилась в лисичку с корзинкой. Помню, как заболела корью - точнее, помню как мать пришла забрать меня из сада, причем очень рано, сразу после дневного сна, и была как-то очень ласкова. Про то, что это была корь, мне потом сказали.
Помню вегетарианскую столовую как часть семейного досуга в выходные - ничего более дорогого родители позволить себе не могли. Там был вкусный винегрет, свекла из которого немного напоминала по цвету волшебный кристалл с завода. После столовой родители укладывались на часик "послушать, как скрипит земная ось", а я сидела тихо с книжкой и кубиками. Читала я еще слабо, час тянулся неимоверно долго. Помню, как выложила из кубиков с буквами - "мама и папа, пошли гулять", и они сказали, проснувшись - "ну, раз уж ты так хорошо составила слова, то пошли".
Помню укладывание спать - мать хочет уйти, а мне не хочется ее отпускать, и я прошу, чтобы она нарисовала мне что-нибудь. Она говорит - "Ты же знаешь, что я умею рисовать только одну картинку, сидящего кота сзади". Его она и рисует - три кругляшка один на другом, два уха-треугольничка на макушке, хвост колбаской. Она уходит, а я обнимаю эту картинку и засыпаю с ней.
Отец может нарисовать вообще что угодно, но ему всегда некогда, я его вообще редко вижу - он работает на полторы ставки, а иногда и на две.
Из Волжского родители уехали, чтобы быть подальше от родственников - конфликт матери и бабушки углубился, и даже тетя Иля встала на сторону бабушки. Тетя Иля на самом деле мне не тетя, она то ли двоюродная, то ли троюродная папина сестра, одна из тех племянников, которые остались на руках у шестнадцатилетней бабушки в 1918 году.
На фото слева направо - дедушка, бабушка, мать и, наверное, Маркус - то ли брат, то ли двоюродный брат бабушки.
Внизу я и Димка, сын отцовского друга. Сам друг, наверное, и щелкает затвором фотоаппарата.
Даты на снимке нет, но в руках у матери то ли астры, то ли хризантемы, и одеты все в демисезонку - значит, осень, конец сентябра или начало октября 1970. Мне через пару месяцев будет пять лет. Брат родится в августе 1971, значит, его еще и в заводе нет, как говаривала мать. Веселым на фото не выглядит примерно никто, то ли разругались на дорожку, то ли изображают приличествующую расставанию легкую грусть. Но это уже мои домыслы, кто знает, что там на самом деле происходило в моменте.