Чокнутые детки. Гл.15.3 ПЛАСТИЛИНОВЫЕ ЛЮДИ
15.3
Ну как, как не положить в казну те красивые бриллианты, что лежали годами на склонах кратера вулкана Азав, не принося никому пользы, кроме самой богини Абаб? К чему богине бриллианты без оправы?
Главный бриллиант по прозванию Альманд был величиной в 0,85 роста пластилинового человека, весил сикстильон карат и стоил ровно полтора царства коммодов с учётом всех клопов, тараканов, летающих мышей и сухих мотыльков. А, как посчитано теперь, вес всего человечества и всех тварей, бегающих по поверхности Земли, летающих в небесах и прозябающих в морских безднах, в тысячи раз меньше крылатой и ползающей мелкой питательной массы.
Промежуточный по шкале планктон, кажется, даже не отнесённый Дарвиным ни к кому, усугубляет это соотношение.
Сколько стоил сей обогащённый брильянтами остров? И за какую сумму его можно было купить?
Михейша долго ломал голову над этой воистину арифметической проблемищей, которую мог решить только его дед - математик по призванию и работе.
Но, дед Федот не был посвящён в Михейшину проблему и не интересовался пластичными империями (твёрдой и статичной империей управлять лучше). Мягкая Михейшина империя незаметно для его испод-носа и постепенно - подобно болезнетворным микробам или прапрапенициллину - расплодилась на кирпично-деревянной территории.
А сам Михейша, далёкий от взрослой арифметики, рассуждал примерно так:
- Если за камень, расположенный на территории острова Коммод можно купить полтора Коммода, то как сосчитать цену острова правильно? Всё-таки приплюсовывать к острову стоимость самого камня, или нет?
В итоге Михейша решил, что стоимость острова с камнем составляет два с половиной камня. И что сами жители никогда не смогут выкупить остров у пират-губернатора Некука, по той причине, что у них никогда не будет столько денег, чтобы купить остров, ибо из валюты у них был только один гранённый розовый камень, а островами за самих себя никогда не рассчитываются.
На острове, между тем, произошла революция, в которой победила команда доброго разбойника Нибора Дуга, и поэтому камень альмандин... впрочем, и так далее, и так далее.
Это суть другая, сугубо Михейшина история, совсем чуточную чуточку зашифрованная в Летописях пластилинового человечества.
***
Итак, розовый камень по обычному имени Альмандин, лишённый от временной бедности золотосвадебной оправы и цепочки - то есть сущий беспризорник в обычном мире - долго мозолил ручки Михейшины, пока взял и случайно не исчез сначала в пользу пират-губернатора Некука, а потом оказался приватизированным человечками наимоднейшего Королевства Революшен.
Для Михейши камень был недорогим. Обыкновенный камушек, какой носили почти все крестоносцы и венецианские простачки типа Казановы на балах; надевали его также исключительно все богатые и нищие балдушки на карнавалах смутной нравственности.
Но генерал-пирату Некуку и настоящим привидениям в тапочках и башмаках на босу ногу, камень, без сомненья, сильно ндравился. Так чистосердечно считал Михейша - он же бог Михой и создатель царсива Человечкиного.
- Не «ндравился», а нравился, - поправляет грамотная Леночка, прочитавши как-то от корки до корки Михейшину Летопись. Это не единственная её цензуринная отметина, сделанная красным карандашом.
Она, по большому счёту, одобряла Михейшино царственно-божественное начинание с Человечками, напоминавшее ей невоплощённый город Солнца Томазы Кампанеллы и прочих наивных мечтателей древности, мечтающих о скорейшей и всеобщей справедливости.
Ей было интересно - чем эта история закончится. Но история Человечков всё не заканчивалась, точно так же, как не заканчивается, а только обрастает дребеденью и множится несправедливостью история взрослого мира.
- «Не ндравится»... этак звучит слишком даже по старорежимному, даже по-деревенски - неотёсанно, а тем более стыдно в городском слушании и при декламациях; а в наших словарях такого даже не прописано.
Михейша со временем согласился бы с Леночкой.
- «Мнгновение»! - Леночка опять посмеивается, - не слишком ли много согласных подряд?
- Какая нахр… разница! Бывает же тонкошЕЕЕ животное и никто, и никак по трём одинаковым буквам подряд не стенает.
Четырёхлетнему Михейше, освоившему папины газеты и искусство писания сказок, нет дела до правописания. Главное - это самое чудесное «мнгновение» успеть вовремя, в подробностях и ясных картинах запечатлеть!
Но живые бомбы и романтический дым от них Леночке по-прежнему нравились больше, чем даже все взятые вместе расчудесные и наивные Михейшины летописи.
(продолжение следует) fрэндить
Ну как, как не положить в казну те красивые бриллианты, что лежали годами на склонах кратера вулкана Азав, не принося никому пользы, кроме самой богини Абаб? К чему богине бриллианты без оправы?
Главный бриллиант по прозванию Альманд был величиной в 0,85 роста пластилинового человека, весил сикстильон карат и стоил ровно полтора царства коммодов с учётом всех клопов, тараканов, летающих мышей и сухих мотыльков. А, как посчитано теперь, вес всего человечества и всех тварей, бегающих по поверхности Земли, летающих в небесах и прозябающих в морских безднах, в тысячи раз меньше крылатой и ползающей мелкой питательной массы.
Промежуточный по шкале планктон, кажется, даже не отнесённый Дарвиным ни к кому, усугубляет это соотношение.
Сколько стоил сей обогащённый брильянтами остров? И за какую сумму его можно было купить?
Михейша долго ломал голову над этой воистину арифметической проблемищей, которую мог решить только его дед - математик по призванию и работе.
Но, дед Федот не был посвящён в Михейшину проблему и не интересовался пластичными империями (твёрдой и статичной империей управлять лучше). Мягкая Михейшина империя незаметно для его испод-носа и постепенно - подобно болезнетворным микробам или прапрапенициллину - расплодилась на кирпично-деревянной территории.
А сам Михейша, далёкий от взрослой арифметики, рассуждал примерно так:
- Если за камень, расположенный на территории острова Коммод можно купить полтора Коммода, то как сосчитать цену острова правильно? Всё-таки приплюсовывать к острову стоимость самого камня, или нет?
В итоге Михейша решил, что стоимость острова с камнем составляет два с половиной камня. И что сами жители никогда не смогут выкупить остров у пират-губернатора Некука, по той причине, что у них никогда не будет столько денег, чтобы купить остров, ибо из валюты у них был только один гранённый розовый камень, а островами за самих себя никогда не рассчитываются.
На острове, между тем, произошла революция, в которой победила команда доброго разбойника Нибора Дуга, и поэтому камень альмандин... впрочем, и так далее, и так далее.
Это суть другая, сугубо Михейшина история, совсем чуточную чуточку зашифрованная в Летописях пластилинового человечества.
***
Итак, розовый камень по обычному имени Альмандин, лишённый от временной бедности золотосвадебной оправы и цепочки - то есть сущий беспризорник в обычном мире - долго мозолил ручки Михейшины, пока взял и случайно не исчез сначала в пользу пират-губернатора Некука, а потом оказался приватизированным человечками наимоднейшего Королевства Революшен.
Для Михейши камень был недорогим. Обыкновенный камушек, какой носили почти все крестоносцы и венецианские простачки типа Казановы на балах; надевали его также исключительно все богатые и нищие балдушки на карнавалах смутной нравственности.
Но генерал-пирату Некуку и настоящим привидениям в тапочках и башмаках на босу ногу, камень, без сомненья, сильно ндравился. Так чистосердечно считал Михейша - он же бог Михой и создатель царсива Человечкиного.
- Не «ндравился», а нравился, - поправляет грамотная Леночка, прочитавши как-то от корки до корки Михейшину Летопись. Это не единственная её цензуринная отметина, сделанная красным карандашом.
Она, по большому счёту, одобряла Михейшино царственно-божественное начинание с Человечками, напоминавшее ей невоплощённый город Солнца Томазы Кампанеллы и прочих наивных мечтателей древности, мечтающих о скорейшей и всеобщей справедливости.
Ей было интересно - чем эта история закончится. Но история Человечков всё не заканчивалась, точно так же, как не заканчивается, а только обрастает дребеденью и множится несправедливостью история взрослого мира.
- «Не ндравится»... этак звучит слишком даже по старорежимному, даже по-деревенски - неотёсанно, а тем более стыдно в городском слушании и при декламациях; а в наших словарях такого даже не прописано.
Михейша со временем согласился бы с Леночкой.
- «Мнгновение»! - Леночка опять посмеивается, - не слишком ли много согласных подряд?
- Какая нахр… разница! Бывает же тонкошЕЕЕ животное и никто, и никак по трём одинаковым буквам подряд не стенает.
Четырёхлетнему Михейше, освоившему папины газеты и искусство писания сказок, нет дела до правописания. Главное - это самое чудесное «мнгновение» успеть вовремя, в подробностях и ясных картинах запечатлеть!
Но живые бомбы и романтический дым от них Леночке по-прежнему нравились больше, чем даже все взятые вместе расчудесные и наивные Михейшины летописи.
(продолжение следует) fрэндить