(no subject)
В гаме и в угаре
Я к лицу лицом
Повстречался в баре
Как-то с подлецом.
Вилкой он поправил
В блюдце огурец.
Он себя представил
Сдержанно: - Подлец! -
Заказал пол-литра,
Хмурый, испитой,
Он поставил хитро
Палец запятой.
Я сидел обедал,
Я спешил тогда ...
Друга что ль, он предал
В давние года?
Тут не без причины, -
Вспомнились дела!
Капля вдоль морщины
Мутная текла.
Рвать хотел рубаху,
Плакался баском.
Бил подлец с размаху
Об стол кулаком.
Встал я, расплатился ...
Дикий и хмельной
Облик растворился
В облаках пивной.
1957
Если не обращать внимание на дату, можно подумать, что эти стихи написаны по следам недавней встречи с кем-нибудь «диким и хмельным» в Жан-Жаке на Никитском. Дело не в том, что кабацкая тема устойчива ко времени. Дело скорее в мастеровитости этого бойкого трехстопного хорея, в традиции советских поэтов-фронтовиков делать стихи как будто чинить что-нибудь по дому - стараясь «для себя», чтобы ничего ниоткуда не торчало и было гладко и «надолго» прилажено. От этой традиции заимствовали многие, включая Высоцкого. Сложно сказать, насколько неплохой поэт Евгений Винокуров останется в истории чем-то большим, чем автором «Сережки с Малой Бронной и Витьки с Моховой», но боевой опыт его поколения обогатил русскую поэзию этакой непраздничной точностью.