[Обратный отсчет]
История не начинается сама собой. Ее всегда кто-нибудь начинает. Если вовремя не схватиться за ручку и не сесть за письменный стол, то может произойти что-то ужасное. Кто знает, возможно, история, так и не начавшись, вызовет чью-то смерть.
Тамао, еще даже не подумав о первой фразе, уже сел за стол. Он придвинул стул вплотную, чтобы каждое слово было таким же жадным, как вдох. Тамао раскрыл тетрадь, с некоторой опаской оглядел стену клеточек на листе и осторожно, боясь расплескать раньше времени, принялся писать.
Как секунды до взрыва, идущие в обратном порядке, так и эта история начинается с конца или, лучше будет сказать, заканчивается сначала.
Все пришло в движение уже после кульминации. После 16 лет, после смерти матери, после девушки по имени Сайко, после всего, что имело значение для Накао.
Он стоял перед огромным окном во всю стену и думал обо всех своих прошедших испостасях. Он чувствовал, что перешел некий невидимый рубеж, после которого значимое становится неважным, но каждая песчинка бытия заставляет обратить на себя внимание. В общем-то, за одну ничтожно малую меру времени Накао проживал не только всю свою жизнь, но и жизнь всех людей на планете, как бы отсчитывая их в обратном порядке. Он смотрел на белый хвост самолета в густо-голубом небе, таком невозможно голубом, что оно казалось застывшим эмалевым куполом. Накао знал все об этом самолете и об этом небе. Накао даже знал, сколько и что именно он еще не знает. Ему совершенно не хотелось думать о том, как у него это получается. Поэтому он просто смотрел, чувствуя каждый атом пространства.
Тамао закашлялся и нервно облизал губы. Ему было страшно перечитывать написанное, ведь он понимал, что эта история может привести к катастрофе. Что там, после окончания всего, может быть? Он отодвинулся от стола, встал и подошел к большому окну во всю стену. Белый хвост самолета прочерчивал в небе волнистую дугу. Тамао закрыл глаза, попытавшись сосчитать секунды, ориентируясь по стуку собственного сердца, но вместо этого он долго любовался ритмом, который отдавался в его ушах, и уже знал все, что можно было связать с этим, все, чем был этот ритм и чем не был. Тамао открыл глаза, позволив лунному свету выжечь в них сверкающую дорогу.
Накао знал, что история, начавшись с конца, неминуемо вызовет множество смертей. Он смотрел и смотрел на эмалевый купол неба и про себя подсчитывал имена.