Неизвестный Холокост: От национального позора к национальной святыне ч.1
.
“То что было правдой вчера, может стать ложью завтра, а потом снова стать правдой.”
("The truth of yesterday may become the lie of tomorrow and it is not rare for that lie to become the truth again.")
Член Верховного суда Израиля Гойтейн (Goitein)
Посмертный процесс над Рудольфом Кастнером, 1958
Jewish Chronicle Report of Supreme Court decision in Kastner Trial, 31.01.1958
.
,
"Hungarian Jews … went unresistingly as lambs to the slaughter"
“Венгерские евреи ... без сопротивления шли как овцы на бойню” - такое описание жертв Холокоста было очень распространено в Израиле в 1950-е годы - мы находим его в газетных статьях, публичных выступлениях и даже в школьном учебнике истории.
.
Как это не удивительно, но в течении первых 15 послевоенных лет Холокост влачил в Израиле весьма жалкое существование и рассматривался большинством его населения, и тогдашними руководителями Израиля, как, в первую очередь, позорный эпизод в истории еврейского народа, о котором старались реже упоминать, и эта тема всплывала в общественных дискуссиях лишь в связи с отдельными событиями - обсуждение вопроса о принятии репараций от Германии, процессы над Кастнером и суды над нацистскими пособниками (kapo trials). Только процесс над Эйхманом запустил процесс “реабилитации” Холокоста и на это ушло еще 20 лет - вплоть до начала 1980-х годов. Некоторые израильские историки называют это “периодом шока” (1945-1961) и “периодом прозрения”.
.
Наиболее наглядно этот процесс можно проследить исследуя изменяющиеся цели, связанные с преподаванием Холокоста в израильском образовании, и их связь с меняющимися социальными и политическими обстоятельствами в израильском обществе.
.
Сила системы образования в продвижении исторического нарратива (субъективно отобранный комплекс исторических книг и исторических документов, относящихся к какому-то историческому событию или группе взаимосвязанных событий) в обществе особенно велика в Израиле, где система образования централизована. По закону министр образования контролирует содержание учебной программы. Периодически министерство публикует национальную учебную программу, которая предписывает как учителям, так и авторам учебников основные цели преподавания истории и конкретные темы, которые необходимо преподавать. С момента создания государства Израиль в 1948 году министерство образования опубликовало несколько учебных программ для начальных и средних школ (общенациональная учебная программа) - в 1954, 1975 и 1995 годах. Время от времени министерство также публиковало поправки и директивы к учебной программе по национальной истории - в 1957 и 1977 годах. Далее будет показано как в системе образования Израиля описание Холокоста переходит от маргинального события, которое лучше забыть, в 1950-х и 1960-х годах, к событию, которое с конца 1970-х годов определяет израильскую идентичность.
.
Израильская публика первоначально игнорировали Холокост. Отрицание происходило в двух режимах: (1) фактическое молчание об этой проблеме, и (2) избирательное отношение, которое касалось только героических аспектов Холокоста. Храбрые сабры (израильтяне), которые только что основали суверенное государство, служили в армии и были готовы пожертвовать своей жизнью ради государства, не желали общаться с выжившими после Холокоста, которые прибыли в Израиль из лагерей для перемещенных лиц в Европе. Считалось, что пассивные жертвы Холокоста шли в газовые камеры, как “овцы на бойню”. Это считалось постыдным и противоречило духу времени, образу нового светского еврея, который берет свою судьбу в свои руки - в результате выжившие в Холокосте были проигнорированы. Только партизаны и активисты восстания в Варшавском гетто считались героями. С другой стороны, те, кто выжил в лагерях, не могли говорить о своей травме, они пока оставались невидимыми и анонимными. В этот период церемонии поминовения были частными и проводились только теми, кто был непосредственно связан с Холокостом.
.
Первоначально проблемой в понимании Холокоста было и отсутствие достаточной базовой информации о масштабах этих событий (“в первые годы никто ничего не знал”). Хотя появились личные свидетельства выживших, но люди не могли поверить, что такие чудовищные вещи действительно произошли. В ситуации, когда информация о Холокосте во многих случаях была предвзятой и нередко носила характер самооправдания, было трудно создать систематическую и достоверную картину.
.
В 1958 году выживший в Холокосте Яков Шилхав писал: “Среди израильской общественности величайшая катастрофа иудаизма постепенно забывается. Мы чувствуем пренебрежение. Это пренебрежение является как преднамеренным, так и официальным, и обусловленно непосредственными практическими причинами, а также стало непреднамеренным следствием энтузиазма и ликования воскресения и строительства.”
.
Память о Холокосте постепенно угасала даже среди тех людей, которые могли стать ее потенциальными жертвами. Обзор представлений о Холокосте в израильской образовательной системе того времени подтверждает утверждение Шилхава. До 1954 года израильские студенты вообще не изучали Холокост. Несмотря на то, что в этом году была опубликована новая национальная учебная программа по истории, мало что изменилось: за все 12 лет обучения Холокосту в ней было посвящено только три урока! В 1950-х годах в этой теме доминировало педагогическое молчание. Холокост был проигнорирован, чтобы израильские студенты могли преодолеть то, что воспринималось как национальное унижение.
.
В учебной программе по истории 1954 года Холокост преподавался в Израиле в контексте нееврейской истории. В отличие от большинства исторических событий с участием евреев, которые были включены в последовательность событий еврейской истории, Холокост преподавался как часть мировой истории, наряду с битвами Второй мировой войны, такими как битва за Британию или Сталинград. В центр Холокоста там было поставлено не уничтожение евреев, а их сопротивление и восстание. Таким образом, восстание в Варшавском гетто, еврейская бригада в войсках союзников в Италии и еврейские парашютисты-диверсанты получили самое видное (и сильно преувеличенное) место. Представление этих аспектов Холокоста в нееврейском контексте создавало у учеников впечатление, что отряды евреев присоединились к силам союзников, чтобы противостоять немцам на поле боя. (На самом деле, лишь немногие евреи получили такую возможность, да и то только в конце 1944 года - до этого не без основания не доверявшие им англичане формировали из палестинских евреев только вспомогательные тыловые части: строительные, автомобильные, водовозные и т.п.)
.
В то время как еврейское вооруженное сопротивление было преувеличено, уничтожение евреев было маргинализировано. Разработчики Национальной учебной программы лишь мелком упомянули пункты, связанные с уничтожением евреев - этому посвятили менее 20 процентов материала темы Холокоста. В национальной учебной программе 1954 года Холокост еще не был войной против евреев, там это была война евреев против нацистов.
.
В Израиле 1950-х годов господствовала культура, которая поощряла национальную гордость. Холокост, символизировавший капитуляцию, не вписывался в такую обстановку. С этой точки зрения в жизни европейской диаспоры преобладала пассивность, в то время как отличительной чертой еврейской жизни на Земле Израиля была активность. Печальная судьба европейских евреев, таким образом, стала естественным результатом их образа жизни в изгнании. Об этом принебрежительном к ним отношении мы читаем в мемуарах приехавших после войны из Европы в Палестину евреев (“обмылки”, “овцы”, “трусы”, …). В соответствии с духом, доминирующим в израильской публичной сфере 1950-х годов, учебный план по национальной истории подчеркивал резкий контраст между Холокостом и героизмом. Даже премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион использовал эту схему в своих речах противопоставляя погибших в боях с арабами израильских солдат и жертв Холокоста.
.
В первые годы после создания государства Израиль учебники имели тенденцию переоценивать вооруженное сопротивление против нацистов, преувеличивая его фактическую роль в Холокосте. Один из историков определяет этот ранний период как “сионистскую стадию”. Материалы о Холокосте были идеологически предвзятыми и очень эмоциональными. Эти учебники были основаны в основном на дневниках, написанных выжившими, таких как дневник Авраама Соцковера, изданный на идиш и описывающий жизнь в Вильнюсском гетто, и книгах Хаима Ялина и Дмитрия Гелперна о партизанах в Ковенском гетто. Эти тексты должны были помочь людям справиться с национальным унижением, вызванным Холокостом.
.
В самом популярном учебнике истории восстание в Варшавском гетто охватывало более 60 процентов темы Холокоста и говорилось, что героическая борьба евреев гетто компенсировала унизительную сдачу тех, кто отправился в лагеря смерти. Героические повстанцы Варшавского гетто выполнили свой долг по защите нации и восстановили ее достоинство. Жертвы, напротив, предали свою нацию, отправляясь “как овцы на бойню”. Жертвам Холокоста в рассказе не хватало индивидуальности, они действовали как одна пассивная масса. Все евреи, светские и религиозные, мужчины и женщины, дети и пожилые, фигурировали в учебниках как анонимная толпа под одним заголовком: “евреи”. Повстанцам, однако, была предоставлена индивидуальность - они сами выбрали свою судьбу. В тексте указывалось, что “[повстанцы] решили, что было бы лучше умереть в открытой борьбе против нацистов, чем вести себя как овцы, идущие на бойню”.
.
Эта пассивность раздражала многих израильтян. Израиль начала 1950-х годов был воодушевлен образом “нового еврея”, загорелого, мужественного, смелого еврея, который противопоставлялся бледному, слабому, испуганному обитателю гетто. Изгнание породило слабых и побежденных евреев. Холокост виделся израильским педагогам негативным уроком.
.
В публичной сфере отношение правительства было схожим. Премьер-министр Давид Бен-Гурион даже сперва выступал против установления Дня памяти жертв Холокоста и называл выживших “человеческим прахом” (dust of human beings). Однако в марте 1950 года израильский Кнессет решил учредить ежегодный День памяти жертв Холокоста. В 1953 году был создан Мемориальный центр Холокоста Яд Вашем как всемирный центр документации, исследований, образования и памяти о Холокосте, но в течение 1950-х годов Бен-Гурион никогда сам не участвовал в поминальных мероприятиях, организованных Яд Вашемом. Бен-Гуриону пришлось решать многие насущные проблемы безопасности и деятельности правительства после создания государства, и поэтому у него не было времени заниматься воспоминаниями о Холокосте.
.
Попытка Бен-Гуриона создать нового еврея проистекала из его концепции этатизма, абсолютизирующей роль государства в обществе. Согласно этой концепции, Холокост был доказательством того, что государство Израиль было единственным местом, где евреи могли реализовать свои национальные чаяния. В отличие от пассивного изгнанного еврея и еврея Холокоста, который, как овца шел на бойню, новый еврей взял свою судьбу в свои руки и противостоял своим врагам, он олицетворял собой переход к возрождению. Поэтому Бен-Гурион никогда прямо не упоминал Холокост в своих публичных выступлениях.
.
Холокост сыграл существенную роль только в публичных дебатах, инициированных германскими выплатами за реституцию, делом Кастнера и судебными процессами над капо.
.
Опрос, проведенный в марте 1960 года Яд Вашемом, показал, что День памяти жертв Холокоста отмечают менее двух третей израильских школ. Только 25,3% опрошенных школ проводили какую-либо учебную деятельность, связанную с Холокостом. Фактически, в течение предшествующих лет уровень соблюдения Дня памяти жертв Холокоста непрерывно снижался. В марте 1960 года казалось, что Холокост будет забыт в израильских школах.
.
Арест Адольфа Эйхмана в мае 1960 года и последующее судебное разбирательство могли изменить маргинальный статус памяти о Холокосте в израильском образовании. Суд над одним из нацистских офицеров, ответственных за реализацию “Окончательного решения”, поместил Холокост в центр общественного внимания. Суд над Эйхманом, заявила одна газета, “станет Нюрнбергским трибуналом еврейского народа”. Однако суд над Эйхманом отличался от судебных процессов в Нюрнберге по крайней мере в одном отношении - судебные процессы в Нюрнберге были направлены главным образом на осуждение руководителей нацистского режима и были ограничены юридической процедурой, а процесс над Эйхманом был не просто юридической процедурой, это была и “образовательная” процедура. Генеральный прокурор Израиля и главный прокурор на процессе Гидеон Хауснер объяснял (Gideon Hausner, Justice in Jerusalem, 1968):
.
“Просто для того, чтобы добиться осуждения, очевидно, было достаточно позволить архивам говорить - даже части из них было достаточно, чтобы приговорить Эйхмана десять раз. Но я знал, что нам нужно больше, чем осуждение, нам нужна была живая запись гигантской человеческой и национальной катастрофы, хотя она не могла быть более чем слабым эхом реальных событий. В любом уголовном процессе доказательство вины и наложение наказания также имеют коррекционно-воспитательный аспект. Тем более в этом исключительном случае.”
.
(Разумеется, процесс имел также явный внешнеполитический и пропагандистский аспект и изначально замышлялся в таком качестве в соответствии с указаниями премьер-министра Израиля Бен-Гуриона.)
.
Доказательств против Эйхмана было достаточно. У прокуроров были кучи письменных документов, в том числе документы, подписанные самим Эйхманом, и все это свидетельствовало об активной роли Эйхмана в процессе уничтожения. Тем не менее, несмотря на вес письменных доказательств против Эйхмана, Генеральный прокурор Израиля решил сосредоточить процесс на личных показаниях жертв Холокоста. Вопреки рекомендациям, что достаточно вызвать около 30 свидетелей, Хауснер вызвал более 100 свидетелей, из которых только 14 действительно видели Эйхмана во время войны. Вместо того чтобы сосредоточиться исключительно на деяниях Эйхмана, процесс стал публичным рассказом об ужасном порабощении и убийстве евреев с ранее беспрецедентным размахом представившим Холокост израильской общественности. Это был урок истории для всей нации.
.
Но израильская система образования отреагировала на этот неожиданный “урок истории” без всякого энтузиазма. За две недели до суда, 28 марта 1961 года, руководители израильского образования собрались в Еврейском университете в Иерусалиме, чтобы обдумать, как отреагировать на предстоящий процесс. В своем вступительном слове на конференции председатель педагогического секретариата Наум Гавриэли заявил, что Холокост в жизни Израиля “стал актуальной темой слишком неожиданно” (too timely a timely topic). Он объяснил: “Нам было навязано, буквально в приказном порядке, немедленно заняться этой актуальной темой [Холокоста], и нам нужно подумать о том, как мы будем реагировать, как мы, как педагоги, будем решать эту огромную проблему”. Майкл Зив, начальник отдела среднего образования, отметил, что учителя до тех пор полностью избегали темы Холокоста и суда над Эйхманом. “Мы больше не можем этого избегать, даже если хотим”, - заявил он. - “[Судебный процесс] был включен в нашу социальную, образовательную и культурную ситуацию, и теперь мы обязаны проводить исследования Холокоста в наших школах в той или иной форме”. Однако и теперь лишь немногие преподаватели пытались представлять Холокост таким образом, чтобы это улучшало его восприятие - “потому что реальных ответов [для учеников] у нас нет…’’ Предложения перейти в изложении историю Холокоста от героического эпоса к трагедии, используя художественную литературу и искусство, не нашли поддержки у руководителей израильского образования.
.
Суд над Эйхманом, который прокурор слишком оптимистично рассматривал как исключительно положительный образовательный процесс, казался руководителям израильской системы образования скорее угрозой для формирования нового Израиля - ведь он никак не продемонстрировал героизма еврейского народа. Учащиеся были встревожены, но неспособны справиться с Холокостом и его последствиями в историческом контексте - в результате они демонизировали преступников и не знали, как быть с жертвами. Ученики, как опасались преподаватели, могли даже отождествить себя с теми европейскими евреями, которых вели, как овец на бойню, теми покорными евреями, и сочувствие к ним и чувство стыда за них могли ослабить решимость подростков. На другой образовательной конференции один из участников прямо заявил, что если ученики отождествят себя с Холокостом и менталитетом узников, последствия будут далеко идущими: “Мы требуем от наших юношей быть героями, нацией героев. Если мы не будем вести героическую борьбу здесь [на Ближнем Востоке], мы столкнемся с опасностью, с угрозой уничтожения народами, которые нас окружают”.
.
Таким образом, процесс над Эйхманом хотя и поставил Холокост в центр общественного внимания Израиля, тем не менее, в образовательной системе не привел к каким-либо серьезным изменениям в представлении о Холокосте, как о скорее позорном периоде. На самом деле, этот процесс даже усилил попытки маргинализировать Холокост, забыть его. Ни один из израильских учебников истории, опубликованных за 10 лет после суда, не изменил этого представления о Холокосте ни на йоту. Холокост оставался маргинальным воспоминанием в системе образования Израиля и в 1960-е годы, как это было и в 1950-х годах, в этой памяти по-прежнему преобладала война евреев против нацистов, а не их гибель в гетто и лагерях. Несмотря на утверждение Бен-Гуриона, что “один из наших мотивов привлечения Эйхмана к суду состоит в том, чтобы довести детали его дела до поколения израильтян, которые выросли после Холокоста”, израильские преподаватели рассматривали этот процесс как препятствие для системы образования - системы, желающей сохранить существующие ценности и не спешащей реагировать на любые изменения. Исследование и изложение Холокоста представлялось угрозой культурной стабильности. Лидеры израильской образовательной системы рассматривали влияние на национальные ценности учащихся как ключ к определению пользы или вреда судебного процесса.
.
Суд над Эйхманом, однако, подтолкнул людей к открытому обсуждению Холокоста и воодушевил горстку энтузиастов, которые постоянно призывали усилить память о Холокосте в Израиле. Еще в 1958 году группа организаций успешно объединила усилия для продвижения законодательства о Дне памяти жертв Холокоста, которое включало поминальные церемонии в школах. В результате процесса Эйхмана несколько переживших Холокост людей попытались расширить память о Холокосте от памятных церемоний до школьной программы. Эти люди опубликовали специальные учебные пособия для преподавания Холокоста, которые, однако, не были интегрированы в систему образования. Эти неудачные попытки еще раз демонстрируют масштабы усилий министерства образования по маргинализации памяти о Холокосте.
.
В литературе, посвященной представлению о Холокосте в Израиле, говорится о “большом молчании”, или “длительном молчании” (long silence), которое доминировало в общественной сфере Израиля в 1950-х и 1960-х годах. В то время как пережившие Холокост пытались представить Холокост в качестве центральной темы в обучении израильских школьников, руководители образовательной системы Израиля последовательно отвергали такое воздействие или пытались свести его к минимуму.
.
Для израильских педагогов в те годы Холокост был позорным событием. Даже перед лицом изменяющегося его общественного восприятия лидеры израильского образования по-прежнему были полны решимости сформировать еврея нового типа, сильного, смелого, независимого еврея-израильтянина, который постоит за себя перед лицом будущих холокостов. Чтобы свести к минимуму то, что они воспринимали как негативное влияние изучения Холокоста, израильские преподаватели постоянно пытались превратить это ужасное событие в маргинальную память.
.
Публичное признание того, что Холокост действительно произошел, и что он был трагическим и унизительным, произошло во время суда над Эйхманом в 1961 году. Процесс транслировался в прямом эфире по израильскому радио - в стране еще не было телевидения. Возникла новая тенденция желать услышать свидетельства выживших. Это постепенно развило солидарность и сострадание к ним. Выжившие стали публично делиться своими страданиями и горьким опытом.
.
В этот период были организованы церемонии вокруг конкретных текстов, в том числе стихов и песен известных поэтов, которые Яд Вашем опубликовал в память о жертвах Холокоста. Общая форма церемонии сохранялась из года в год. Основное внимание было уделено национальному аспекту: построению коллективной памяти еврейской нации, подчеркиванию влияния Холокоста на создание государства и прославлению Варшавского гетто и деятельности партизан. Людям также были нужны материальные артефакты, они искали место, где они могли бы “положить цветок или камень”. Были установлены памятники и статуи, а также были построены мемориальные залы и стены.
.
До 1970-х годов учащиеся получали большую часть своей информации о Холокосте с помощью мемориальных церемоний и памятников. Эти церемонии побуждали зрителей отождествлять себя с травмирующим опытом. Их фокус был, в основном, эмоциональным, “чтобы сделать немыслимые события Холокоста эмоционально доступными для учащихся”.
.
.
Неизвестный Холокост: От национального позора к национальной святыне ч.2
https://pluto9999.livejournal.com/172938.html.
“То что было правдой вчера, может стать ложью завтра, а потом снова стать правдой.”
("The truth of yesterday may become the lie of tomorrow and it is not rare for that lie to become the truth again.")
Член Верховного суда Израиля Гойтейн (Goitein)
Посмертный процесс над Рудольфом Кастнером, 1958
Jewish Chronicle Report of Supreme Court decision in Kastner Trial, 31.01.1958
.
,
"Hungarian Jews … went unresistingly as lambs to the slaughter"
“Венгерские евреи ... без сопротивления шли как овцы на бойню” - такое описание жертв Холокоста было очень распространено в Израиле в 1950-е годы - мы находим его в газетных статьях, публичных выступлениях и даже в школьном учебнике истории.
.
Как это не удивительно, но в течении первых 15 послевоенных лет Холокост влачил в Израиле весьма жалкое существование и рассматривался большинством его населения, и тогдашними руководителями Израиля, как, в первую очередь, позорный эпизод в истории еврейского народа, о котором старались реже упоминать, и эта тема всплывала в общественных дискуссиях лишь в связи с отдельными событиями - обсуждение вопроса о принятии репараций от Германии, процессы над Кастнером и суды над нацистскими пособниками (kapo trials). Только процесс над Эйхманом запустил процесс “реабилитации” Холокоста и на это ушло еще 20 лет - вплоть до начала 1980-х годов. Некоторые израильские историки называют это “периодом шока” (1945-1961) и “периодом прозрения”.
.
Наиболее наглядно этот процесс можно проследить исследуя изменяющиеся цели, связанные с преподаванием Холокоста в израильском образовании, и их связь с меняющимися социальными и политическими обстоятельствами в израильском обществе.
.
Сила системы образования в продвижении исторического нарратива (субъективно отобранный комплекс исторических книг и исторических документов, относящихся к какому-то историческому событию или группе взаимосвязанных событий) в обществе особенно велика в Израиле, где система образования централизована. По закону министр образования контролирует содержание учебной программы. Периодически министерство публикует национальную учебную программу, которая предписывает как учителям, так и авторам учебников основные цели преподавания истории и конкретные темы, которые необходимо преподавать. С момента создания государства Израиль в 1948 году министерство образования опубликовало несколько учебных программ для начальных и средних школ (общенациональная учебная программа) - в 1954, 1975 и 1995 годах. Время от времени министерство также публиковало поправки и директивы к учебной программе по национальной истории - в 1957 и 1977 годах. Далее будет показано как в системе образования Израиля описание Холокоста переходит от маргинального события, которое лучше забыть, в 1950-х и 1960-х годах, к событию, которое с конца 1970-х годов определяет израильскую идентичность.
.
Израильская публика первоначально игнорировали Холокост. Отрицание происходило в двух режимах: (1) фактическое молчание об этой проблеме, и (2) избирательное отношение, которое касалось только героических аспектов Холокоста. Храбрые сабры (израильтяне), которые только что основали суверенное государство, служили в армии и были готовы пожертвовать своей жизнью ради государства, не желали общаться с выжившими после Холокоста, которые прибыли в Израиль из лагерей для перемещенных лиц в Европе. Считалось, что пассивные жертвы Холокоста шли в газовые камеры, как “овцы на бойню”. Это считалось постыдным и противоречило духу времени, образу нового светского еврея, который берет свою судьбу в свои руки - в результате выжившие в Холокосте были проигнорированы. Только партизаны и активисты восстания в Варшавском гетто считались героями. С другой стороны, те, кто выжил в лагерях, не могли говорить о своей травме, они пока оставались невидимыми и анонимными. В этот период церемонии поминовения были частными и проводились только теми, кто был непосредственно связан с Холокостом.
.
Первоначально проблемой в понимании Холокоста было и отсутствие достаточной базовой информации о масштабах этих событий (“в первые годы никто ничего не знал”). Хотя появились личные свидетельства выживших, но люди не могли поверить, что такие чудовищные вещи действительно произошли. В ситуации, когда информация о Холокосте во многих случаях была предвзятой и нередко носила характер самооправдания, было трудно создать систематическую и достоверную картину.
.
В 1958 году выживший в Холокосте Яков Шилхав писал: “Среди израильской общественности величайшая катастрофа иудаизма постепенно забывается. Мы чувствуем пренебрежение. Это пренебрежение является как преднамеренным, так и официальным, и обусловленно непосредственными практическими причинами, а также стало непреднамеренным следствием энтузиазма и ликования воскресения и строительства.”
.
Память о Холокосте постепенно угасала даже среди тех людей, которые могли стать ее потенциальными жертвами. Обзор представлений о Холокосте в израильской образовательной системе того времени подтверждает утверждение Шилхава. До 1954 года израильские студенты вообще не изучали Холокост. Несмотря на то, что в этом году была опубликована новая национальная учебная программа по истории, мало что изменилось: за все 12 лет обучения Холокосту в ней было посвящено только три урока! В 1950-х годах в этой теме доминировало педагогическое молчание. Холокост был проигнорирован, чтобы израильские студенты могли преодолеть то, что воспринималось как национальное унижение.
.
В учебной программе по истории 1954 года Холокост преподавался в Израиле в контексте нееврейской истории. В отличие от большинства исторических событий с участием евреев, которые были включены в последовательность событий еврейской истории, Холокост преподавался как часть мировой истории, наряду с битвами Второй мировой войны, такими как битва за Британию или Сталинград. В центр Холокоста там было поставлено не уничтожение евреев, а их сопротивление и восстание. Таким образом, восстание в Варшавском гетто, еврейская бригада в войсках союзников в Италии и еврейские парашютисты-диверсанты получили самое видное (и сильно преувеличенное) место. Представление этих аспектов Холокоста в нееврейском контексте создавало у учеников впечатление, что отряды евреев присоединились к силам союзников, чтобы противостоять немцам на поле боя. (На самом деле, лишь немногие евреи получили такую возможность, да и то только в конце 1944 года - до этого не без основания не доверявшие им англичане формировали из палестинских евреев только вспомогательные тыловые части: строительные, автомобильные, водовозные и т.п.)
.
В то время как еврейское вооруженное сопротивление было преувеличено, уничтожение евреев было маргинализировано. Разработчики Национальной учебной программы лишь мелком упомянули пункты, связанные с уничтожением евреев - этому посвятили менее 20 процентов материала темы Холокоста. В национальной учебной программе 1954 года Холокост еще не был войной против евреев, там это была война евреев против нацистов.
.
В Израиле 1950-х годов господствовала культура, которая поощряла национальную гордость. Холокост, символизировавший капитуляцию, не вписывался в такую обстановку. С этой точки зрения в жизни европейской диаспоры преобладала пассивность, в то время как отличительной чертой еврейской жизни на Земле Израиля была активность. Печальная судьба европейских евреев, таким образом, стала естественным результатом их образа жизни в изгнании. Об этом принебрежительном к ним отношении мы читаем в мемуарах приехавших после войны из Европы в Палестину евреев (“обмылки”, “овцы”, “трусы”, …). В соответствии с духом, доминирующим в израильской публичной сфере 1950-х годов, учебный план по национальной истории подчеркивал резкий контраст между Холокостом и героизмом. Даже премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион использовал эту схему в своих речах противопоставляя погибших в боях с арабами израильских солдат и жертв Холокоста.
.
В первые годы после создания государства Израиль учебники имели тенденцию переоценивать вооруженное сопротивление против нацистов, преувеличивая его фактическую роль в Холокосте. Один из историков определяет этот ранний период как “сионистскую стадию”. Материалы о Холокосте были идеологически предвзятыми и очень эмоциональными. Эти учебники были основаны в основном на дневниках, написанных выжившими, таких как дневник Авраама Соцковера, изданный на идиш и описывающий жизнь в Вильнюсском гетто, и книгах Хаима Ялина и Дмитрия Гелперна о партизанах в Ковенском гетто. Эти тексты должны были помочь людям справиться с национальным унижением, вызванным Холокостом.
.
В самом популярном учебнике истории восстание в Варшавском гетто охватывало более 60 процентов темы Холокоста и говорилось, что героическая борьба евреев гетто компенсировала унизительную сдачу тех, кто отправился в лагеря смерти. Героические повстанцы Варшавского гетто выполнили свой долг по защите нации и восстановили ее достоинство. Жертвы, напротив, предали свою нацию, отправляясь “как овцы на бойню”. Жертвам Холокоста в рассказе не хватало индивидуальности, они действовали как одна пассивная масса. Все евреи, светские и религиозные, мужчины и женщины, дети и пожилые, фигурировали в учебниках как анонимная толпа под одним заголовком: “евреи”. Повстанцам, однако, была предоставлена индивидуальность - они сами выбрали свою судьбу. В тексте указывалось, что “[повстанцы] решили, что было бы лучше умереть в открытой борьбе против нацистов, чем вести себя как овцы, идущие на бойню”.
.
Эта пассивность раздражала многих израильтян. Израиль начала 1950-х годов был воодушевлен образом “нового еврея”, загорелого, мужественного, смелого еврея, который противопоставлялся бледному, слабому, испуганному обитателю гетто. Изгнание породило слабых и побежденных евреев. Холокост виделся израильским педагогам негативным уроком.
.
В публичной сфере отношение правительства было схожим. Премьер-министр Давид Бен-Гурион даже сперва выступал против установления Дня памяти жертв Холокоста и называл выживших “человеческим прахом” (dust of human beings). Однако в марте 1950 года израильский Кнессет решил учредить ежегодный День памяти жертв Холокоста. В 1953 году был создан Мемориальный центр Холокоста Яд Вашем как всемирный центр документации, исследований, образования и памяти о Холокосте, но в течение 1950-х годов Бен-Гурион никогда сам не участвовал в поминальных мероприятиях, организованных Яд Вашемом. Бен-Гуриону пришлось решать многие насущные проблемы безопасности и деятельности правительства после создания государства, и поэтому у него не было времени заниматься воспоминаниями о Холокосте.
.
Попытка Бен-Гуриона создать нового еврея проистекала из его концепции этатизма, абсолютизирующей роль государства в обществе. Согласно этой концепции, Холокост был доказательством того, что государство Израиль было единственным местом, где евреи могли реализовать свои национальные чаяния. В отличие от пассивного изгнанного еврея и еврея Холокоста, который, как овца шел на бойню, новый еврей взял свою судьбу в свои руки и противостоял своим врагам, он олицетворял собой переход к возрождению. Поэтому Бен-Гурион никогда прямо не упоминал Холокост в своих публичных выступлениях.
.
Холокост сыграл существенную роль только в публичных дебатах, инициированных германскими выплатами за реституцию, делом Кастнера и судебными процессами над капо.
.
Опрос, проведенный в марте 1960 года Яд Вашемом, показал, что День памяти жертв Холокоста отмечают менее двух третей израильских школ. Только 25,3% опрошенных школ проводили какую-либо учебную деятельность, связанную с Холокостом. Фактически, в течение предшествующих лет уровень соблюдения Дня памяти жертв Холокоста непрерывно снижался. В марте 1960 года казалось, что Холокост будет забыт в израильских школах.
.
Арест Адольфа Эйхмана в мае 1960 года и последующее судебное разбирательство могли изменить маргинальный статус памяти о Холокосте в израильском образовании. Суд над одним из нацистских офицеров, ответственных за реализацию “Окончательного решения”, поместил Холокост в центр общественного внимания. Суд над Эйхманом, заявила одна газета, “станет Нюрнбергским трибуналом еврейского народа”. Однако суд над Эйхманом отличался от судебных процессов в Нюрнберге по крайней мере в одном отношении - судебные процессы в Нюрнберге были направлены главным образом на осуждение руководителей нацистского режима и были ограничены юридической процедурой, а процесс над Эйхманом был не просто юридической процедурой, это была и “образовательная” процедура. Генеральный прокурор Израиля и главный прокурор на процессе Гидеон Хауснер объяснял (Gideon Hausner, Justice in Jerusalem, 1968):
.
“Просто для того, чтобы добиться осуждения, очевидно, было достаточно позволить архивам говорить - даже части из них было достаточно, чтобы приговорить Эйхмана десять раз. Но я знал, что нам нужно больше, чем осуждение, нам нужна была живая запись гигантской человеческой и национальной катастрофы, хотя она не могла быть более чем слабым эхом реальных событий. В любом уголовном процессе доказательство вины и наложение наказания также имеют коррекционно-воспитательный аспект. Тем более в этом исключительном случае.”
.
(Разумеется, процесс имел также явный внешнеполитический и пропагандистский аспект и изначально замышлялся в таком качестве в соответствии с указаниями премьер-министра Израиля Бен-Гуриона.)
.
Доказательств против Эйхмана было достаточно. У прокуроров были кучи письменных документов, в том числе документы, подписанные самим Эйхманом, и все это свидетельствовало об активной роли Эйхмана в процессе уничтожения. Тем не менее, несмотря на вес письменных доказательств против Эйхмана, Генеральный прокурор Израиля решил сосредоточить процесс на личных показаниях жертв Холокоста. Вопреки рекомендациям, что достаточно вызвать около 30 свидетелей, Хауснер вызвал более 100 свидетелей, из которых только 14 действительно видели Эйхмана во время войны. Вместо того чтобы сосредоточиться исключительно на деяниях Эйхмана, процесс стал публичным рассказом об ужасном порабощении и убийстве евреев с ранее беспрецедентным размахом представившим Холокост израильской общественности. Это был урок истории для всей нации.
.
Но израильская система образования отреагировала на этот неожиданный “урок истории” без всякого энтузиазма. За две недели до суда, 28 марта 1961 года, руководители израильского образования собрались в Еврейском университете в Иерусалиме, чтобы обдумать, как отреагировать на предстоящий процесс. В своем вступительном слове на конференции председатель педагогического секретариата Наум Гавриэли заявил, что Холокост в жизни Израиля “стал актуальной темой слишком неожиданно” (too timely a timely topic). Он объяснил: “Нам было навязано, буквально в приказном порядке, немедленно заняться этой актуальной темой [Холокоста], и нам нужно подумать о том, как мы будем реагировать, как мы, как педагоги, будем решать эту огромную проблему”. Майкл Зив, начальник отдела среднего образования, отметил, что учителя до тех пор полностью избегали темы Холокоста и суда над Эйхманом. “Мы больше не можем этого избегать, даже если хотим”, - заявил он. - “[Судебный процесс] был включен в нашу социальную, образовательную и культурную ситуацию, и теперь мы обязаны проводить исследования Холокоста в наших школах в той или иной форме”. Однако и теперь лишь немногие преподаватели пытались представлять Холокост таким образом, чтобы это улучшало его восприятие - “потому что реальных ответов [для учеников] у нас нет…’’ Предложения перейти в изложении историю Холокоста от героического эпоса к трагедии, используя художественную литературу и искусство, не нашли поддержки у руководителей израильского образования.
.
Суд над Эйхманом, который прокурор слишком оптимистично рассматривал как исключительно положительный образовательный процесс, казался руководителям израильской системы образования скорее угрозой для формирования нового Израиля - ведь он никак не продемонстрировал героизма еврейского народа. Учащиеся были встревожены, но неспособны справиться с Холокостом и его последствиями в историческом контексте - в результате они демонизировали преступников и не знали, как быть с жертвами. Ученики, как опасались преподаватели, могли даже отождествить себя с теми европейскими евреями, которых вели, как овец на бойню, теми покорными евреями, и сочувствие к ним и чувство стыда за них могли ослабить решимость подростков. На другой образовательной конференции один из участников прямо заявил, что если ученики отождествят себя с Холокостом и менталитетом узников, последствия будут далеко идущими: “Мы требуем от наших юношей быть героями, нацией героев. Если мы не будем вести героическую борьбу здесь [на Ближнем Востоке], мы столкнемся с опасностью, с угрозой уничтожения народами, которые нас окружают”.
.
Таким образом, процесс над Эйхманом хотя и поставил Холокост в центр общественного внимания Израиля, тем не менее, в образовательной системе не привел к каким-либо серьезным изменениям в представлении о Холокосте, как о скорее позорном периоде. На самом деле, этот процесс даже усилил попытки маргинализировать Холокост, забыть его. Ни один из израильских учебников истории, опубликованных за 10 лет после суда, не изменил этого представления о Холокосте ни на йоту. Холокост оставался маргинальным воспоминанием в системе образования Израиля и в 1960-е годы, как это было и в 1950-х годах, в этой памяти по-прежнему преобладала война евреев против нацистов, а не их гибель в гетто и лагерях. Несмотря на утверждение Бен-Гуриона, что “один из наших мотивов привлечения Эйхмана к суду состоит в том, чтобы довести детали его дела до поколения израильтян, которые выросли после Холокоста”, израильские преподаватели рассматривали этот процесс как препятствие для системы образования - системы, желающей сохранить существующие ценности и не спешащей реагировать на любые изменения. Исследование и изложение Холокоста представлялось угрозой культурной стабильности. Лидеры израильской образовательной системы рассматривали влияние на национальные ценности учащихся как ключ к определению пользы или вреда судебного процесса.
.
Суд над Эйхманом, однако, подтолкнул людей к открытому обсуждению Холокоста и воодушевил горстку энтузиастов, которые постоянно призывали усилить память о Холокосте в Израиле. Еще в 1958 году группа организаций успешно объединила усилия для продвижения законодательства о Дне памяти жертв Холокоста, которое включало поминальные церемонии в школах. В результате процесса Эйхмана несколько переживших Холокост людей попытались расширить память о Холокосте от памятных церемоний до школьной программы. Эти люди опубликовали специальные учебные пособия для преподавания Холокоста, которые, однако, не были интегрированы в систему образования. Эти неудачные попытки еще раз демонстрируют масштабы усилий министерства образования по маргинализации памяти о Холокосте.
.
В литературе, посвященной представлению о Холокосте в Израиле, говорится о “большом молчании”, или “длительном молчании” (long silence), которое доминировало в общественной сфере Израиля в 1950-х и 1960-х годах. В то время как пережившие Холокост пытались представить Холокост в качестве центральной темы в обучении израильских школьников, руководители образовательной системы Израиля последовательно отвергали такое воздействие или пытались свести его к минимуму.
.
Для израильских педагогов в те годы Холокост был позорным событием. Даже перед лицом изменяющегося его общественного восприятия лидеры израильского образования по-прежнему были полны решимости сформировать еврея нового типа, сильного, смелого, независимого еврея-израильтянина, который постоит за себя перед лицом будущих холокостов. Чтобы свести к минимуму то, что они воспринимали как негативное влияние изучения Холокоста, израильские преподаватели постоянно пытались превратить это ужасное событие в маргинальную память.
.
Публичное признание того, что Холокост действительно произошел, и что он был трагическим и унизительным, произошло во время суда над Эйхманом в 1961 году. Процесс транслировался в прямом эфире по израильскому радио - в стране еще не было телевидения. Возникла новая тенденция желать услышать свидетельства выживших. Это постепенно развило солидарность и сострадание к ним. Выжившие стали публично делиться своими страданиями и горьким опытом.
.
В этот период были организованы церемонии вокруг конкретных текстов, в том числе стихов и песен известных поэтов, которые Яд Вашем опубликовал в память о жертвах Холокоста. Общая форма церемонии сохранялась из года в год. Основное внимание было уделено национальному аспекту: построению коллективной памяти еврейской нации, подчеркиванию влияния Холокоста на создание государства и прославлению Варшавского гетто и деятельности партизан. Людям также были нужны материальные артефакты, они искали место, где они могли бы “положить цветок или камень”. Были установлены памятники и статуи, а также были построены мемориальные залы и стены.
.
До 1970-х годов учащиеся получали большую часть своей информации о Холокосте с помощью мемориальных церемоний и памятников. Эти церемонии побуждали зрителей отождествлять себя с травмирующим опытом. Их фокус был, в основном, эмоциональным, “чтобы сделать немыслимые события Холокоста эмоционально доступными для учащихся”.
.
.
Неизвестный Холокост: От национального позора к национальной святыне ч.2
https://pluto9999.livejournal.com/172938.html.