Илья Репин. Николай Мирликийский избавляет от смертной казни трех невинно осужденных.
В 1570 г. Иван Грозный, отправившись в поход на Новгород, по дороге разорил Тверской уезд. В самом же Новгороде из 6000 дворов разграбили и опустошили около 5000. Затем Великий Государь отправился грабить Псков. «Ужасный день пришлось пережить псковичам... 18 февраля 1570 года Иван Грозный шел на Псков, готовя ему печальную участь…
В «Истории одного города» Михаила Салтыкова-Щедрина глуповцы всякий раз ликовали при назначении нового градоначальника. Заранее «они уже рассказывали об нем анекдоты, называли его "красавчиком" и "умницей", … поздравляли друг друга с радостью, целовались, проливали слезы, заходили в кабаки, снова выходили из них и опять заходили… потрясали воздух восклицаниями: "Батюшка-то наш! красавчик-то наш! умница-то наш!" Умный начальник, добрый царь - это русская мечта. В массовом сознании Иван Грозный, Петр I, Сталин - всегда олицетворяли собой добрых правителей. Все негативные деяния приписывались кому-то другому. «Царь гладит, а бояре скребут». «Не от царей угнетение, а от любимцев царских». «Не царь гнетет народ, а временщик». «Не князь грешит, а думцы наводят». Зато образ монарха всегда оставался светлым, и вопрос доверия к "отцу народа" не ставился.
Персонализированный и жесткий государственный контроль, каким бы репрессивным он ни был, остается востребованным в России и по сей день, поскольку избавляет всех остальных граждан от ответственности, от необходимости принимать решения, брать на себя ответственность, риски. «Гиперконтроль "сверху" порождает, при всем недовольном брюзжании населения на власть, массовое встречное ожидание гиперопеки "снизу"» (Б. Дубин. Сталин и другие: фигуры высшей власти в общественном мнении современной России.
http://www.hro.org/editions/pg/03_03/05-3_03_03.htm).
Отношения «палач-жертва» очень характерны для любых иерархизированных отношений, поскольку положение жертвы с одной стороны ущербно, а с другой - выгодно и по-своему удобно. Но, в свою очередь, русское иррациональное доверие к «опекуну» каким-то парадоксальным образом сживается с прагматическим недоверием к нему же. С одной стороны: «Нет больше милосердия, как в сердце царевом», «Светится одно солнце на небе, а царь русский на земле». А с другой - «Господин, что плотник: что захочет, то и вырубит», «Царь не огонь, а, ходя близ него, опалишься», «Царь что лук, а стрелы - посланнички». И эти полярные оценки как-то мирно уживаются между собой, довольствуясь компромиссом: «Грозно, страшно, а без царя нельзя».
Исследуя феномен русской души, Теодор Шанин, профессор социологии Манчестерского университета, ректор Московской школы социальных и экономических наук, поражался тому, как при всех формальных показателях разрушения российской экономики и катастрофическом кризисе во всех сферах жизни, россияне умудряются выжить. Секрет этой «живучести» россиян, по мнению Шанина в том, что народ столетиями привык справляться со своими проблемами сам, вести автономный образ жизни. Сохранились какие-то элементы натурального хозяйства. Именно поэтому экономическая разруха не приводит его к гибели. По словам Шанина, в России «несомненно существует экономика выживания, масштабная и существенно важная для населения». Такая эксполярная экономика, то есть находящаяся вне полюсов «свободного рынка» и тоталитарной экономики, и есть реакция населения на непрозрачные, нерегулируемые и непредсказуемые действия власти. Эрнандо де Сото называл эту экономику неформальной. Россияне никогда не доверяли чиновникам, они всегда жили в состоянии автономии.
В современной ситуации царства серых рынков население страны может рассчитывать только на себя, своих близких и друзей. Именно у друзей и родственников, а не у банков, россияне предпочитают брать кредиты и деньги в долг, именно у себя под матрасом, а не в банке - хранить деньги. Формальные договоренности, юридические бумаги, нотариально заверенные документы в такой ситуации вызывают недоверие, имеют низкую ценнность. Связано это в первую очередь с девальвацией доверия. Недоверие наблюдается и в отношении населения к СМИ, политикам, милиции, «народным артистам», новым постановлениям, судьям, медикам и т.п. Ситуация доходит до абсурда - люди принципиально не пользуются благами цивилизованного общества, опасаясь обмана и подделок: лишний раз не обращаются к чиновникам, врачам, в милицию, в сервисные центры, стараясь обходиться собственными силами. Моральный и материальный ущерб от каждого контакта с представителями этих областей услуг зачастую во много десятков раз превышает ту мизерную причину, по которой он состоялся.
Назвать эту ситуацию - знаком нашего времени было бы несправедливым. Скорее к ней привели необратимые последствия всей истории государства Российского.
Еще с XIV- XV вв. русские крестьяне начали носить название «людей», «сирот», «хрестиан», «смердов»: «Сим доводим до всех Российской империи мест и лиц: мрем мы все, сироты, до единого. Начальство же кругом себя видим неискусное, ко взысканию податей строгое, к подаванию же помощи мало поспешное». (М. Е. Салтыков-Щедрин. История одного города).
Крестьяне были основным производителем национального продукта, покрывали дань Золотой Орде, участвовали в постройке и ремонте городских укреплений («городовое дело»), в организации связи и устройстве трактов («ямское дело»), "хлопотали по двору" у хозяина, предоставляли стол и кров сборщикам княжеских налогов, писцам, приставам и прочим представителям власти и т. д. В ответ, власть не давала ничего.
Положение «людей» усугублялось нестабильной политической ситуацией, набегами соседей, грабежами, убийствами и самодурством правителей. Еще в 1097 году, после почти 50 лет междоусобиц, русские князья попытались договориться о «прекращении междукняжеских распрей из-за уделов и сплотиться против разорявших Русь половцев». На съезде в Любече на Днепре князья заявили: "3ачем губим Русскую землю, сами на себя ссоры навлекая? А половцы землю нашу расхищают и радуются, что нас раздирают междоусобные войны. Да с этих пор объединимся чистосердечно и будем охранять Русскую землю, и пусть каждый владеет отчиной своей» («каждо да держить отчину свою»). В благородном порыве князья даже целовали крест в знак верности соглашению. Но приступ «чистосердечного единения» был недолгим. Сразу после съезда в Киеве Святополк и Давыд Игоревич схватили, а затем ослепили князя Василька, чья бурная деятельность и богатство их раздражала.
Иностранные купцы приезжали все реже, опасаясь своих вооруженных партнеров. Великая национальная идея испарилась. Увещевания «не пленяться суетной славой сего света, не отнимать чужого, не лукавствовать друг с другом, не обижать младших родичей» - не действовали. Постоянный передел власти и собственности сопровождался интригами, масштабными погромами и массовым кровопролитием. Все это привело к окончательному развалу Киевской Руси. Из 170 лет (1055-1224), по мнению Погодина, насчитывается 80 лет, прошедших в междоусобных войнах, и 90 лет мирных. Платонов в Лекциях по русской истории писал, что «усобицы князей, отсутствие внешней безопасности, падение торговли и бегство населения - были главными причинами упадка южнорусской общественной жизни. Появление же татар нанесло ей лишь окончательный удар. После нашествия татар Киев превратился в маленький городок в 200 домов; торговля вовсе заглохла, и мало-помалу Киевскую Русь по частям захватили ее враги».
История повторилась в Московском княжестве. Междоусобные войны московских князей, заигрывания с монголами, выступления против литовских князей привели к окончательной неразберихе и смуте. Реформы Иван III касались лишь укрепления монархии, построения «вертикали власти», а деятельность - передела собственности, уничтожения чужих уделов (в Твери, Ярославле, Ростове). После опалы в Новгороде, Иван потребовал казнить тамошних бояр, земли были отняты в пользу государевой собственности и розданы его ближайшим приспешникам. Новгородская знать была полностью вырезана, а с ней и память о новгородской вольности. С уничтожением новгородской знати пала и новгородская торговля с Западом, тем более что Иван III выселил из Новгорода немецких купцов. Ярославские и ростовские князья передали свои земли Москве и били челом великому князю, чтобы он принял их к себе в службу. Становясь московскими слугами, они сохраняли за собой свои родовые земли, но уже не в качестве уделов, а как простые вотчины.
В 1570 г. Иван Грозный, отправившись в поход на Новгород, по дороге разорил Тверской уезд. В самом же Новгороде из 6000 дворов разграбили и опустошили около 5000. Затем Великий Государь отправился грабить Псков. «Ужасный день пришлось пережить псковичам... 18 февраля 1570 года Иван Грозный шел на Псков, готовя ему печальную участь… По приказанию Псковского воеводы, князя Юрия Токмакова, с утра 18 февраля все Псковичи стали у своих домов с хлебом-солью. Из города вышел крестный ход, с игуменом Печерским Корнилием во главе, и встретил Грозного на Торговой площади. Было воскресенье 3-й недели Великаго поста. Во всехъ церквахъ звонили к утрени. Царь со своими опричниками медленно поехалъ по улицамъ города. При его приближении Псковичи падали ницъ на землю. Грозный чинно вошелъ в Троицкий собор, выслушал молебен, приложился к мощам св. Всеволода, подивился его огромному мечу и ограничился только темъ, что велелъ снять с соборной звонницы колокол, отобрать по церквам и монастырям деньги, иконы, сосуды и пр., да кстати пограбить жителей. Псковичи благодарили Бога, что отделались такъ дешево, и приписали это заступничеству блаженного Николая Салоса» (Е. Морозкина). Древний Псков. Кром и Довмонтов город. Москва, 2001).
Псковичи о том событии сложили предание, будто бы блаженный Николай выступил перед Иваном Грозным и протянул ему угощение - кусок сырого мяса. "Я христианинъ и не емъ мяса в посту", - сказал ему на этот жест Иоанн. "Ты пьешь кровь человеческую", - отвечал ему Блаженный.
«Помазанник», как известно, создал опричнину - машину для уничтожения доверия между боярством и царем, с одной стороны, и властью и народом - с другой. От самих опричников не требовалось ничего, кроме собачьей преданности Государю: “Ино по грехом моим учинилось, что наши князи и бояре учали изменяти, и мы вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды”.
На протяжении веков до Грозного московские князья для укрепления государственности переселяли знать из захваченной опальной территории (например, Новгорода) в Москву, а на её места высылали московских бояр и княжат. Таким образом, «приезжие» вынуждены были ассимилироваться в новой обстановке, а отбывшие сохраняли связь с Москвой и по привычке «тянулись» к центру. Иван Грозный усовершенствовал этот управленческий прием. Отныне на место оппозиционной (только теперь уже московской аристократии) он селил «служебную мелкотню» (Платонов. Лекции по русской истории). Число опричников росло вместе с количеством земель, отобранных в опричнину. Владельцев выселяли из их собственных родовых поместий. Опалы, казни, ссылки держали дворянство в постоянном трепете и смирении перед тираном. Скоморохи даже сочинили про монарха такую песенку-загадку: "У того царя да у Собаки, а около двора да тын железный, а на каждой-та да на тычинке по человечьей-то сидит головке". Как писали очевидцы тех лет: "На рабы своя, от бога данный ему, жестосерд вельми, и на пролитие крови и на убиение дерзостен и неумолим; множество народу от мала и до велика при царстве своем погуби, и многия грады своя поплени... и иная многая содея над рабы своими..." (В.Б. Кобрин. Иван Грозный. М., 1989. С. 175). В итоге опричнина привела страну к тяжелому экономическому кризису.
Продолжение в следующем посту.