Речь на поминках писателя Дроздова А.Ф.
Малахольный экстрасенс
У каждого писателя или поэта есть шанс достичь своего возраста Юны Мориц, когда расплодившиеся в голове тараканы станут полностью управлять сознанием и, того хуже, речеизвержением. Некоторым везет, и, безотносительно биологического возраста, до сих вершин мудрости они не доживают; иные же, будучи возраста вполне, казалось бы, цветущего, безбоязненно вверяют насекомым волю свою и речь свою. Безэмоционально констатируем, что писатель Анатолий Федорович Дроздов сего возраста, безусловно, достиг, причем далеко не вчера, и теперь бурными темпами собственное достижение обгоняет. В голове его тараканы живут и размножаются, и самого главного из них мы все знаем па имени и па бацьку. Как и его тезку в миру, прибить жидконогую козявку-букашечку тапком затруднительно: защитой служат кости черепной коробки геноссе Дроздова. Будем пока сосуществовать.
Всякий раз, когда меня просят написать отзыв на очередную дроздень, я чувствую себя все тупее, "d’Artagnan tournait à l’idiotisme; il lui semblait être dans une maison de fous, et qu’il allait devenir fou comme ceux qu’il voyait". Вот разве что жанр поменять... А не написать-кось некролог? По мне, именно некрологу самое время: как писатель Дроздов точно умер, и теперь, что может подтвердить любой паталогоанатом, разлагающийся писательский труп время от времени благоуханно извергает субстанцию в виде беллетристики. Сие есть продукты разложения, не творчества, хотя и в том, и в другом случае предела совершенства нет: чем дальше, тем может быть все благоуханнее, а уж в случае разложения процесс набирает мощь необратимо.
---
Проходите, товарищи дроздовцы, проходите, не толпитесь у входа. Читатели - в зал, квитанции об оплате предъявляем; кто книги в бумаге покупал, те в партер, кто на autor.today - в бельэтаж, а вы, флибустянцы - на балкон, сукины дети, на балкон!
Спасибо всем, кто собрался здесь почтить память плодовитого писателя Анатолия Федоровича Дроздова. Вот, кстати, и он сам! Здравствуйте, дорогой Вы наш, и спасибо, что пришли! В центр, в центр, прошу - Вы сегодня, можно сказать, именинник: без Вас, согласитесь, поминки протекали бы несколько беспафосно. Юна Петровна, душенька, вам тоже в президиум, прошу Вас, садитесь одесную от покойного; Александр Завенович, дорогой: Вы - одесную от Юны Петровны, здесь поэты, все свои. О, вот и сам Александр Андреевич! Вам с Захаром или как его там, Николаевичем - ошую, в писательское крыло. Зовите с собой коллег, не стесняйтесь, места хватит всем! Расселись, стаканчики у всех есть? Кавалеры, вы хоть и в безумии, но не все поголовно в буквальном маразме: дамам не забудьте предложить, уж будьте так добры. Налито? Вот и славно; начнем, пожалуй.
Дорогие товарищи!
О писателе на поминках, как известно, или хорошо, или ничего. Некоторые добавляют: "или ничего, кроме правды", но кто мы Хилону, кто нам Хилон? Все же, в этот ничем не примечательный день - ведь вместо него мы могли бы собраться по этому поводу в любой другой - постараемся, все же, против правды не погрешить.
Товарищи! Осознаете ли вы, что именно мы сегодня поминаем? Мы поминаем творческий путь беллетриста. В том схож путь творческий с жизнию человеческою, что и там, и там есть место успеху, и успех этот, как мы помним, относителен: успех в два года - проснуться в сухой постели, в семнадцать - переспать с женщиной, потом успех в семье, в работе, и наконец, успех после девяноста - снова проснуться в сухой постели.
Есть ли аналоги этого на тернистом писательском пути? Очевидно, первый писательский успех - аналог просыпания младенца в сухой постели - это научиться связно и грамотно писать на каком-нибудь языке. Кому это дается после школы (наивный Ося-тунеядец думал: это все вместе с талантом - от Бога), а вот Анатолию Федоровичу для достижения этой писательской цели пришлось закончить Литинститут, и его успех - от усердия. И был сей труд не втуне, о нет: всяк может прочесть в отзывах на любое произведение Анатолия Федоровича: написано связно и складно, все "жи" и "ши" - через "и"! Перефразируя общечеловеческими вехами успеха: как писатель, геноссе Дроздов перестал ссаться в постель еще в Литинституте, и блюдет себя досель.
Какой Зоил возразит - этого, мол, мало, чтобы быть писателем - можно ему указать на добрых 90% пишущих на "Флибусту" и "Самиздат". Да что там Флибуста! Даже в некоторых издательствах, печатающих традиционным пращуровским способом на все терпящем бумажном носителе, на должностях корректоров и редакторов сидят, похоже, пэтэушницы-троечницы. Так что грамотный Анатолий Федорович - вполне себе блестящий кварц в груде извергающихся из глубин графомании неограненных обоссанных булыжников.
Перейдем к первой женщине, или, по-нашему, по-писательски привычно говоря, к первой публикации. Имя ее памятно всякому преданному дроздовцу; давайте же отдадим должное "Изумруду Люцифера"! Девица сия была вполне ничего себе: задорная, амбициозная, довольно нестандартная. И были у нее еще четыре младших сестры, с коими всеми Анатолий Федорович на радость нам славно покувыркался в писательской юности, создал, можно сказать, свою первую крепкую политомную книжную семью, что ознаменовало его следующий успех.
Ищущий да обрящет, потому со всей закономерностью к Анатолию Федоровичу пришел успех следующего уровня, и звался он "Интендант третьего ранга" с продолжением. И не забудем "Господина военлета". Если кто допрежь не понял, что есть в Беларуси такой писатель Анатолий Дроздов, то это было самое время понять. Не Шекспир, о нет!; ну так и Вильям наш не сразу "Гамлета" написал. Все могло быть впереди.
В какой-то момент (мы не можем точно назвать - в какой именно, быть может, сам А.Ф. придёт на помощь?) Анатолий Федорович осознал, что даже слегка реалистичный сюжет - это слишком сложно для излюбленного жанра "попаданчества" и решил упростить достижение благородных целей всеми его лирическими героями методом прокачивания мартисьюшности. Пипл схавал "Обезьян", "Орчанок" и продолжал хавать "Лейб-врачей" со "Штуцерами и тесаками", неизменно нахваливая автора за сухость простыни поутру.
Упрощался на чуши преданный дроздовец - параллельно ему деградировал и сам Дроздов. Тяжело понять, что было причиной, а что следствием - писательская деградация в ответ на снижение читательского уровня, или наоборот, Анатолий Федорович успешно формировал читателя себе, деградирующему, под стать, но что случилось, то случилось. Если попаданцам пика дроздовского мастерства в "Военлете" и "Интендантуррате" для достижения своей цели приходилось и воевать с риском для жизни, и любимую женщину собой закрывать, то в "Обезьянах" и "Лейб-врачах" ГГ обрел столько мартисьюшности, что непонятно было, зачем остальная армия воюет: прохаживался бы ГГ от рояля к роялю, самолично отстреливал бы Гитлера у стенки, Геринга влет, Наполеона из засады - и все, благодать наступала, в том смысле, разумеется, как ее, благодать, понимал еще при жизни, но уже близ смертного одра, писатель Дроздов.
Писательский свой путь пройдя до половины, Анатолий Федорович нашел неисчерпаемый источник сюжетов. Этим источником оказался, разумеется, он сам. Откапывая свои же рассказики ("Смок", "Малохольный экстрасенс") и разворачивая их до многотомников, писатель с изумлением открывал для себя и нам не стесняясь показывал такие подспудные мысли, какие и самым мудрым критикам в этих простеньких сказочках не развидеть. В терминах успеха с женщиной в 17 лет и в 77 можно сказать так. Если ранние книги были, повторюсь, вполне себе свеженькие и вполне себе живенькие, то с возрастом геноссе Дроздову полюбилась некрофилия в виде раскапывания и раздувания трупов собственных давно всеми забытых бывших... Кто-то может считать и это успехом, там более что даже и теперь Дроздов в постель не ссытся, т.е. упорно пишет свой бред с соблюдением правил грамматики русского языка. Пока мертвячина старых сюжетов прокручивалась со жмыхом и отрубями в писательской словорубке и скармливалась всеядным читателям максимум по два раза, но для покойного Анатолия Федоровича - да пошлют ему боги многия лета, а его тараканам - вдохновения! - это, конечно, не предел.
Заматерев на орчанках, Анатолий Федорович вознамерился стать основателем нового жанра литературы. Ну, герой наших поминок человек решительный: раз захотел, то и основал. Нам знакомо понятие "бессюжетная живопись"; а кто до Дроздова слышал о бессюжетном попаданчестве? Вершиной мастерства графоманского бреда был "Эфор", о да!; и вот теперь к нему по праву присоединяется трупорожденный "Малохольный экстрасенс - 2", том 1. Фактически, ни эфор, ни экстрасенс не делают для достижения своих целей ничего. Вот ничего буквально. Палец о палец не ударяют.
Эфор одною лишь силой мысли может абсолютно все: сажать самолеты на воду, находить источники энергии, такие, что все остальные можно забыть... Зачем такое растягивать в книгу, когда можно написать в виде краткой программы Партии Всеобщего Счастья (Захар Николаевич, не надо записывать, а то напутаете еще чего; для Вас я отдельно продиктую помедленнее, почту за честь):
п.1 Англию и Америку нагнуть, Беларусь возвеличить, Россию не обижать, человечество осчастливить;
п.2 для воплощения плана в жизнь ждем пришельца из космоса.
Экстрасенсу сперва было надо хоть руки наложить для лечения, а затем набираться сил; потом и это успешно проходит. Походя навещая больницы, он лечит всех смертельно больных даже не касаясь - проходя мимо палаты; бандитов убивает силою гнева. Деньги, квартиры и сухая колбаса с икоркой падают в руки сами, и даже на рояле в кустах играть не приходится - пианино механическое. И пьеса, кстати, неоконченная: грядет, как минимум, второй том! Что еще можно добавить в абсолютно бессюжетном писеве, я, например, не способен угадать; остается только трепетно ждать, благо, покойник плодовит.
Бессюжетное попаданчество как вершина писательской деградации (даже не говорю о человеческой - мы тут только о бель летр, несепа?) дорогого Анатолия Федоровича представляет собой изложение сказки "По щучьему веленью" разными словами. И это прекрасно! Намедни другой фашиствующий собрат Анатолия Федоровича по разуму, чести и совести признался городу и миру, что сказка "Колобок" стала для него путеводной звездой и литературным эталоном. Оно и раньше было по нему видно, но чтоб вот так, из первых уст, да во всеуслышанье... Да, приходится поверить, что у продукции Анатолия Федоровича действительно мощная клиентская база, что уж тут.
Мой торжественный и выспренний поминальный тост подзатянулся, простите великодушно! Александр Андреевич уже смежил веки аки Вий, да и Юна Петровна осоловела... Анатолий Федорович, душка Вы наш, я завершаю: толкните своих соседей локтями, будьте так добры, пора просыпаться! Давайте, как положено, осушим чары наши стоя, не чокаясь, но во два глотка: единый - за помин Анатолия Федоровича Дроздова, писателя, и второй - многия лета и соматического здравия Анатолию Федоровичу Дроздову, человеку, дабы дал он нам, многогрешным, надежду еще долго обонять все новые и новые продукты разложения писательского таланта, и да достигнут оне ароматов досель не нюханых!
Аминь, слава КПСС, иншалла и веееееечная память!