ТОТ САМЫЙ АРКАНЫЧ…
Текст Владимир Рерих
Аркадий Михайлович, воспользуюсь известной цитатой: «Шутить! и век шутить! как вас на это станет!»
Хм. Ну знаете, у меня на этот счет есть своя точка зрения. Я полагаю, что шутка ради шутки - довольно бессмысленное дело. И это не имеет ничего общего с литературой. Вообще-то, остроумные люди встречаются не так уж редко. И при этом они острят всю жизнь - порой напропалую. Поэтому от них все только и ждут: вот сейчас! И они, бедолаги, напрягаются, стараясь оправдать возложенное доверие и тем самым поддержать собственную репутацию безудержного весельчака. Но со временем уже не получается или получается, но как-то мелко, не смешно, и поэтому косяком выдаются исключительно анекдоты, анекдоты, анекдоты. И наоборот, настолько порой смешно получается у тех, которые никогда и не претендовали на лавры юмориста. Посудите сами: в 1947 году в Москве открывали памятник Юрию Долгорукому. Ну, вы понимаете, что всё было очень серьезно. Члены партии и правительства. Оцепление, конная милиция. Ораторов сменяют музыканты. Гремит оркестр, полотно соскальзывает с памятника - вот он! Миг торжественной тишины. И вдруг заслуженный и вполне серьезный человек, известный композитор Сигизмунд Кац отчетливо и громко произносит всего одну фразу: «Не похож!» Представляете?! В общем, как говорится, смех - дело серьезное. Ирония, юмор, сатира - всё это грани некоего магического кристалла, волшебной призмы, обладатель которой может преломлять в ней действительность, творя, таким образом, новую реальность. А это уже… литература. Ее не следует путать с веселостью нрава и склонностью к умению пошутить.
Иначе говоря, с тем, что французы именуют bon mot - острое словечко…
Именно так! Кстати, один французский историк, рассуждая о великой революции, сказал, не помню дословно, но передам смысл: мы были так восхищены этими блистательными шутками Вольтера, что не заметили, как над нами навис топор гильотины. Вот. Так что, как показывает история, есть опасность прошутить очень важные моменты нашей жизни.
Аркадий Михайлович, а не то ли и произошло и с нашей бывшей страной? Шутили ведь… Один ваш «Клуб 12 стульев» чего стоил! Ведь «Литературку» начинали читать явно не с передовицы…
А с последней полосы, с шестнадцатой страницы. Всё верно. Так давайте разберемся, почему шутили? Потому что всё было под запретом - любая тема. Безусловно, анекдотов в ту пору было много, и рассказывали их на кухнях, но это же всего лишь кухня! Уж что-что, а советская цензура была высокопрофессиональной. И высказать какую-то мысль публично не представлялось возможным. А тут - юмор. Он был чем-то вроде красивого, изящного фантика, в который заворачивалась горькая пилюля. То есть нужно было владеть формой, которая неотделима от содержания. И те, кому это удавалось, добивались успеха и признания. А потом пришла как бы свобода. Запретных тем не стало. Пожалуйста, смейся во весь голос! Включи телевизор, где идет заседание Государственной думы, и смейся! Разверни газету и читай - всё доступно, свобода слова! И что? А ничего. Замысловатая форма, а значит, и само литературное мастерство стали никому не нужны. Вот мы раньше гордились, что наш юмор самый что ни на есть качественный. Что не сравним он ни с европейским, ни с американским. Там покажи публике палец, она и рада - хохочет, заливается. А нам подтекст подавай, намеки, игру слов. И ведь невдомек было, что там, на Западе, люди решают свои политические и социальные проблемы не с помощью литературы, а на избирательном участке. Голосуя за ту или иную партию. Поэтому и юмор у них примитивный - без двойного дна.
Как говорят, «физиологический»…
Совершенно точно! Но у них такой уровень жизни, такая социальная защищенность, что они этот «физиологический» юмор могут себе позволить. А у нас что произошло? Сам юмор тоже стал примитивным, а уровень жизни - для большинства - остался низким, каким и был. То есть на десять порядков ниже, чем у них. А так называемая планка мастерства стала опускаться. И дошла до отметки «ниже пояса». Анекдоты, курьезные истории, хохмы всякие - всё это нанизано бог знает на что. Драматургического «шампура» нет, а есть одна только задача: всеми возможными способами рассмешить публику. Любой ценой! Монолог нынешнего любимца эстрады может длиться полтора часа, а может - и полторы минуты. Но цена одна. Вот куда мы прикатили.
Аркадий Михайлович, почему в литературу так часто и охотно приходят врачи?
Не только, представители других профессий тоже нет-нет да и появляются…
Да, но пришельцы из медицины как-то заметнее.
Согласен.
Начнем издалека: Франсуа Рабле. Ближе к нам - Антон Чехов, Михаил Булгаков, Викентий Вересаев, Василий Аксенов, Григорий Горин, Аркадий Арканов. Неплохой ряд сложился, не правда ли?
Да уж что и говорить… Вы знаете, когда меня спрашивают, почему я вдруг оставил медицину, отвечаю: понял, что Чеховым мне не стать. Ну а если серьезно, то литератор, пришедший из медицинской сферы, обладает одним бесспорным преимуществом перед своими коллегами. Он не понаслышке знает о той неуловимой грани, которая разделяет Жизнь и Смерть - эти два процесса человеческого существования нужно уметь воспринимать как нечто единое. Ведь недаром же Козьма Прутков когда-то сказал: «Первый шаг ребенка - это первый шаг к его смерти». Будучи врачом, осознаешь это всем своим существом. Особенно когда оказываешься перед дилеммой: будет доверившийся тебе пациент жить дальше или придется-таки сдаться на «милость костлявой». И всё это - бесценный опыт. Кроме того, врач, доктор, лекарь в самом широком смысле слова обладают еще одним знанием. Я имею в виду устройство человеческого тела. Вот ведь читаешь порой иные тексты и понимаешь, что автор ничего не смыслит в самом предмете изображения. Всё так приблизительно слеплено - на авось. Медицина в этом плане безжалостна. Своей конкретностью. Гормоны, химические процессы. Физиология как таковая! Плоть как таковая!
Значит ли это, что, прикасаясь к этой самой плоти, врач, как никто другой, может приблизиться к человеческой душе?
Абсолютно верно! Если, конечно, он не только врач, но еще и литератор. Настоящий писатель. Говоря это, я вовсе не имею в виду себя или Гришу Горина. Мы - скромные люди. Под этим я разумею такие величины, как Михаил Булгаков, тот же Чехов. Или вспомню такое имя, недооцененное и поныне. Этот человек хоть и не был профессиональным врачом, но к душе человеческой подходил именно как целитель…
Зощенко?
Конечно. Михаил Михайлович Зощенко. Величайший русский писатель, незаслуженно приписанный к когорте сатириков и юмористов.
Аркадий Михайлович, как вы считаете, комическое осмысление мира - дар врожденный или это умение можно натренировать, набив руку и отрегулировав зоркость взгляда?
Вы знаете, для меня человек, начисто лишенный комического восприятия окружающего мира, априори принадлежит к категории больных людей. Конечно, само чувство юмора может быть самым разным: примитивным, «физиологическим», бытовым и даже на фоне алкогольных паров. Но оно должно быть. И в этом случае его, скорее всего, можно развить, натренировать. Но если речь идет о полном нуле, то вряд ли что получится. В этом случае пациент скорее мертв… (Улыбается.)
Таким образом, если у человека нет чувства юмора…
…то у него хотя бы должно быть чувство, что у него нет чувства юмора! Именно так! Это любимая фраза незабвенного «Клуба 12 стульев», из которого, как из гоголевской «Шинели», вышла целая плеяда блистательных писателей-юмористов! Которые, как и все мы, пожизненно обязаны двум замечательно талантливым парням, написавшим еще в 30-х годах прошлого века незабвенные тексты, вошедшие в историю литературы… «Двенадцать стульев», «Золотой теленок». Илья Ильф и Евгений Петров. Без этих романов не было бы нас.
Что ж, Аркадий Михайлович, спасибо вам! Шутить и век шутить! Пусть вас на это станет!
Ну да. Шутить мне не перешутить…
Аркадий Михайлович, воспользуюсь известной цитатой: «Шутить! и век шутить! как вас на это станет!»
Хм. Ну знаете, у меня на этот счет есть своя точка зрения. Я полагаю, что шутка ради шутки - довольно бессмысленное дело. И это не имеет ничего общего с литературой. Вообще-то, остроумные люди встречаются не так уж редко. И при этом они острят всю жизнь - порой напропалую. Поэтому от них все только и ждут: вот сейчас! И они, бедолаги, напрягаются, стараясь оправдать возложенное доверие и тем самым поддержать собственную репутацию безудержного весельчака. Но со временем уже не получается или получается, но как-то мелко, не смешно, и поэтому косяком выдаются исключительно анекдоты, анекдоты, анекдоты. И наоборот, настолько порой смешно получается у тех, которые никогда и не претендовали на лавры юмориста. Посудите сами: в 1947 году в Москве открывали памятник Юрию Долгорукому. Ну, вы понимаете, что всё было очень серьезно. Члены партии и правительства. Оцепление, конная милиция. Ораторов сменяют музыканты. Гремит оркестр, полотно соскальзывает с памятника - вот он! Миг торжественной тишины. И вдруг заслуженный и вполне серьезный человек, известный композитор Сигизмунд Кац отчетливо и громко произносит всего одну фразу: «Не похож!» Представляете?! В общем, как говорится, смех - дело серьезное. Ирония, юмор, сатира - всё это грани некоего магического кристалла, волшебной призмы, обладатель которой может преломлять в ней действительность, творя, таким образом, новую реальность. А это уже… литература. Ее не следует путать с веселостью нрава и склонностью к умению пошутить.
Иначе говоря, с тем, что французы именуют bon mot - острое словечко…
Именно так! Кстати, один французский историк, рассуждая о великой революции, сказал, не помню дословно, но передам смысл: мы были так восхищены этими блистательными шутками Вольтера, что не заметили, как над нами навис топор гильотины. Вот. Так что, как показывает история, есть опасность прошутить очень важные моменты нашей жизни.
Аркадий Михайлович, а не то ли и произошло и с нашей бывшей страной? Шутили ведь… Один ваш «Клуб 12 стульев» чего стоил! Ведь «Литературку» начинали читать явно не с передовицы…
А с последней полосы, с шестнадцатой страницы. Всё верно. Так давайте разберемся, почему шутили? Потому что всё было под запретом - любая тема. Безусловно, анекдотов в ту пору было много, и рассказывали их на кухнях, но это же всего лишь кухня! Уж что-что, а советская цензура была высокопрофессиональной. И высказать какую-то мысль публично не представлялось возможным. А тут - юмор. Он был чем-то вроде красивого, изящного фантика, в который заворачивалась горькая пилюля. То есть нужно было владеть формой, которая неотделима от содержания. И те, кому это удавалось, добивались успеха и признания. А потом пришла как бы свобода. Запретных тем не стало. Пожалуйста, смейся во весь голос! Включи телевизор, где идет заседание Государственной думы, и смейся! Разверни газету и читай - всё доступно, свобода слова! И что? А ничего. Замысловатая форма, а значит, и само литературное мастерство стали никому не нужны. Вот мы раньше гордились, что наш юмор самый что ни на есть качественный. Что не сравним он ни с европейским, ни с американским. Там покажи публике палец, она и рада - хохочет, заливается. А нам подтекст подавай, намеки, игру слов. И ведь невдомек было, что там, на Западе, люди решают свои политические и социальные проблемы не с помощью литературы, а на избирательном участке. Голосуя за ту или иную партию. Поэтому и юмор у них примитивный - без двойного дна.
Как говорят, «физиологический»…
Совершенно точно! Но у них такой уровень жизни, такая социальная защищенность, что они этот «физиологический» юмор могут себе позволить. А у нас что произошло? Сам юмор тоже стал примитивным, а уровень жизни - для большинства - остался низким, каким и был. То есть на десять порядков ниже, чем у них. А так называемая планка мастерства стала опускаться. И дошла до отметки «ниже пояса». Анекдоты, курьезные истории, хохмы всякие - всё это нанизано бог знает на что. Драматургического «шампура» нет, а есть одна только задача: всеми возможными способами рассмешить публику. Любой ценой! Монолог нынешнего любимца эстрады может длиться полтора часа, а может - и полторы минуты. Но цена одна. Вот куда мы прикатили.
Аркадий Михайлович, почему в литературу так часто и охотно приходят врачи?
Не только, представители других профессий тоже нет-нет да и появляются…
Да, но пришельцы из медицины как-то заметнее.
Согласен.
Начнем издалека: Франсуа Рабле. Ближе к нам - Антон Чехов, Михаил Булгаков, Викентий Вересаев, Василий Аксенов, Григорий Горин, Аркадий Арканов. Неплохой ряд сложился, не правда ли?
Да уж что и говорить… Вы знаете, когда меня спрашивают, почему я вдруг оставил медицину, отвечаю: понял, что Чеховым мне не стать. Ну а если серьезно, то литератор, пришедший из медицинской сферы, обладает одним бесспорным преимуществом перед своими коллегами. Он не понаслышке знает о той неуловимой грани, которая разделяет Жизнь и Смерть - эти два процесса человеческого существования нужно уметь воспринимать как нечто единое. Ведь недаром же Козьма Прутков когда-то сказал: «Первый шаг ребенка - это первый шаг к его смерти». Будучи врачом, осознаешь это всем своим существом. Особенно когда оказываешься перед дилеммой: будет доверившийся тебе пациент жить дальше или придется-таки сдаться на «милость костлявой». И всё это - бесценный опыт. Кроме того, врач, доктор, лекарь в самом широком смысле слова обладают еще одним знанием. Я имею в виду устройство человеческого тела. Вот ведь читаешь порой иные тексты и понимаешь, что автор ничего не смыслит в самом предмете изображения. Всё так приблизительно слеплено - на авось. Медицина в этом плане безжалостна. Своей конкретностью. Гормоны, химические процессы. Физиология как таковая! Плоть как таковая!
Значит ли это, что, прикасаясь к этой самой плоти, врач, как никто другой, может приблизиться к человеческой душе?
Абсолютно верно! Если, конечно, он не только врач, но еще и литератор. Настоящий писатель. Говоря это, я вовсе не имею в виду себя или Гришу Горина. Мы - скромные люди. Под этим я разумею такие величины, как Михаил Булгаков, тот же Чехов. Или вспомню такое имя, недооцененное и поныне. Этот человек хоть и не был профессиональным врачом, но к душе человеческой подходил именно как целитель…
Зощенко?
Конечно. Михаил Михайлович Зощенко. Величайший русский писатель, незаслуженно приписанный к когорте сатириков и юмористов.
Аркадий Михайлович, как вы считаете, комическое осмысление мира - дар врожденный или это умение можно натренировать, набив руку и отрегулировав зоркость взгляда?
Вы знаете, для меня человек, начисто лишенный комического восприятия окружающего мира, априори принадлежит к категории больных людей. Конечно, само чувство юмора может быть самым разным: примитивным, «физиологическим», бытовым и даже на фоне алкогольных паров. Но оно должно быть. И в этом случае его, скорее всего, можно развить, натренировать. Но если речь идет о полном нуле, то вряд ли что получится. В этом случае пациент скорее мертв… (Улыбается.)
Таким образом, если у человека нет чувства юмора…
…то у него хотя бы должно быть чувство, что у него нет чувства юмора! Именно так! Это любимая фраза незабвенного «Клуба 12 стульев», из которого, как из гоголевской «Шинели», вышла целая плеяда блистательных писателей-юмористов! Которые, как и все мы, пожизненно обязаны двум замечательно талантливым парням, написавшим еще в 30-х годах прошлого века незабвенные тексты, вошедшие в историю литературы… «Двенадцать стульев», «Золотой теленок». Илья Ильф и Евгений Петров. Без этих романов не было бы нас.
Что ж, Аркадий Михайлович, спасибо вам! Шутить и век шутить! Пусть вас на это станет!
Ну да. Шутить мне не перешутить…