Ворон
Соловей.
Ему было очень сложно привыкнуть к сухой сдержанности Ворона, его педантичной требовательной жесткости и… молчанию. Тяжелая работа выматывала, но, одновременно служила лекарством. Она помогала забыться.
Иногда Соловей с ужасом понимал, что уже не может вспомнить, как звучит голос Иволги; как блестят ее волосы на солнце, как пахнет ее кожа.
И он торопливо принимался вспоминать эти детали, словно доказывая самому себе - он любит ее. Девушка снилась все реже и реже, а год подходил к концу.
Ворон.
- Прошлое иногда хочется забыть. Но оно настойчиво и упорно лезет холодными лапками в память, цепляется, удерживая свои позиции.
Я был нищим тощим юнцом, а она дочерью знатного человека. Я обещал ей, что буду известным и богатым. Так же, как ты своей Иволге.
У меня не было большого выбора в способах стать знаменитым и финансово состоятельным.
Я уехал учиться врачебному делу. Приходилось не спать ночами, читая книги, до рези в глазах вглядываясь в химические формулы. Вскрывать зловонные трупы умерших от чумы и убитых в уличной потасовке. Отказывать себе в любых развлечениях молодости.
К последнему курсу университета я был лучшим и получил возможность стажироваться у всемирно известного лекаря. Меня ждала блестящая карьера, я любил и был любимым. В моих руках был целый мир.
Однажды ночью в больницу, где я стажировался, привезли человека, мучающегося приступами непонятной болезни. Тело несчастного выгибало и корежило в судорогах страшной боли. Чтобы заглушить крики страдания, в его рот вставляли мягкий резиновый кляп.
Руки и ноги приходилось привязывать ремнями к раме кровати, лекарства вводились в организм в таких дозах, что любой бы уже умер, но облегчения не приносили.
Однажды перед рассветом пациент пришел в себя, по его пристальному неподвижному взгляду я понял, что он хочет мне что-то сказать… и вынул кляп.
Он попросил убить его. И рассказал, как это сделать, ибо до смерти было еще очень и очень далеко.
Я помог ему из сострадания и жалости, поскольку был связан присягой использовать свой труд во благо.
Только дар умирающего оказался лукавым: в тот момент, когда душа отлетала от тела - клянусь, я видел это своими глазами - тяжелые своды небес обрушились на мою голову.
Меня нашли утром у постели покойного, при обстоятельствах, не оставляющих сомнения в причастности к смерти больного.
С карьерой врача пришлось попрощаться. Люди не пойдут к лекарю, убившему больного даже из соображений гуманности.
К тому же, я физически не мог продолжать работать.
Мои тело и душу выкручивала и ломала сила, которую выдохнул в меня умирающий, погибший в результате опрометчивого эксперимента.
Я поседел и был близок к сумасшествию, мозг терзали ужасные сны и видения.
Мне не помогал алкоголь, меня не брали наркотики. Впору было вешаться на гнилой осине, да останавливал страх стать живым покойником.
Тогда меня и спасла Сова, подобравшая и выходившая тело и вернувшая из запределья душу.
- А что же любимая девушка? - спросил тихо Соловей.
- Девушку отец выдал замуж. По истечении срока. Я опоздал на месяц, который провалялся в беспамятстве в лесном доме Совы.
- И вы, черный, не смогли нарушить людские законы?
- На тот момент я был слишком слаб. К тому же…. К тому же, мне было страшно обрекать любимую женщину на жизнь с не-человеком. Я не мог предполагать, как далеко зайдут метаморфозы.
В камине сухо треснуло полено, Соловей вздрогнул и обернулся к огню.
Кукла, которую он так безуспешно пытался заставить танцевать, вдруг ожила! Забавно переставляя ноги-веточки, она закружилась в некоем подобии вальса.
- Через два года я был единственным Черным на побережье, - продолжал я, сжимая в руке тяжелый хрустальный бокал, почти пустой. - Не урожденным магом, но наследственным. О смерти моей бывшей любимой я узнал от гонца, которого посылал раз в три месяца узнать последние новости.
Она умерла родами. Погиб и нерожденный ребенок - неверное положение плода. Муж был верил в Истинного и Единственного, и не разрешил помогать акушерке, ведь Бог милостив к своим чадам.
Эти слова я выдохнул ему в лицо, когда простейшим заклинанием остановил его сердце.
Соловей, не оборачиваясь, смотрел в огонь. Мальчик понимал, когда следует молчать. Повинуясь движению моего пальца, кукла из щепочек дотанцевала до камина и рассыпалась в пламени серой золой. Вслед за куклой в камин полетел хрустальный бокал, брызнувший осколками.
Языки огня на мгновение закружились вихрем, сложились в прекрасное женское лицо. И опали бессильно
Соловей.
Воздух, вслед за Огнем, покорился ученику по истечении года. А вот Вода и Земля, увы, в руки не давались. Вызванный дождь заливал дом по самые окна, посевы росли вкривь и вкось. Я злился и мрачнел.
- Твой срок истаял, а ты до сих пор не знаешь, как повернуть русло реки. Твой овес напоминает полынь, а животные боятся твоей руки.
Соловей сидел у высыхающего фонтана и развлекался тем, что пускал тонкие струйки воды в морду василиска. Василиску было жарко, он жмурился и мотал головой. На грядках с земледельческими экспериментами ученика паслись дикие козы. С некоторым недоумением они разглядывали помесь розы с крыжовником, у которой вместо листьев росла какая-то бахрома.
- Мне хочется большего, - признался Соловей, болтая ногой в наполовину наполненном каменном бассейне. - Время утекает меж пальцев, а я чувствую…
- Что именно?
- Голод.
Я молчал, откинувшись на ствол дуба и глядя на солнце сквозь ажурную крону. Мне был слишком хорошо знаком этот голод.
- Год закончится. И я отпущу тебя. К своей жизни и девушке, которая ждет. Голод пройдет. Все проходит.
Соловей.
Он не опоздал ни на один день. Много раз Соловей представлял себе момент встречи с Иволгой. Светящиеся радостью ее глаза - дождалась, вернулся. Сдержанное недовольство ее отца, удивление его новым статусом деревенских жителей.
- Вернулся, значит?
Ох, не рады были Соловью в этом доме. Филин вышел на порог один, вытирая руки о вышитое пестрое полотенце, за спиной терлась рано постаревшая, блеклая жена.
- Вернулся, - подтвердил парень кивком. - Разговаривать будем?
Филин, казалось, вовсе не собирался приглашать гостя в дом. Год назад Соловей бы стушевался и сник, но времена изменились, и оба это понимали.
- Что ж, проходи, женишок, - смущенно хекнул Филин и отступил назад.
То ли стены стали уже, то ли плечи шире, но слишком маленьким и темным показался вернувшемуся парню дом будущего тестя.
Кошка на подоконнике прижала уши и зашипела - Соловей так и не смог найти общего языка с кошачьими.
- Соловушка, - Иволга выскочила из спаленки, с заплаканными глазами, с недоплетенной косой. Отец, цыкнув, отстранил дочь и жестом показал жене - присмотри.
- Думали, не вернешься ты, - тяжело обронил Филин, когда они уселись за стол поговорить. Не возвращаются от Ворона. Уже обещание дали Селезню.
- Вот оно как, - весело удивился Соловей. - Как давали обещание - так и заберете.
- Никак невозможно, - беспомощно возразил тесть, - Уже и откуп взят.
Соловей, сжав зубы, шмякнул о стол увесистым денежным кошелем. Развязал тесьму, перевернул. По янтарной поверхности стола раскатилось звонкое золото, забрякало яркими кругляшками монет..
- Хватит, чтобы вернуть? - процедил он
- Не нужно нам колдовских денег, - насупился Филин. - На зиму свадьба сговорена.
Потом глянул в лицо парню и испугался - из прежде голубых, ласково прищуренных глаз хлестал серый прозрачный огонь. Щека, шея, плечо, выглядывавшее из выреза рубашки, стремительно обрастали черными перьями, занавески на окнах взметнуло ветром, взявшимся неизвестно откуда.
Заглянув в горницу, истошно завизжала какая-то девка, и, схватившись, полетела на улицу, причитая: - Ведьмак! Пожар!
Пламя, плясавшее перед глазами Соловья, стало меркнуть. Он представил вдруг, как в ярости сжигает этот дом, вместе с обитателями… и ему стало зябко.
- Прокляты обещания Филина, - бросил он и хлопнул дверями, аж крыша загудела. Проклятие зацепилось черной гадюкой за притолоку входа, покачиваясь и шипя.
На улице Соловья догнала Иволга. Обняла, не стесняясь, повисла на шее, заворковала что-то нежно-горловое.
- Пойдешь со мной?
Глянул ей в глаза и понял - не пойдет. Хорош был учитель, хоть короток срок.
Деревня припала к подслеповатым стеклам, повисла на плетнях, шепотки с привкусом гнилых фруктов и тыканье пальцами заполонили улицу; и понял Соловей - никогда не жить ему больше среди этих людей. Им безопасней, и себе дороже.
Ворон.
Я охотился - иногда хотелось почувствовать себя живым. Запах теплой добычи, вьющийся лентой от ручья к реке, будоражил и щекотал ноздри. Здесь зверек оставил клок шерсти, чуть дальше кучку экскрементов, совсем свежую
Я невольно чихнул: зверек был довольно вонюч, нечто вроде мускусной крысы. Мелковат для меня - лесного серого волка, но для закуски сойдет.
Я настиг животное на водопое, оно беспечно склонилось к реке, не оглядываясь и не проверяя округу на предмет хищника. Что за наглая тварюшка?
Прыгнул - и уже в полете, зависнув лапами над беспомощной полосатой холкой, увидел! То был оборотень в мохнатой шкурке. Только, ввиду неопытности и молодости, совершенно неидентифицируемой породы. Полоски бурундука, беличий хвост крючком, круглые кошачьи уши…
- Перекидывайся, болван, - спокойно проворчал я и сел, обвив лапы хвостом.
- Не могу, - угрюмо просипела зверушка, переворачиваясь на живот. - Пробовал уже, много раз. Как заклинило.
- Так не берись за то, что пока тебе не под силу. Хорошо хоть, речи не лишился.
- Я же помню, ты мне показывал!
Я сбросил волчий облик и с наслаждением захохотал. Впервые, пожалуй, за несколько десятков лет. Хохотал, пока не потекли слезы, а Соловей в образе грызуна не начал злиться, скаля мелкие зубки.
- Всему свое время, овощ, - наставительно сообщил я, возвращая бедолаге привычный вид. Кажется, в этой шкуре ему пришлось пробыть довольно долго.
- В следующий раз выбирай обличье хищника покрупнее, а то не дойдешь до дома - съедят.
Парень долго не мог подняться с земли, путаясь в руках и ногах, потом потерял равновесие и растянулся на камнях, зашипев от боли.
- Надо было тебя в кармане донести, - я начал снова хохотать, перегибаясь пополам и хлопая себя по коленям.
Соловей.
Ворон был ему рад. Больше всего Соловья беспокоила по дороге к башне дрянная мыслишка: что будет, если он глянет столь же холодно, как и Филин, и сообщит «тебя не ждали»? Выгонит со словами: - Живи простой человеческой жизнью И что это будет за жизнь?
Он просил дать снадобье, чтобы забыться и забыть, но Ворон отказал.
- Запомни свои мысли и переживания, пока ты еще в состоянии чувствовать боль.
Человек будет выкрашиваться из тебя по горстям и крупицам. Рано или поздно ты станешь холодным и сверкающим кристаллом, способным сокрушить мягкую плоть. Только так действует сила, ибо из ее орудия удалены слабости.
Посмотри на свою ауру в зеркало. Ты потерял свой радужный нимб, он растворился в цветах гнева и усталости.
Но еще долго тебе будет сниться твоя девушка, шепот волн в ракитнике, первый поцелуй и первое предательство.
Равноценен ли обмен? Ты никогда об этом не узнаешь.
Ему было очень сложно привыкнуть к сухой сдержанности Ворона, его педантичной требовательной жесткости и… молчанию. Тяжелая работа выматывала, но, одновременно служила лекарством. Она помогала забыться.
Иногда Соловей с ужасом понимал, что уже не может вспомнить, как звучит голос Иволги; как блестят ее волосы на солнце, как пахнет ее кожа.
И он торопливо принимался вспоминать эти детали, словно доказывая самому себе - он любит ее. Девушка снилась все реже и реже, а год подходил к концу.
Ворон.
- Прошлое иногда хочется забыть. Но оно настойчиво и упорно лезет холодными лапками в память, цепляется, удерживая свои позиции.
Я был нищим тощим юнцом, а она дочерью знатного человека. Я обещал ей, что буду известным и богатым. Так же, как ты своей Иволге.
У меня не было большого выбора в способах стать знаменитым и финансово состоятельным.
Я уехал учиться врачебному делу. Приходилось не спать ночами, читая книги, до рези в глазах вглядываясь в химические формулы. Вскрывать зловонные трупы умерших от чумы и убитых в уличной потасовке. Отказывать себе в любых развлечениях молодости.
К последнему курсу университета я был лучшим и получил возможность стажироваться у всемирно известного лекаря. Меня ждала блестящая карьера, я любил и был любимым. В моих руках был целый мир.
Однажды ночью в больницу, где я стажировался, привезли человека, мучающегося приступами непонятной болезни. Тело несчастного выгибало и корежило в судорогах страшной боли. Чтобы заглушить крики страдания, в его рот вставляли мягкий резиновый кляп.
Руки и ноги приходилось привязывать ремнями к раме кровати, лекарства вводились в организм в таких дозах, что любой бы уже умер, но облегчения не приносили.
Однажды перед рассветом пациент пришел в себя, по его пристальному неподвижному взгляду я понял, что он хочет мне что-то сказать… и вынул кляп.
Он попросил убить его. И рассказал, как это сделать, ибо до смерти было еще очень и очень далеко.
Я помог ему из сострадания и жалости, поскольку был связан присягой использовать свой труд во благо.
Только дар умирающего оказался лукавым: в тот момент, когда душа отлетала от тела - клянусь, я видел это своими глазами - тяжелые своды небес обрушились на мою голову.
Меня нашли утром у постели покойного, при обстоятельствах, не оставляющих сомнения в причастности к смерти больного.
С карьерой врача пришлось попрощаться. Люди не пойдут к лекарю, убившему больного даже из соображений гуманности.
К тому же, я физически не мог продолжать работать.
Мои тело и душу выкручивала и ломала сила, которую выдохнул в меня умирающий, погибший в результате опрометчивого эксперимента.
Я поседел и был близок к сумасшествию, мозг терзали ужасные сны и видения.
Мне не помогал алкоголь, меня не брали наркотики. Впору было вешаться на гнилой осине, да останавливал страх стать живым покойником.
Тогда меня и спасла Сова, подобравшая и выходившая тело и вернувшая из запределья душу.
- А что же любимая девушка? - спросил тихо Соловей.
- Девушку отец выдал замуж. По истечении срока. Я опоздал на месяц, который провалялся в беспамятстве в лесном доме Совы.
- И вы, черный, не смогли нарушить людские законы?
- На тот момент я был слишком слаб. К тому же…. К тому же, мне было страшно обрекать любимую женщину на жизнь с не-человеком. Я не мог предполагать, как далеко зайдут метаморфозы.
В камине сухо треснуло полено, Соловей вздрогнул и обернулся к огню.
Кукла, которую он так безуспешно пытался заставить танцевать, вдруг ожила! Забавно переставляя ноги-веточки, она закружилась в некоем подобии вальса.
- Через два года я был единственным Черным на побережье, - продолжал я, сжимая в руке тяжелый хрустальный бокал, почти пустой. - Не урожденным магом, но наследственным. О смерти моей бывшей любимой я узнал от гонца, которого посылал раз в три месяца узнать последние новости.
Она умерла родами. Погиб и нерожденный ребенок - неверное положение плода. Муж был верил в Истинного и Единственного, и не разрешил помогать акушерке, ведь Бог милостив к своим чадам.
Эти слова я выдохнул ему в лицо, когда простейшим заклинанием остановил его сердце.
Соловей, не оборачиваясь, смотрел в огонь. Мальчик понимал, когда следует молчать. Повинуясь движению моего пальца, кукла из щепочек дотанцевала до камина и рассыпалась в пламени серой золой. Вслед за куклой в камин полетел хрустальный бокал, брызнувший осколками.
Языки огня на мгновение закружились вихрем, сложились в прекрасное женское лицо. И опали бессильно
Соловей.
Воздух, вслед за Огнем, покорился ученику по истечении года. А вот Вода и Земля, увы, в руки не давались. Вызванный дождь заливал дом по самые окна, посевы росли вкривь и вкось. Я злился и мрачнел.
- Твой срок истаял, а ты до сих пор не знаешь, как повернуть русло реки. Твой овес напоминает полынь, а животные боятся твоей руки.
Соловей сидел у высыхающего фонтана и развлекался тем, что пускал тонкие струйки воды в морду василиска. Василиску было жарко, он жмурился и мотал головой. На грядках с земледельческими экспериментами ученика паслись дикие козы. С некоторым недоумением они разглядывали помесь розы с крыжовником, у которой вместо листьев росла какая-то бахрома.
- Мне хочется большего, - признался Соловей, болтая ногой в наполовину наполненном каменном бассейне. - Время утекает меж пальцев, а я чувствую…
- Что именно?
- Голод.
Я молчал, откинувшись на ствол дуба и глядя на солнце сквозь ажурную крону. Мне был слишком хорошо знаком этот голод.
- Год закончится. И я отпущу тебя. К своей жизни и девушке, которая ждет. Голод пройдет. Все проходит.
Соловей.
Он не опоздал ни на один день. Много раз Соловей представлял себе момент встречи с Иволгой. Светящиеся радостью ее глаза - дождалась, вернулся. Сдержанное недовольство ее отца, удивление его новым статусом деревенских жителей.
- Вернулся, значит?
Ох, не рады были Соловью в этом доме. Филин вышел на порог один, вытирая руки о вышитое пестрое полотенце, за спиной терлась рано постаревшая, блеклая жена.
- Вернулся, - подтвердил парень кивком. - Разговаривать будем?
Филин, казалось, вовсе не собирался приглашать гостя в дом. Год назад Соловей бы стушевался и сник, но времена изменились, и оба это понимали.
- Что ж, проходи, женишок, - смущенно хекнул Филин и отступил назад.
То ли стены стали уже, то ли плечи шире, но слишком маленьким и темным показался вернувшемуся парню дом будущего тестя.
Кошка на подоконнике прижала уши и зашипела - Соловей так и не смог найти общего языка с кошачьими.
- Соловушка, - Иволга выскочила из спаленки, с заплаканными глазами, с недоплетенной косой. Отец, цыкнув, отстранил дочь и жестом показал жене - присмотри.
- Думали, не вернешься ты, - тяжело обронил Филин, когда они уселись за стол поговорить. Не возвращаются от Ворона. Уже обещание дали Селезню.
- Вот оно как, - весело удивился Соловей. - Как давали обещание - так и заберете.
- Никак невозможно, - беспомощно возразил тесть, - Уже и откуп взят.
Соловей, сжав зубы, шмякнул о стол увесистым денежным кошелем. Развязал тесьму, перевернул. По янтарной поверхности стола раскатилось звонкое золото, забрякало яркими кругляшками монет..
- Хватит, чтобы вернуть? - процедил он
- Не нужно нам колдовских денег, - насупился Филин. - На зиму свадьба сговорена.
Потом глянул в лицо парню и испугался - из прежде голубых, ласково прищуренных глаз хлестал серый прозрачный огонь. Щека, шея, плечо, выглядывавшее из выреза рубашки, стремительно обрастали черными перьями, занавески на окнах взметнуло ветром, взявшимся неизвестно откуда.
Заглянув в горницу, истошно завизжала какая-то девка, и, схватившись, полетела на улицу, причитая: - Ведьмак! Пожар!
Пламя, плясавшее перед глазами Соловья, стало меркнуть. Он представил вдруг, как в ярости сжигает этот дом, вместе с обитателями… и ему стало зябко.
- Прокляты обещания Филина, - бросил он и хлопнул дверями, аж крыша загудела. Проклятие зацепилось черной гадюкой за притолоку входа, покачиваясь и шипя.
На улице Соловья догнала Иволга. Обняла, не стесняясь, повисла на шее, заворковала что-то нежно-горловое.
- Пойдешь со мной?
Глянул ей в глаза и понял - не пойдет. Хорош был учитель, хоть короток срок.
Деревня припала к подслеповатым стеклам, повисла на плетнях, шепотки с привкусом гнилых фруктов и тыканье пальцами заполонили улицу; и понял Соловей - никогда не жить ему больше среди этих людей. Им безопасней, и себе дороже.
Ворон.
Я охотился - иногда хотелось почувствовать себя живым. Запах теплой добычи, вьющийся лентой от ручья к реке, будоражил и щекотал ноздри. Здесь зверек оставил клок шерсти, чуть дальше кучку экскрементов, совсем свежую
Я невольно чихнул: зверек был довольно вонюч, нечто вроде мускусной крысы. Мелковат для меня - лесного серого волка, но для закуски сойдет.
Я настиг животное на водопое, оно беспечно склонилось к реке, не оглядываясь и не проверяя округу на предмет хищника. Что за наглая тварюшка?
Прыгнул - и уже в полете, зависнув лапами над беспомощной полосатой холкой, увидел! То был оборотень в мохнатой шкурке. Только, ввиду неопытности и молодости, совершенно неидентифицируемой породы. Полоски бурундука, беличий хвост крючком, круглые кошачьи уши…
- Перекидывайся, болван, - спокойно проворчал я и сел, обвив лапы хвостом.
- Не могу, - угрюмо просипела зверушка, переворачиваясь на живот. - Пробовал уже, много раз. Как заклинило.
- Так не берись за то, что пока тебе не под силу. Хорошо хоть, речи не лишился.
- Я же помню, ты мне показывал!
Я сбросил волчий облик и с наслаждением захохотал. Впервые, пожалуй, за несколько десятков лет. Хохотал, пока не потекли слезы, а Соловей в образе грызуна не начал злиться, скаля мелкие зубки.
- Всему свое время, овощ, - наставительно сообщил я, возвращая бедолаге привычный вид. Кажется, в этой шкуре ему пришлось пробыть довольно долго.
- В следующий раз выбирай обличье хищника покрупнее, а то не дойдешь до дома - съедят.
Парень долго не мог подняться с земли, путаясь в руках и ногах, потом потерял равновесие и растянулся на камнях, зашипев от боли.
- Надо было тебя в кармане донести, - я начал снова хохотать, перегибаясь пополам и хлопая себя по коленям.
Соловей.
Ворон был ему рад. Больше всего Соловья беспокоила по дороге к башне дрянная мыслишка: что будет, если он глянет столь же холодно, как и Филин, и сообщит «тебя не ждали»? Выгонит со словами: - Живи простой человеческой жизнью И что это будет за жизнь?
Он просил дать снадобье, чтобы забыться и забыть, но Ворон отказал.
- Запомни свои мысли и переживания, пока ты еще в состоянии чувствовать боль.
Человек будет выкрашиваться из тебя по горстям и крупицам. Рано или поздно ты станешь холодным и сверкающим кристаллом, способным сокрушить мягкую плоть. Только так действует сила, ибо из ее орудия удалены слабости.
Посмотри на свою ауру в зеркало. Ты потерял свой радужный нимб, он растворился в цветах гнева и усталости.
Но еще долго тебе будет сниться твоя девушка, шепот волн в ракитнике, первый поцелуй и первое предательство.
Равноценен ли обмен? Ты никогда об этом не узнаешь.