(no subject)
Л. Улицкая в "Даниэле Штайне" дважды упоминает американку Нехаму Тэк, выражая благодарность за материалы, посвященные Холокосту на территории Беларуси и Польши. Один из ее текстов в предыдущем посте. Это глава из книги "The Defiance" (Oxford University Press, 1993) о еврейском партизанском отряде Бельского, который действовал в Налибокской Пуще (Западная Беларусь). По-русски текст опубликован в книге "Женщины на краю Европы" (2003), которую я делала семь лет, собирая тексты "по всему свету" (предисловие "Кроя края Европы" деконструирует и мифологию "края," и мифологию Европы). Разрешение на публикацию просила у Нехамы Тэк в 1996г. в Минске. Копирайт принадлежит издательству, но глава о женщинах - ей, и она разрешение дала.
Этот текст вызывает у меня двойственное чувство. С одной стороны, это возможность начать разговор о покрытой мраком тайне женского существования в лесу среди мужчин. Единственная доступная в советское время версия - о героических партизанках и подпольщицах. Но, очевидно, все было не столь однозначно; тем не менее, работ на эту тему нет (я, по крайней мере, у нас их не знаю), и один очень известный белорусский архивист мне сказал: "Беременных женщин в партизанских отрядах просто расстреливали, объявив немецкими шпионками. Это знают все, кто занимается войной, об этом есть документы, не знаете только вы, потому что вы не историк и этим не занимаетесь." Писать об этом он категорически отказался, потому что в Беларуси это означало бы замахнуться на святое.
Я думаю, что и эта версия не является окончательной (хотя, очевидно, такие случаи были, т.к. партизанский отряд являлся боевой единицей и мог вобрать не более 2% небоевого состава), но здесь меня интересует НЕ "мораль", а принципы, лежащие в основе организации человеческих обществ. Получается, что воссоздание в лесу человеческого сообщества (т. е. определенной социальной структуры, иерархии связей) включает в себя “обмен женщинами”. Центральной идеей концепции “обмена женщинами” Гейл Рубин является представление о женщине как “даре”: обмен дарами (между мужчинами - отцом невесты и мужем, отсюда “отдать замуж”), обладание женщиной как показатель мужского статуса (обмен ею сексуальности на средства к существованию) есть начальная точка цивилизации, потому что позволяет устанавливать социальные связи и превратить биологическое различие в социальное. Как оказывается, в лесу, где (теоретически) можно “начать цивилизацию с нуля”, эта схема воспроизводится. Женщины становятся "предметом обмена", т.к. у них нет оружия и они не идут в бой (т.е. они "непроизводительны"), а нет его - потому что оно им "не положено" (отстранение от оружия = отстранение от власти, это социальный акт, не биологический). В этой ситуции обладание женщиной вытекает из возможности мужчины ее содержать и, таким образом, есть показатель мужественности как более высокой (по сравнению с женской) социальной позиции добытчика. Об этом открытии говорили мне несколько социологов и историков, прочитавших этот текст - собственно, этп вторая причина, по которой я хотела его опубликовать. Как социальное свидетельство гендера как фундаментального принципа организации общества.
Но двойственное чувство по отношению к тексту у меня потому, что позиция автора небезупречна (а антропологический анализ сделан плохо). Попросту говоря, расистская позиция: ее интересует только еврейская женщина, и она ей болит (чтоб не трахать еврейку, когда "хочется", пусть идет и трахнет белоруску). Не мне ее судить: вся ее семья погибла в Холокосте в Польше, но это отголосок еще одного сложного вопроса о "национальных отношениях на краю Европы." Как я полагаю, на территории Советской Белоруссии (описанное у Улицкой и у Тэк - это земли, присоединенные к СССР только в 1939г) эти отношения были в значительной степени другими и гораздо больше евреев было спасено местным населением - и причина это в коммунистической идеологии и практике, нравится нам это или нет (об этом потом отдельно напишу).
Всего этого, кажется, никто не заметил. Рецензиии на "Женщин на краю Европы" были и в Slavic Review (я тогда еще не входила в его редакцию), и в Russian Review - двух главных славистских журналах. Рецензии положительные, но "никакие" - сделанные историками, которые проблематики Центральной Европы и всех наших переплетений не понимают, к сожалению. По мне - пусть бы ругали, но был бы критический анализ.
Этот текст вызывает у меня двойственное чувство. С одной стороны, это возможность начать разговор о покрытой мраком тайне женского существования в лесу среди мужчин. Единственная доступная в советское время версия - о героических партизанках и подпольщицах. Но, очевидно, все было не столь однозначно; тем не менее, работ на эту тему нет (я, по крайней мере, у нас их не знаю), и один очень известный белорусский архивист мне сказал: "Беременных женщин в партизанских отрядах просто расстреливали, объявив немецкими шпионками. Это знают все, кто занимается войной, об этом есть документы, не знаете только вы, потому что вы не историк и этим не занимаетесь." Писать об этом он категорически отказался, потому что в Беларуси это означало бы замахнуться на святое.
Я думаю, что и эта версия не является окончательной (хотя, очевидно, такие случаи были, т.к. партизанский отряд являлся боевой единицей и мог вобрать не более 2% небоевого состава), но здесь меня интересует НЕ "мораль", а принципы, лежащие в основе организации человеческих обществ. Получается, что воссоздание в лесу человеческого сообщества (т. е. определенной социальной структуры, иерархии связей) включает в себя “обмен женщинами”. Центральной идеей концепции “обмена женщинами” Гейл Рубин является представление о женщине как “даре”: обмен дарами (между мужчинами - отцом невесты и мужем, отсюда “отдать замуж”), обладание женщиной как показатель мужского статуса (обмен ею сексуальности на средства к существованию) есть начальная точка цивилизации, потому что позволяет устанавливать социальные связи и превратить биологическое различие в социальное. Как оказывается, в лесу, где (теоретически) можно “начать цивилизацию с нуля”, эта схема воспроизводится. Женщины становятся "предметом обмена", т.к. у них нет оружия и они не идут в бой (т.е. они "непроизводительны"), а нет его - потому что оно им "не положено" (отстранение от оружия = отстранение от власти, это социальный акт, не биологический). В этой ситуции обладание женщиной вытекает из возможности мужчины ее содержать и, таким образом, есть показатель мужественности как более высокой (по сравнению с женской) социальной позиции добытчика. Об этом открытии говорили мне несколько социологов и историков, прочитавших этот текст - собственно, этп вторая причина, по которой я хотела его опубликовать. Как социальное свидетельство гендера как фундаментального принципа организации общества.
Но двойственное чувство по отношению к тексту у меня потому, что позиция автора небезупречна (а антропологический анализ сделан плохо). Попросту говоря, расистская позиция: ее интересует только еврейская женщина, и она ей болит (чтоб не трахать еврейку, когда "хочется", пусть идет и трахнет белоруску). Не мне ее судить: вся ее семья погибла в Холокосте в Польше, но это отголосок еще одного сложного вопроса о "национальных отношениях на краю Европы." Как я полагаю, на территории Советской Белоруссии (описанное у Улицкой и у Тэк - это земли, присоединенные к СССР только в 1939г) эти отношения были в значительной степени другими и гораздо больше евреев было спасено местным населением - и причина это в коммунистической идеологии и практике, нравится нам это или нет (об этом потом отдельно напишу).
Всего этого, кажется, никто не заметил. Рецензиии на "Женщин на краю Европы" были и в Slavic Review (я тогда еще не входила в его редакцию), и в Russian Review - двух главных славистских журналах. Рецензии положительные, но "никакие" - сделанные историками, которые проблематики Центральной Европы и всех наших переплетений не понимают, к сожалению. По мне - пусть бы ругали, но был бы критический анализ.