Екатерина Гениева об Антонии Сурожском: "Его мера прямоты и сострадание обескураживали"
Восемь лет назад умерла Екатерина Юрьевна Гениева (1946-2015), выдающийся российский культурный деятель, просветитель, доктор филологических наук, гендиректор Всероссийской библиотеки иностранной литературы в 1993-2015 годах. Напомню в этот день фрагмент ее воспоминаний о митрополите Сурожском Антонии (Блуме), опубликованных в 2003 году в журнале "Вестник Европы".
"Люди суть то, что мы о них помним. То, что мы называем жизнью, в конечном счете, есть лоскутная ткань, сшитая из воспоминаний. “И когда поймешь, до какой степени каждая жизнь - заложница твоей памяти, начинаешь упираться перед пастью прошедшего времени…”
Я познакомилась с митрополитом Антонием в конце 80-х. В самом начале перестройки он часто приезжал в Россию, и каждый раз это было событие.
У меня сохранилась фотография тех лет: темноволосый, энергичный человек, сверкающие глаза. Он разговаривает с людьми, надо сказать, что он никогда не жалел ни сил, ни времени на эти разговоры и всегда беседовал терпеливо, вдохновенно, увлеченно.
Я была на многих его лекциях, нет, не лекциях - встречах. Я даже не могу сказать, что у меня остались в памяти темы его бесед, но у меня остался на веки - в душе и в сознании - его необычайно светлый образ. На одной из встреч кто-то спросил владыку: сколько раз в день нужно читать “Отче Наш…”? И услышал ответ: “Человек, один раз в жизни в самом деле призвавший Господа, уже не погибнет”. Это было так неожиданно тогда, впрочем, как и теперь. Такая мера прямоты и сострадание обескураживали.
Меня в нем привлекала высота, я всегда ощущала, что это человек тончайшей интеллектуальной породы, он всю жизнь, до конца, себя воспитывал и совершенствовал. Мне нравилось, как он говорил: “Можно познать добро и вырасти свыше своей меры, но нельзя познать зло и не разрушиться”.
О чем мы говорили? Обо всем на свете. Робела ли я его? …Я не думаю, что с ним можно было робеть. Он снимает с собеседника какую-либо робость, потому что, хотя он столь высок, ты, конечно, стоишь гораздо ниже, он ничем не подчеркивает вот разность и духовной, и человеческой, и молитвенной разницы. Я должна сказать, что мне с ним было говорить бесконечно интересно, потому что это и необыкновенно образованный человек, прекрасно знающий литературу, искусство.
Он говорил: мы же употребляем… молитвы, которые за нас нажили другие люди. Чаще всего, это святые. И когда мы повторяем эти слова, то, может быть, одно из затруднений или главное затруднение, с которым мы сталкиваемся, - то, что мы ощущаем, что эти слова не наши, что они сталкиваются с внутренней пустотой, пустынностью, мертвенностью. И мы должны самим своим деянием, своим сердцем, огнем и кровью сердца оживить вот эти слова молитвы. Ведь смысл, действительно, ощутить Бога живаго, а есть ощущение, что Бога нет, Бог отсутствует, что и небо пусто. И нам очень часто кажется, что вот этот крик отчаянья может никто и не услышать.
В моей жизни было три священника. Я говорю об отце Николае Голубцове, об отце Александре Мене и о владыке Антонии. Если нужно было бы определить, что составляло их суть, - представляю себе: ты находишься в темной комнате, и вот они открывают дверь и входят, и все помещение заполняется счастьем.
Это почти физическое ощущение, сконцентрирована эманация духа, в этих людях, которые отдали себя служению Господу. На самом деле я об этом раздумывала… что такое двигать горами? Это двигать нашими грехами, помогать их преодолевать и чувствовать, что даже самый падший человек - он все равно образ и подобие Божие. Вот какое у меня впечатление человеческое, наверное, и религиозное от владыки Антония".
Вы можете подписаться на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky
"Люди суть то, что мы о них помним. То, что мы называем жизнью, в конечном счете, есть лоскутная ткань, сшитая из воспоминаний. “И когда поймешь, до какой степени каждая жизнь - заложница твоей памяти, начинаешь упираться перед пастью прошедшего времени…”
Я познакомилась с митрополитом Антонием в конце 80-х. В самом начале перестройки он часто приезжал в Россию, и каждый раз это было событие.
У меня сохранилась фотография тех лет: темноволосый, энергичный человек, сверкающие глаза. Он разговаривает с людьми, надо сказать, что он никогда не жалел ни сил, ни времени на эти разговоры и всегда беседовал терпеливо, вдохновенно, увлеченно.
Я была на многих его лекциях, нет, не лекциях - встречах. Я даже не могу сказать, что у меня остались в памяти темы его бесед, но у меня остался на веки - в душе и в сознании - его необычайно светлый образ. На одной из встреч кто-то спросил владыку: сколько раз в день нужно читать “Отче Наш…”? И услышал ответ: “Человек, один раз в жизни в самом деле призвавший Господа, уже не погибнет”. Это было так неожиданно тогда, впрочем, как и теперь. Такая мера прямоты и сострадание обескураживали.
Меня в нем привлекала высота, я всегда ощущала, что это человек тончайшей интеллектуальной породы, он всю жизнь, до конца, себя воспитывал и совершенствовал. Мне нравилось, как он говорил: “Можно познать добро и вырасти свыше своей меры, но нельзя познать зло и не разрушиться”.
О чем мы говорили? Обо всем на свете. Робела ли я его? …Я не думаю, что с ним можно было робеть. Он снимает с собеседника какую-либо робость, потому что, хотя он столь высок, ты, конечно, стоишь гораздо ниже, он ничем не подчеркивает вот разность и духовной, и человеческой, и молитвенной разницы. Я должна сказать, что мне с ним было говорить бесконечно интересно, потому что это и необыкновенно образованный человек, прекрасно знающий литературу, искусство.
Он говорил: мы же употребляем… молитвы, которые за нас нажили другие люди. Чаще всего, это святые. И когда мы повторяем эти слова, то, может быть, одно из затруднений или главное затруднение, с которым мы сталкиваемся, - то, что мы ощущаем, что эти слова не наши, что они сталкиваются с внутренней пустотой, пустынностью, мертвенностью. И мы должны самим своим деянием, своим сердцем, огнем и кровью сердца оживить вот эти слова молитвы. Ведь смысл, действительно, ощутить Бога живаго, а есть ощущение, что Бога нет, Бог отсутствует, что и небо пусто. И нам очень часто кажется, что вот этот крик отчаянья может никто и не услышать.
В моей жизни было три священника. Я говорю об отце Николае Голубцове, об отце Александре Мене и о владыке Антонии. Если нужно было бы определить, что составляло их суть, - представляю себе: ты находишься в темной комнате, и вот они открывают дверь и входят, и все помещение заполняется счастьем.
Это почти физическое ощущение, сконцентрирована эманация духа, в этих людях, которые отдали себя служению Господу. На самом деле я об этом раздумывала… что такое двигать горами? Это двигать нашими грехами, помогать их преодолевать и чувствовать, что даже самый падший человек - он все равно образ и подобие Божие. Вот какое у меня впечатление человеческое, наверное, и религиозное от владыки Антония".
Вы можете подписаться на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky