Миссис Харрис едет в Нью-Йорк (18)
Но мистер Шрайбер теперь так просто не ушёл бы. Он протолкался к постели и взмахнул руками:
- Но вы не понимаете, миссис Харрис! Пока вы были... ну, пока вам нездоровилось, случилось нечто важное! Нечто замечательное! Мы - усыновляем Генри! Он теперь - наш! Он останется с нами, если вы не против. Вы знаете, что мы любим его, а он нас. У него будет хороший дом и всё, чтобы он вырос хорошим человеком!
Миссис Харрис была ещё слишком больна, чтобы понять всё, что говорил мистер Шрайбер, но уловила, что речь идет о Генри и что тон мистера Шрайбера радостный. Она отняла от лица ладони и уставилась на Шрайберов, походя сейчас на печальную обезьянку.
- Это всё Генриетта, - объяснил мистер Шрайбер. - Она это придумала, и прямо на следующий день я поймал Кентукки и поговорил с ним. Он, в общем, не такой уж скверный тип, когда узнаешь его получше. Ну, просто не любит он детей, что уж тут поделаешь. И вбил себе в голову, что если его поклонники узнают, что он в разводе и что у него есть сын - наполовину англичанин, то они от него отвернутся. Так что я сказал ему, что если он не против, мы с Генриеттой хотели бы взять мальчика к себе и воспитывать как своего сына...
- Он сказал, "старая стерва. Влезла не в свое дело", - сказал он. "Забирайте щенка и везите его обратно в Англию", - проговорила миссис Харрис. - Так он сказал. О своём собственном сыне.
- Вы не поняли, - покачал головой мистер Шрайбер. - Он не будет нам мешать. Все получается как нельзя лучше для всех. Мальчик - американский гражданин и имеет право быть здесь. Кентукки - его законный отец, это засвидетельствовано в архивах ВВС. Мы написали в Англию, чтобы нам выслали его свидетельство о рождении. Проблем не будет - ведь Клейборн на правах отца может потребовать, чтобы сын был с ним. Юристы подготовят документы об усыновлении, и мы их сразу же подпишем.
В этот раз миссис Харрис как будто поняла.
- Вы уверены? - спросила она. - С вами ему будет хорошо.
- Конечно, уверены! - воскликнул мистер Шрайбер, довольный, что до неё наконец дошло. - Говорю вам, этот тип был счастлив избавиться... то есть я хочу сказать, он был рад, что мальчик будет жить с нами.
Миссис Шрайбер поняла, что на первое время для миссис Харрис новостей было достаточно, подтолкнула мужа локтем и сказала:
- Мы расскажем всё подробно попозже, Джоэль. Сейчас, вероятно, миссис Харрис хотела бы немного поговорить со своим другом.
Мистер Шрайбер - киномагнат, детектив и прокурор - проявил себя ещё и послушным мужем.
- Конечно, конечно, - поспешно согласился он. - Мы вас оставляем...
Когда они вышли (миссис Баттерфильд тактично последовала за ними), мистер Бэйсуотер промолвил:
- Ну вот. Кажется, всё устроилось?
Остатки чёрной волны разочарования нахлынули на миссис Харрис - слишком долго жила она в мире иллюзии, и слишком резким и грубым было пробуждение к реальности, которое привело её к болезни.
- Я всё-таки дура, - вздохнула она. - Я влезла в чужие дела, я всем причинила только хлопоты и неприятности. И ещё имела наглость утверждать, что мигом разыщу в Америке отца Генри. И что из этого вышло?..
Мистер Бэйсуотер потянулся, чтобы успокаивающе похлопать её по руке и с удивлением обнаружил, что всё ещё держит её ладонь, так что он просто слегка сжал её руку и ответил:
- Полноте, Ада. Вы нашли ему не одного, а целых двух отцов за ту же цену - неплохой, по-моему, результат.
Тень улыбки мелькнула на лице миссис Харрис, но она не могла так вот сразу отбросить свою скорбь и чувство вины.
- Но ведь всё могло кончиться и очень плохо, - возразила она, - если бы не миссис Шрайбер. Что бы тогда стало с мальчиком?..
- А что стало бы с ним, если бы не вы? - ответил мистер Бэйсуотер и улыбнулся ей.
Миссис Харрис улыбнулась в ответ
- Что привело вас в Нью-Йорк, Джон? - спросила она.
Мистер Бэйсуотер вспомнил о своих проблемах и даже вздрогнул. Потерев лоб, он озабоченно сказал:
- Это всё мой "роллс". Там начался какой-то шум, а в чём дело, никак не найду. Я прям спятил... то есть, - поправился он, заметив, что опять сбился на кокни, - я хочу сказать, я потерял душевное равновесие, пытаясь найти причину. Уже целую неделю я пытаюсь определить её, однако, увы, безрезультатно. Я теперь точно знаю, что дело не в коробке передач, не в глушителе и не в воздушном фильтре. Я перебрал задний мост, и ничего не нашёл. Проверил всю гидравлику, разобрал двигатель. Головка распределителя не виновата, и с водяным насосом все в порядке. Иногда, бывает, слегка пощёлкивает ремень вентилятора, но в данном случае он ни при чём.
- А что за звук? - поинтересовалась миссис Харрис, лишний раз доказывая, что она была из тех женщин, которые способны показать интерес и к мужским проблемам.
- Н-ну... это не стук и не щелчки, и я бы не назвал это ни побрякиванием, ни скребущим звуком, ни скрипом, ни писком, ни треском, - объяснил мистер Бэйсуотер, - но звук есть, я его всё время слышу. А ничего подобного в "роллс-ройсе" быть слышно не должно - во всяком случае в моём "роллс-ройсе". Это как будто где-то под сиденьем, но не совсем, а как бы позади; и признаюсь, это буквально сводит меня с ума. Словно бы Всевышний говорит мне - "ты впал в гордыню, утверждая, что твой автомобиль совершенен; так вот, я тебе покажу твоё "совершенство"! Ну-ка, сможешь ли ты с этим разобраться, мистер зазнайка?.." Вы понимаете - не то чтобы я в самом деле был таким уж гордецом и зазнайкой, просто я по-настоящему люблю "роллс-ройсы". Я в жизни не любил ничего другого. Всю свою жизнь я мечтал найти действительно совершенный "роллс-ройс", и эта машина была совершенством - до недавних пор.
Пожилой шофёр был так очевидно расстроен, что миссис Харрис даже позабыла на время о своих горестях и попыталась найти что-то, что могло бы утешить его - как он только что утешил её. Было что-то... какое-то давнее воспоминание... да!
- Несколько лет назад, - сказала она, - я ходила убираться к одной даме. Такая была типичная богатая стерва... Так вот у неё тоже был "роллс-ройс", и вот как-то раз, помню, она говорит своему шофёру - "Джеймс, в машине, позади, что-то дребезжит. Исправьте это, пока у меня не случился нервный срыв!". И бедняга чуть не спятил, покуда пытался найти, в чём там было дело. Он два раза кряду разобрал всю машину до винтика и снова собрал, и потом только случайно наткнулся на ту штуку. И знаете, что это было?
- Нет, - отозвался мистер Бэйсуотер заинтересованно. - И что же?
- Одна из её заколок для волос! Она выскользнула и упала за сиденье. Конечно, в вашей машине такого случиться не могло, ведь маркиз заколок не носит...
Мистер Бэйсуотер, как обычно при волнении, сбился на кокни - и в этот раз это был самый сочный кокни, какой когда-либо слышала от него миссис Харрис.
- Ах же ж ты Боже ж ты мой, Господи! - воскликнул он. - Чтоб ей так пусто было, заразе! - и на лице его написалось выражение приговоренного к казни, только что услыхавшего о помиловании. - Я так думаю, вы в точку попали! Маркиз-то, ясно-дело, заколок не носит, а вот вёз я той неделей мадам Могаджибх, жену сирийского посла, с приёма к ей домой, так она-то была ими утыкана, что твой ёж. Чёрные такие, здоровенные заразы. Ада, милочка, вот ваш поцелуй, который вы тогда на пароходе не получили!.. - и он нагнулся и запечатлел на лбу миссис Харрис звучный поцелуй. Затем он поднялся и заявил:
- Немедленно отправляюсь искать её. До встречи! - и выбежал из комнаты.
Предоставленная самой себе, миссис Харрис некоторое время размышляла о стремлении к совершенству, которое, похоже, заложено в людях и которое было в данном случае представлено огорчением мистера Бэйсуотера неполадками в лучшей в мире машине. Впрочем, вполне вероятно, думала она, что истинное и полное совершенство - достояние лишь Того, Кто бывает порой благосклонен к смертным, порой - не особенно, а иногда явно ревнует к их попыткам достичь совершенства...
Может быть, и она хотела слишком многого? "Да!" - ответил ей с пылом внутренний голос. - "Слишком многого!". Она попыталась сыграть не просто роль доброй феи-крёстной, но почти что роль самого господа бога, - и была за то наказана. А затем она вновь вспомнила свое чудесное платье - платье, которое некогда было столь прекрасным, а затем было изуродовано безобразной дырой, прожжённой в нем. Да, платье погибло; но у нее осталось нечто большее и лучшее - друзья, которых она встретила во время своего парижского приключения.
Поняв это, она поняла и другое - пусть она не добилась успеха в попытке воссоединить Генри с его отцом, провалом её американская миссия не закончилась. Ничто в этой жизни не может быть совершенным, полный успех недостижим, - но чаще всего мы вполне можем удовольствоваться и меньшим, и, вероятно, это - один из основных уроков в нашей жизни. Вот и сейчас - малыш Генри был вне досягаемости мерзавцев Гассетов и получил приёмных родителей, которые его полюбили и помогут ему вырасти хорошим человеком; а сама она узнала и полюбила новую страну и новый народ. Безусловно, жаловаться на судьбу, получив от неё такие подарки, было бы чёрной неблагодарностью. Шрайберы счастливы, счастлив Генри, - да как смеет она, Ада Харрис, чувствовать себя несчастной только потому, что не сбылась буквально её тщеславная мечта?
- Вот что, Ада Харрис, - обратилась она к себе, - стыдно тебе должно быть! Разлеглась тут, валяешься, словно тебе делать больше нечего! - и уже вслух позвала: - Ви!
Миссис Баттерфильд, чуть ли не прыгая от радости, влетела в комнату подобно ликующему гиппопотаму.
- Ты меня звала, милочка? - пропыхтела она. - Слава тебе, Господи, - да ты снова на себя похожа!
- Дорогая, как насчет чашечки чаю? - сказала ее подруга. - Мне пора вставать.
22
Очарование раннего нью-йоркского лета, с девушками в лёгких летних платьях, парками в цвету и ясным солнечным небом сменилось тяжкой сырой жарой июля. Домашнее хозяйство Шрайберов работало как часы - прислуга, обученная миссис Харрис, не знала упущений. Формальности усыновления Шрайберами Генри были завершены, и мальчик полноправно водворился в их доме. Близились два события, по поводу которых надо было что-то предпринимать. Первым был сезон отпусков, когда происходит массовый исход нью-йоркцев из потного, задыхающегося города в горы или на побережье, а вторым - семнадцатое июля, дата истечения срока виз миссис Харрис и миссис Баттерфильд.
Мистер и миссис Шрайбер долго обсуждали этот вопрос между собой, и вот как-то вечером миссис Харрис с подругой попросили зайти в кабинет хозяина, где супруги сидели рядышком с важным и озабоченным видом.
- Дорогие миссис Харрис и миссис Баттерфильд, - начала миссис Шрайбер, - присядьте, прошу вас. Нам надо кое-что обсудить.
Англичанки переглянулись и осторожно присели на краешки стульев.
- Мы с мистером Шрайбером, - продолжила хозяйка, - сняли на лето небольшой коттедж у моря в штате Мэн. Мистер Шрайбер очень устал за несколько месяцев работы по реорганизации его компании, и мы хотели бы просто отдохнуть в покое, без всяких особенных развлечений. Мы, безусловно, можем оставить квартиру на прислугу, но, возможно, вы согласились бы поехать с нами в Форест-Харбор, приглядеть за Генри и нами?.. Мы, право, были бы счастливы...
Подруги опять переглянулись, и мистер Шрайбер поспешно сказал:
- О визах не беспокойтесь - вам их продлят ещё на полгода, у меня есть связи в Вашингтоне. Я это в любом случае намеревался сделать.
- А осенью, когда мы вернёмся в Нью-Йорк, - продолжила его жена, - вы, может быть, останетесь с нами ещё на некоторое время... - и быстро добавила: - Признаться, мы надеялись уговорить вас остаться с нами навсегда. Понимаете, Генри вас обеих любит, и - и мы тоже, и потом - я хочу сказать, мы обязаны вам и вряд ли когда-нибудь сможем рассчитаться с вами за всё, что вы для нас сделали. Если бы не вы, у нас никогда не было бы Генри, а он уже значит для нас больше, чем мы могли бы выразить словами. Господи, да мы просто не хотим расставаться с вами! Вам не надо будет много работать, и вы сможете жить с нами. Вы останетесь? Вы поедете с нами в Мэн?..
В наступившем молчании подруги переглянулись в третий раз, и подбородки миссис Баттерфильд задрожали; миссис Харрис, однако, как и подобает капитану команды, сдержалась - хотя и ее тронула просьба хозяйки.
- Господь вас благослови за вашу доброту, - промолвила она, - мы с Вайолет только об этом и говорили в последние дни. Нам так жаль - но мы не можем остаться, правда не можем!
Мистер Шрайбер был весьма удивлен.
- Говорили в последние дни?.. Но ведь мы вам только что это сказали. Мы и сами-то не знали буквально до вчерашнего дня...
- Но мы видели, к чему всё идет, - объяснила миссис Харрис. А миссис Баттерфильд вытерла глаза уголком фартука и пробормотала: "Милые, добрые люди!.."
- Вы хотите сказать, что знали про дом на побережье и про то, что мы попросим вас поехать с нами? - удивлённо спросил мистер Шрайбер.
Миссис Харрис безо всякого смущения пояснила:
- Ну, в доме новости не утаишь. У стен, как говорится, и то уши есть. О чем ещё говорить в общей гостиной на нашей половине, как не о том, что делается на хозяйской?..
- Так вы не останетесь? - спросила миссис Шрайбер с несчастным видом.
- Голубушка, - мягко сказала миссис Харрис, - чего бы мы только ни сделали, чтобы отблагодарить вас за то, что вы были так добры к нам и за то, что вы дали Генри дом и шанс в жизни!.. Но мы все обсудили - мы не можем, просто не можем.
Видя, как расстроилась его супруга, мистер Шрайбер спросил:
- Но в чём же дело? Вам не нравится Америка?
- Боже упаси! - воскликнула миссис Харрис. - Тут чудесно! Наверно, во всем мире лучше места не найти - правда, Ви?
Взволнованная миссис Баттерфильд могла лишь покивать в ответ.
- Но что тогда? - настаивал мистер Шрайбер. - Если дело в деньгах, мы могли бы...
- Деньги! - замахала руками миссис Харрис. - У нас их уже больше чем нужно! Мы не возьмем у вас больше ни пенни. Просто - просто мы соскучились по дому.
- Соскучились! - эхом повторил мистер Шрайбер. - Но у вас тут есть всё! В чем дело?
- Вот именно, - попыталась объяснить миссис Харрис, - у нас есть всё. А мы скучаем по малости, которая была у нас дома. Нам пора. Мы - мы должны ехать.
И неожиданно, так, словно эти слова вырвались из самой глубины ее сердца, она воскликнула:
- Пожалуйста, не просите нас остаться и не спрашивайте, почему мы хотим уехать!..
Ну как могла она объяснить - даже Шрайберам, которые сами жили в Лондоне и любили его, как хочется им вернуться в этот огромный, неспешный, широко раскинувшийся серый город, где они родились и прожили всю жизнь?
Стеклянные громады нью-йоркских небоскребов уводили ваши глаза к небу, непередаваемый и неповторимый уличный шум, непрестанное движение в каньонах улиц будоражили и волновали, роскошные и яркие театры, магазины и супермаркеты поражали воображение. Но как объяснить тоску по серым и бурым зданиям, которые бесконечными рядами теснились вдоль улиц, по этим улицам, вливавшимся в маленькие, уютные тихие площади, обсаженные деревьями, или по другим улицам, где каждый из домов1 был выкрашен в свой цвет?
Как объяснить друзьям, что они соскучились по спокойной и уютной, хотя и далеко не красивой лондонской улочке Виллис-Гарденс, по цоканью копыт лошади цветочника в утренней тишине, по улочке, где даже проезжающее такси становилось почти событием?
Могли ли сравниться суета, шум и спешка делового, сияющего неоном Нью-Йорка, в котором им повезло прожить полгода, с удовольствием от чашки чая на тесной кухоньке лондонской полуподвальной квартиры?
И уж никак нельзя было, не обижая Шрайберов, сказать им, что подруги соскучились по своей работе в качестве приходящей прислуги.
В Лондоне каждый день приносил что-то новое - приключение, сплетню, слух. Случалось хорошее и плохое: подруги радовались и огорчались, обсуждали своих клиентов. А их у каждой было не по одному и не по два, а не меньше чем по дюжине - каждый со своим характером, темпераментом, со своими жизненными обстоятельствами, надеждами, тревогами, проблемами и устремлениями, провалами и победами. Каждому уделялось по часу-два (не каждый, конечно, день). Поэтому у каждой из подруг было, можно сказать, не по одной, а по целой дюжине интересных жизней - ведь их клиенты доверяли им все свои секреты, как водится это между лондонскими приходящими уборщицами и их нанимателями.
Какова новая девушка майора Уоллеса - как он уверял, его кузина, только что из Родезии, хотя уж кто-кто, а миссис Харрис точно знала, что майор только позавчера познакомился с ней в "Антилопе"; с какими новыми причудами и требованиями графини Вышинской придется бороться - весело, но бескомпромиссно; - всё это было интересно. А если, к примеру, "Экспресс" публиковал пикантную скандальную историю о том, как лорд Какеготам был застигнут супругой весьма ин флагранте2 с Памелой Такойто посреди пальм в кадках на майской ярмарке, - на другой день, убираясь у миссис Ффорд Ффулкс, известной своими двойными "Ф" и остроумием разведенной светской дамы, которая не пропускала никаких интересных событий, миссис Харрис имела возможность выслушать историю со всеми подробностями и в том виде, в каком она имела место в действительности, а не в том, в каком были вынуждены изложить её связанные условностями и цензурой светские хроникёры.
А ещё был среди клиентов миссис Харрис некий мистер Александр Хироу, который путался с духами, призраками и полтергейстом и державший загадочную лабораторию на задах своего дома в Итон-Мьюз. Миссис Харрис его берегла и лелеяла, хоть и побаивалась. Но, согласитесь, как это здорово - быть на короткой ноге с тем, кто, в свою очередь на короткой ноге с потусторонними существами!
Даже такие, казалось бы, мелочи, как то, удастся ли мистеру Пилкертону отыскать свой паричок, которым он прикрывал растущую лысинку и который с пьяных глаз запихал невесть куда, или самочувствие карликового персикового пуделя Уодхэмов - эта симпатичная и дружелюбная собачка вечно чем-то хворала, - или, скажем, успеют ли сшить новое платье к Охотничьему Балу для леди Дант, - даже такие пустяки делали каждый день интересным.
А как приятно было порой дать от ворот поворот зарвавшемуся клиенту, не угодившему им или нарушившему какую-нибудь из заповедей профсоюза уборщиц, и как интересно было потом выбирать себе нового клиента на место неудачника! Последняя процедура включала звонок в контору по найму или в "Юниверсал Аунтс"3, допрос претендента и, наконец, волнующий визит в новый дом, кладезь новых сплетен и сокровищницу вещей, за которыми надо было ухаживать.
Что могло сравниться со всем этим - даже в Нью-Йорке, величайшем городе мира?..
Их влекли домой - пустяки. Мелочи. Никогда они не видели, например, столь богатого выбора столь привлекательных продуктов, как в американских супермаркетах - но никогда не видели они и столь безличных, можно сказать бездушных магазинов, как эти супермаркеты. Каждая отбивная, каждый листик латука, каждая вымытая до блеска морковка лежали на прилавках в своих целлофановых саванах - стерильные, надраенные, спелёнатые пластиком, взвешенные и оклеенные ярлычками - и нетронутые человеческими руками. А подруги скучали по зеленной лавке Уорблза на углу, с корзинами, из которых на покупателей глядела чуть подвядшая зелень, какие-то задумчивые капустные кочаны, сонные морковки и чуть перезрелая брюссельская капуста; но тут чудесно пахло - не пластиком, а пряностями, землёй и чем-то очень домашним - а надо всем царил сам мистер Уорблз. Соскучились они и по своему мяснику, мистеру Хэггеру - им хотелось видеть, как он ловко отрезает ломоть мяса, шлёпает его на чашку весов - "Вот, соседушка, лучший английский барашек, какого вам только доводилось пробовать! Один фунт два с половиной пенса, пожалста!" - заворачивает покупку в лист газеты месячной давности и подаёт, перегнувшись через прилавок, словно вручает бесценный дар.
____________________________
1В Лондоне под "домом" обычно понимается подъезд. Традиционно в старых английских домах семья занимает целиком всю лестницу, так что каждая квартира имеет собственный выход на улицу.
2ин флагранте - "на месте преступления" (лат.юр.)
3"Юнивёрсал Аунтс" ("Всемирные тётушки") - название фирмы "добрых услуг"
- Но вы не понимаете, миссис Харрис! Пока вы были... ну, пока вам нездоровилось, случилось нечто важное! Нечто замечательное! Мы - усыновляем Генри! Он теперь - наш! Он останется с нами, если вы не против. Вы знаете, что мы любим его, а он нас. У него будет хороший дом и всё, чтобы он вырос хорошим человеком!
Миссис Харрис была ещё слишком больна, чтобы понять всё, что говорил мистер Шрайбер, но уловила, что речь идет о Генри и что тон мистера Шрайбера радостный. Она отняла от лица ладони и уставилась на Шрайберов, походя сейчас на печальную обезьянку.
- Это всё Генриетта, - объяснил мистер Шрайбер. - Она это придумала, и прямо на следующий день я поймал Кентукки и поговорил с ним. Он, в общем, не такой уж скверный тип, когда узнаешь его получше. Ну, просто не любит он детей, что уж тут поделаешь. И вбил себе в голову, что если его поклонники узнают, что он в разводе и что у него есть сын - наполовину англичанин, то они от него отвернутся. Так что я сказал ему, что если он не против, мы с Генриеттой хотели бы взять мальчика к себе и воспитывать как своего сына...
- Он сказал, "старая стерва. Влезла не в свое дело", - сказал он. "Забирайте щенка и везите его обратно в Англию", - проговорила миссис Харрис. - Так он сказал. О своём собственном сыне.
- Вы не поняли, - покачал головой мистер Шрайбер. - Он не будет нам мешать. Все получается как нельзя лучше для всех. Мальчик - американский гражданин и имеет право быть здесь. Кентукки - его законный отец, это засвидетельствовано в архивах ВВС. Мы написали в Англию, чтобы нам выслали его свидетельство о рождении. Проблем не будет - ведь Клейборн на правах отца может потребовать, чтобы сын был с ним. Юристы подготовят документы об усыновлении, и мы их сразу же подпишем.
В этот раз миссис Харрис как будто поняла.
- Вы уверены? - спросила она. - С вами ему будет хорошо.
- Конечно, уверены! - воскликнул мистер Шрайбер, довольный, что до неё наконец дошло. - Говорю вам, этот тип был счастлив избавиться... то есть я хочу сказать, он был рад, что мальчик будет жить с нами.
Миссис Шрайбер поняла, что на первое время для миссис Харрис новостей было достаточно, подтолкнула мужа локтем и сказала:
- Мы расскажем всё подробно попозже, Джоэль. Сейчас, вероятно, миссис Харрис хотела бы немного поговорить со своим другом.
Мистер Шрайбер - киномагнат, детектив и прокурор - проявил себя ещё и послушным мужем.
- Конечно, конечно, - поспешно согласился он. - Мы вас оставляем...
Когда они вышли (миссис Баттерфильд тактично последовала за ними), мистер Бэйсуотер промолвил:
- Ну вот. Кажется, всё устроилось?
Остатки чёрной волны разочарования нахлынули на миссис Харрис - слишком долго жила она в мире иллюзии, и слишком резким и грубым было пробуждение к реальности, которое привело её к болезни.
- Я всё-таки дура, - вздохнула она. - Я влезла в чужие дела, я всем причинила только хлопоты и неприятности. И ещё имела наглость утверждать, что мигом разыщу в Америке отца Генри. И что из этого вышло?..
Мистер Бэйсуотер потянулся, чтобы успокаивающе похлопать её по руке и с удивлением обнаружил, что всё ещё держит её ладонь, так что он просто слегка сжал её руку и ответил:
- Полноте, Ада. Вы нашли ему не одного, а целых двух отцов за ту же цену - неплохой, по-моему, результат.
Тень улыбки мелькнула на лице миссис Харрис, но она не могла так вот сразу отбросить свою скорбь и чувство вины.
- Но ведь всё могло кончиться и очень плохо, - возразила она, - если бы не миссис Шрайбер. Что бы тогда стало с мальчиком?..
- А что стало бы с ним, если бы не вы? - ответил мистер Бэйсуотер и улыбнулся ей.
Миссис Харрис улыбнулась в ответ
- Что привело вас в Нью-Йорк, Джон? - спросила она.
Мистер Бэйсуотер вспомнил о своих проблемах и даже вздрогнул. Потерев лоб, он озабоченно сказал:
- Это всё мой "роллс". Там начался какой-то шум, а в чём дело, никак не найду. Я прям спятил... то есть, - поправился он, заметив, что опять сбился на кокни, - я хочу сказать, я потерял душевное равновесие, пытаясь найти причину. Уже целую неделю я пытаюсь определить её, однако, увы, безрезультатно. Я теперь точно знаю, что дело не в коробке передач, не в глушителе и не в воздушном фильтре. Я перебрал задний мост, и ничего не нашёл. Проверил всю гидравлику, разобрал двигатель. Головка распределителя не виновата, и с водяным насосом все в порядке. Иногда, бывает, слегка пощёлкивает ремень вентилятора, но в данном случае он ни при чём.
- А что за звук? - поинтересовалась миссис Харрис, лишний раз доказывая, что она была из тех женщин, которые способны показать интерес и к мужским проблемам.
- Н-ну... это не стук и не щелчки, и я бы не назвал это ни побрякиванием, ни скребущим звуком, ни скрипом, ни писком, ни треском, - объяснил мистер Бэйсуотер, - но звук есть, я его всё время слышу. А ничего подобного в "роллс-ройсе" быть слышно не должно - во всяком случае в моём "роллс-ройсе". Это как будто где-то под сиденьем, но не совсем, а как бы позади; и признаюсь, это буквально сводит меня с ума. Словно бы Всевышний говорит мне - "ты впал в гордыню, утверждая, что твой автомобиль совершенен; так вот, я тебе покажу твоё "совершенство"! Ну-ка, сможешь ли ты с этим разобраться, мистер зазнайка?.." Вы понимаете - не то чтобы я в самом деле был таким уж гордецом и зазнайкой, просто я по-настоящему люблю "роллс-ройсы". Я в жизни не любил ничего другого. Всю свою жизнь я мечтал найти действительно совершенный "роллс-ройс", и эта машина была совершенством - до недавних пор.
Пожилой шофёр был так очевидно расстроен, что миссис Харрис даже позабыла на время о своих горестях и попыталась найти что-то, что могло бы утешить его - как он только что утешил её. Было что-то... какое-то давнее воспоминание... да!
- Несколько лет назад, - сказала она, - я ходила убираться к одной даме. Такая была типичная богатая стерва... Так вот у неё тоже был "роллс-ройс", и вот как-то раз, помню, она говорит своему шофёру - "Джеймс, в машине, позади, что-то дребезжит. Исправьте это, пока у меня не случился нервный срыв!". И бедняга чуть не спятил, покуда пытался найти, в чём там было дело. Он два раза кряду разобрал всю машину до винтика и снова собрал, и потом только случайно наткнулся на ту штуку. И знаете, что это было?
- Нет, - отозвался мистер Бэйсуотер заинтересованно. - И что же?
- Одна из её заколок для волос! Она выскользнула и упала за сиденье. Конечно, в вашей машине такого случиться не могло, ведь маркиз заколок не носит...
Мистер Бэйсуотер, как обычно при волнении, сбился на кокни - и в этот раз это был самый сочный кокни, какой когда-либо слышала от него миссис Харрис.
- Ах же ж ты Боже ж ты мой, Господи! - воскликнул он. - Чтоб ей так пусто было, заразе! - и на лице его написалось выражение приговоренного к казни, только что услыхавшего о помиловании. - Я так думаю, вы в точку попали! Маркиз-то, ясно-дело, заколок не носит, а вот вёз я той неделей мадам Могаджибх, жену сирийского посла, с приёма к ей домой, так она-то была ими утыкана, что твой ёж. Чёрные такие, здоровенные заразы. Ада, милочка, вот ваш поцелуй, который вы тогда на пароходе не получили!.. - и он нагнулся и запечатлел на лбу миссис Харрис звучный поцелуй. Затем он поднялся и заявил:
- Немедленно отправляюсь искать её. До встречи! - и выбежал из комнаты.
Предоставленная самой себе, миссис Харрис некоторое время размышляла о стремлении к совершенству, которое, похоже, заложено в людях и которое было в данном случае представлено огорчением мистера Бэйсуотера неполадками в лучшей в мире машине. Впрочем, вполне вероятно, думала она, что истинное и полное совершенство - достояние лишь Того, Кто бывает порой благосклонен к смертным, порой - не особенно, а иногда явно ревнует к их попыткам достичь совершенства...
Может быть, и она хотела слишком многого? "Да!" - ответил ей с пылом внутренний голос. - "Слишком многого!". Она попыталась сыграть не просто роль доброй феи-крёстной, но почти что роль самого господа бога, - и была за то наказана. А затем она вновь вспомнила свое чудесное платье - платье, которое некогда было столь прекрасным, а затем было изуродовано безобразной дырой, прожжённой в нем. Да, платье погибло; но у нее осталось нечто большее и лучшее - друзья, которых она встретила во время своего парижского приключения.
Поняв это, она поняла и другое - пусть она не добилась успеха в попытке воссоединить Генри с его отцом, провалом её американская миссия не закончилась. Ничто в этой жизни не может быть совершенным, полный успех недостижим, - но чаще всего мы вполне можем удовольствоваться и меньшим, и, вероятно, это - один из основных уроков в нашей жизни. Вот и сейчас - малыш Генри был вне досягаемости мерзавцев Гассетов и получил приёмных родителей, которые его полюбили и помогут ему вырасти хорошим человеком; а сама она узнала и полюбила новую страну и новый народ. Безусловно, жаловаться на судьбу, получив от неё такие подарки, было бы чёрной неблагодарностью. Шрайберы счастливы, счастлив Генри, - да как смеет она, Ада Харрис, чувствовать себя несчастной только потому, что не сбылась буквально её тщеславная мечта?
- Вот что, Ада Харрис, - обратилась она к себе, - стыдно тебе должно быть! Разлеглась тут, валяешься, словно тебе делать больше нечего! - и уже вслух позвала: - Ви!
Миссис Баттерфильд, чуть ли не прыгая от радости, влетела в комнату подобно ликующему гиппопотаму.
- Ты меня звала, милочка? - пропыхтела она. - Слава тебе, Господи, - да ты снова на себя похожа!
- Дорогая, как насчет чашечки чаю? - сказала ее подруга. - Мне пора вставать.
22
Очарование раннего нью-йоркского лета, с девушками в лёгких летних платьях, парками в цвету и ясным солнечным небом сменилось тяжкой сырой жарой июля. Домашнее хозяйство Шрайберов работало как часы - прислуга, обученная миссис Харрис, не знала упущений. Формальности усыновления Шрайберами Генри были завершены, и мальчик полноправно водворился в их доме. Близились два события, по поводу которых надо было что-то предпринимать. Первым был сезон отпусков, когда происходит массовый исход нью-йоркцев из потного, задыхающегося города в горы или на побережье, а вторым - семнадцатое июля, дата истечения срока виз миссис Харрис и миссис Баттерфильд.
Мистер и миссис Шрайбер долго обсуждали этот вопрос между собой, и вот как-то вечером миссис Харрис с подругой попросили зайти в кабинет хозяина, где супруги сидели рядышком с важным и озабоченным видом.
- Дорогие миссис Харрис и миссис Баттерфильд, - начала миссис Шрайбер, - присядьте, прошу вас. Нам надо кое-что обсудить.
Англичанки переглянулись и осторожно присели на краешки стульев.
- Мы с мистером Шрайбером, - продолжила хозяйка, - сняли на лето небольшой коттедж у моря в штате Мэн. Мистер Шрайбер очень устал за несколько месяцев работы по реорганизации его компании, и мы хотели бы просто отдохнуть в покое, без всяких особенных развлечений. Мы, безусловно, можем оставить квартиру на прислугу, но, возможно, вы согласились бы поехать с нами в Форест-Харбор, приглядеть за Генри и нами?.. Мы, право, были бы счастливы...
Подруги опять переглянулись, и мистер Шрайбер поспешно сказал:
- О визах не беспокойтесь - вам их продлят ещё на полгода, у меня есть связи в Вашингтоне. Я это в любом случае намеревался сделать.
- А осенью, когда мы вернёмся в Нью-Йорк, - продолжила его жена, - вы, может быть, останетесь с нами ещё на некоторое время... - и быстро добавила: - Признаться, мы надеялись уговорить вас остаться с нами навсегда. Понимаете, Генри вас обеих любит, и - и мы тоже, и потом - я хочу сказать, мы обязаны вам и вряд ли когда-нибудь сможем рассчитаться с вами за всё, что вы для нас сделали. Если бы не вы, у нас никогда не было бы Генри, а он уже значит для нас больше, чем мы могли бы выразить словами. Господи, да мы просто не хотим расставаться с вами! Вам не надо будет много работать, и вы сможете жить с нами. Вы останетесь? Вы поедете с нами в Мэн?..
В наступившем молчании подруги переглянулись в третий раз, и подбородки миссис Баттерфильд задрожали; миссис Харрис, однако, как и подобает капитану команды, сдержалась - хотя и ее тронула просьба хозяйки.
- Господь вас благослови за вашу доброту, - промолвила она, - мы с Вайолет только об этом и говорили в последние дни. Нам так жаль - но мы не можем остаться, правда не можем!
Мистер Шрайбер был весьма удивлен.
- Говорили в последние дни?.. Но ведь мы вам только что это сказали. Мы и сами-то не знали буквально до вчерашнего дня...
- Но мы видели, к чему всё идет, - объяснила миссис Харрис. А миссис Баттерфильд вытерла глаза уголком фартука и пробормотала: "Милые, добрые люди!.."
- Вы хотите сказать, что знали про дом на побережье и про то, что мы попросим вас поехать с нами? - удивлённо спросил мистер Шрайбер.
Миссис Харрис безо всякого смущения пояснила:
- Ну, в доме новости не утаишь. У стен, как говорится, и то уши есть. О чем ещё говорить в общей гостиной на нашей половине, как не о том, что делается на хозяйской?..
- Так вы не останетесь? - спросила миссис Шрайбер с несчастным видом.
- Голубушка, - мягко сказала миссис Харрис, - чего бы мы только ни сделали, чтобы отблагодарить вас за то, что вы были так добры к нам и за то, что вы дали Генри дом и шанс в жизни!.. Но мы все обсудили - мы не можем, просто не можем.
Видя, как расстроилась его супруга, мистер Шрайбер спросил:
- Но в чём же дело? Вам не нравится Америка?
- Боже упаси! - воскликнула миссис Харрис. - Тут чудесно! Наверно, во всем мире лучше места не найти - правда, Ви?
Взволнованная миссис Баттерфильд могла лишь покивать в ответ.
- Но что тогда? - настаивал мистер Шрайбер. - Если дело в деньгах, мы могли бы...
- Деньги! - замахала руками миссис Харрис. - У нас их уже больше чем нужно! Мы не возьмем у вас больше ни пенни. Просто - просто мы соскучились по дому.
- Соскучились! - эхом повторил мистер Шрайбер. - Но у вас тут есть всё! В чем дело?
- Вот именно, - попыталась объяснить миссис Харрис, - у нас есть всё. А мы скучаем по малости, которая была у нас дома. Нам пора. Мы - мы должны ехать.
И неожиданно, так, словно эти слова вырвались из самой глубины ее сердца, она воскликнула:
- Пожалуйста, не просите нас остаться и не спрашивайте, почему мы хотим уехать!..
Ну как могла она объяснить - даже Шрайберам, которые сами жили в Лондоне и любили его, как хочется им вернуться в этот огромный, неспешный, широко раскинувшийся серый город, где они родились и прожили всю жизнь?
Стеклянные громады нью-йоркских небоскребов уводили ваши глаза к небу, непередаваемый и неповторимый уличный шум, непрестанное движение в каньонах улиц будоражили и волновали, роскошные и яркие театры, магазины и супермаркеты поражали воображение. Но как объяснить тоску по серым и бурым зданиям, которые бесконечными рядами теснились вдоль улиц, по этим улицам, вливавшимся в маленькие, уютные тихие площади, обсаженные деревьями, или по другим улицам, где каждый из домов1 был выкрашен в свой цвет?
Как объяснить друзьям, что они соскучились по спокойной и уютной, хотя и далеко не красивой лондонской улочке Виллис-Гарденс, по цоканью копыт лошади цветочника в утренней тишине, по улочке, где даже проезжающее такси становилось почти событием?
Могли ли сравниться суета, шум и спешка делового, сияющего неоном Нью-Йорка, в котором им повезло прожить полгода, с удовольствием от чашки чая на тесной кухоньке лондонской полуподвальной квартиры?
И уж никак нельзя было, не обижая Шрайберов, сказать им, что подруги соскучились по своей работе в качестве приходящей прислуги.
В Лондоне каждый день приносил что-то новое - приключение, сплетню, слух. Случалось хорошее и плохое: подруги радовались и огорчались, обсуждали своих клиентов. А их у каждой было не по одному и не по два, а не меньше чем по дюжине - каждый со своим характером, темпераментом, со своими жизненными обстоятельствами, надеждами, тревогами, проблемами и устремлениями, провалами и победами. Каждому уделялось по часу-два (не каждый, конечно, день). Поэтому у каждой из подруг было, можно сказать, не по одной, а по целой дюжине интересных жизней - ведь их клиенты доверяли им все свои секреты, как водится это между лондонскими приходящими уборщицами и их нанимателями.
Какова новая девушка майора Уоллеса - как он уверял, его кузина, только что из Родезии, хотя уж кто-кто, а миссис Харрис точно знала, что майор только позавчера познакомился с ней в "Антилопе"; с какими новыми причудами и требованиями графини Вышинской придется бороться - весело, но бескомпромиссно; - всё это было интересно. А если, к примеру, "Экспресс" публиковал пикантную скандальную историю о том, как лорд Какеготам был застигнут супругой весьма ин флагранте2 с Памелой Такойто посреди пальм в кадках на майской ярмарке, - на другой день, убираясь у миссис Ффорд Ффулкс, известной своими двойными "Ф" и остроумием разведенной светской дамы, которая не пропускала никаких интересных событий, миссис Харрис имела возможность выслушать историю со всеми подробностями и в том виде, в каком она имела место в действительности, а не в том, в каком были вынуждены изложить её связанные условностями и цензурой светские хроникёры.
А ещё был среди клиентов миссис Харрис некий мистер Александр Хироу, который путался с духами, призраками и полтергейстом и державший загадочную лабораторию на задах своего дома в Итон-Мьюз. Миссис Харрис его берегла и лелеяла, хоть и побаивалась. Но, согласитесь, как это здорово - быть на короткой ноге с тем, кто, в свою очередь на короткой ноге с потусторонними существами!
Даже такие, казалось бы, мелочи, как то, удастся ли мистеру Пилкертону отыскать свой паричок, которым он прикрывал растущую лысинку и который с пьяных глаз запихал невесть куда, или самочувствие карликового персикового пуделя Уодхэмов - эта симпатичная и дружелюбная собачка вечно чем-то хворала, - или, скажем, успеют ли сшить новое платье к Охотничьему Балу для леди Дант, - даже такие пустяки делали каждый день интересным.
А как приятно было порой дать от ворот поворот зарвавшемуся клиенту, не угодившему им или нарушившему какую-нибудь из заповедей профсоюза уборщиц, и как интересно было потом выбирать себе нового клиента на место неудачника! Последняя процедура включала звонок в контору по найму или в "Юниверсал Аунтс"3, допрос претендента и, наконец, волнующий визит в новый дом, кладезь новых сплетен и сокровищницу вещей, за которыми надо было ухаживать.
Что могло сравниться со всем этим - даже в Нью-Йорке, величайшем городе мира?..
Их влекли домой - пустяки. Мелочи. Никогда они не видели, например, столь богатого выбора столь привлекательных продуктов, как в американских супермаркетах - но никогда не видели они и столь безличных, можно сказать бездушных магазинов, как эти супермаркеты. Каждая отбивная, каждый листик латука, каждая вымытая до блеска морковка лежали на прилавках в своих целлофановых саванах - стерильные, надраенные, спелёнатые пластиком, взвешенные и оклеенные ярлычками - и нетронутые человеческими руками. А подруги скучали по зеленной лавке Уорблза на углу, с корзинами, из которых на покупателей глядела чуть подвядшая зелень, какие-то задумчивые капустные кочаны, сонные морковки и чуть перезрелая брюссельская капуста; но тут чудесно пахло - не пластиком, а пряностями, землёй и чем-то очень домашним - а надо всем царил сам мистер Уорблз. Соскучились они и по своему мяснику, мистеру Хэггеру - им хотелось видеть, как он ловко отрезает ломоть мяса, шлёпает его на чашку весов - "Вот, соседушка, лучший английский барашек, какого вам только доводилось пробовать! Один фунт два с половиной пенса, пожалста!" - заворачивает покупку в лист газеты месячной давности и подаёт, перегнувшись через прилавок, словно вручает бесценный дар.
____________________________
1В Лондоне под "домом" обычно понимается подъезд. Традиционно в старых английских домах семья занимает целиком всю лестницу, так что каждая квартира имеет собственный выход на улицу.
2ин флагранте - "на месте преступления" (лат.юр.)
3"Юнивёрсал Аунтс" ("Всемирные тётушки") - название фирмы "добрых услуг"