краудфандинг и деньги для реальности
Kickstarter и прочие технологии «краудфандинга» показывают интересную ситуацию, где деньги теряют свою функцию оператора равновесия. Недавно Богост (http://www.bogost.com/blog/buying_hypothetical_products.shtml ) писал о том, что участие в краудфандинге компьютерных игр - не более, чем своеобразная социализация фантазий, коллективный хайп, не имеющий большого отношения к рынку. То есть раньше вы платили деньги за вход в клуб, теперь же сама оплата приравнивается пребыванию в клубе. Социальные сети делают деньги элементарным сообщением, которого вполне достаточно для циркуляции. Можно говорить языком денег, и это более чем аутентичное общение, поскольку тут каждое слово чего-то стоит.
Но чисто экономический момент состоит в том, что полученные деньги - всегда не те. В одном случае этих денег всегда «меньше». То есть то, чего желают вкладчики, - это, например, нормальная игра, как продукт определенной индустрии. У нас есть фантазия, что мы можем на собственные деньги снять новую - лучшую - серию Звездных войн. А за целевую сумму они могут получить лишь странную поделку, которая их все равно бы не удовлетворила. Поэтому, кстати, лучше такие проекты не доводить до конца, не разрушать фантазию. То есть между тем, что они хотят, и тем, что они оплачивают, есть очевидный разрыв. И наоборот - в последнем Wired перечисляется несколько проектов, запущенных на Kickstarter и утопленных в деньгах: например, люди хотели найти финансирование для своих дизайнерских ручек, но получили денег в двадцать раз больше, чем надо. Или спроектировали дешевый 3-d принтер и запросили целевую сумму в 25 тысяч долларов, а получили 830 тысяч, из которых 330 тут же забрала налоговая, так что теперь денег даже мало, поскольку их не хватает, чтобы обслужить заказчиков. Если денег дали больше, радоваться нечему, поскольку весь план в прежнем виде проваливается, а новый невозможно отстроить.
Если же переходить к культурным реалиям (журналы, сайты на Ворд-Пресс, но с чрезвычайно ценным содержанием и т.д.), возникает довольно очевидный вопрос о функции такого рода финансирования, когда, грубо говоря, сообщество платит самому себе. Собственно, зачем нужны деньги, если все, для чего они якобы собираются, это же сообщество может выдать самому себе натурой, in kind? Например, в интернет-редакции «гонорары» не являются сколько-нибудь значимым стимулом для авторов: последние либо - уже известные люди, и просто вкладываются в сборку собственного сообщества, либо, напротив, малоизвестные, которые притягиваются фокусом этого сообщества. В большинстве случаев возможность «писать без гонорара» в таких случаев может даже выступать в качестве критерия: если автор требует гонорар, то гонорар ему и не положен, и текст у него лучше не брать (поскольку гонорар - исходно двусмысленная машинка оплаты: работающий на гонорар, его не достоин). То есть производители контента - в достаточно большом, консолидированном, политически когерентном, активно пишущем и рассуждающем сообществе, - должны собираться и активироваться бесплатно. Топы проекта - как правило обеспеченные люди, которые могут заниматься общей политикой, консультацией и презентацией. Слабым местом (требующим финансовых вливаний) кажутся разве что линейные редакторы, но в том-то все и дело, что после преодоления определенного порога связности, заинтересованности, энергетики и востребованности, техническая сборка контента от редакторов должна перейти к «самоорганизации» по типу турбулентного движения. В таком случае, если сайт делается один раз, а потом не требует существенной доработки, даже функции корректора могут дисперсно распределяться среди когерентного сообщества. То есть зачем нужны деньги проектам, которые из беспорядочного движения перешли в турбулентное, то есть самоорганизовались, совершенно непонятно: кажется, что каждую функцию они могут плавно распылять среди собственного весьма значительного сообщества, так что каждый будет подхватывать «работу», которая именно ему нравится и к которой он способен. Некоторые компьютерные системы (например формализм Production system) были построены именно на таком broadcast-распределении задач в открытом пространстве - workspace): все задачи обозначаются, формулируются и распространяются в открытом эфире (сейчас это не представляет никакого труда), который и определяет границы воркспейса, все агенты которого (сообщество), активируются как программные объекты - но не по указке - а именно в соответствии со своими внутренними алгоритмами, позволяющими подхватывать именно ту задачу, которая лучше всего им соответствует. Естественно, со временем происходит определенная стратификация (кто-то перехватывает функцию автора, а кто-то - редактора), но это не важно. Важно то, что краудфандинг наиболее эффективен для уже запущенных и когерентных проектов/сообществ, но кажется, что именно им-то деньги совершенно не нужны, поскольку более эффективно они могут существовать без денег, в рамках распределенного workspace с широким эфиром задач/исполнителей. То есть никакого «материального» обоснования денег тут не существует.
И здесь, конечно, вступает в игру не всегда последовательная функция денег как фильтра, то есть той границы, которая позволяет отличать контент от графомании. Именно там, где контент может производиться в распределенном виде (как он уже и производится), возникает проблема его стратификации - на разных уровнях, как авторском, так и пользовательском. Гонорар в этом смысле - это не деньги, а «поддельные деньги», которые всегда одновременно гораздо меньше «номинала» (поскольку, как правило, создание контента не оправдано с чисто рациональной точки зрения максимизации полезности), а с другой - гораздо больше, но лишь в «фьючерсной форме», то есть каждый гонорар выступает как своеобразная ценная бумага, совпадающая с номинальным значением дензнака, но обещающая труднопрогнозируемые прибыли. Интересно, что даже эта функция не требует того, чтобы автономные культурные проекты использовали «реальные» деньги. По сути, тут можно было бы ввести некий аналог полузабытых «вторых денег» Долгина, который выполнял бы не только функцию «оценки» и «признания», но и покрывал бы значительную часть культурных потребностей авторов/редакторов, которые и так удовлетворяются в изрядном объеме в том же самом сообществе. То есть можно ввести культурные талоны, некие «культубли», которые бы и выступали реальной единицей культурного обращения, позволяя распределять потребление внутри когерентного сообщества. Скажем, отдельные рестораны могли бы взять на себя обязательство кормить авторов за соответствующее количество культублей. В книжных магазинах нового Бенъямина было бы пристойней покупать за 200 культублей, а не рублей, и т. д. Поскольку сообщество достаточно обширно, такая экстериоризация собственной логики внутренних услуг вполне могла бы стать самоподдерживающейся.
Зачем же в таком случае нужны реальные, то есть государственные деньги? Зачем сотрудничать с государством на уровне финансов? Вот это уже именно вопрос культуры, которая стремится к автономизации, но в то же время боится ее как огня. Ситуация достаточно проста в том случае, когда, как у нас, культура (в профессиональном смысле ее «работников») - не столько онтический регион, сколько «онтологический», то есть, в пределе, охватывающий все социальное пространство, а потому в принципе не способный к «самоорганизации». С одной стороны эту ситуацию можно прочитать как «слабость» культуры: общество строится как гомологизация, благодаря которой понятно, например, что полковник - это все равно, что профессор, а профессор - все равно, что шеф-редактор крупного издания. Деньги в таком случае выступают просто традиционным tertium comparationis, а потому они невозможны в качестве «вторых денег», культурных талонов на питание. С другой стороны, та же ситуация прочитывается как культурный мегапроект, в котором все позиции фундируются именно «общей культурой» (полковник тоже желает разбираться в авторском кино), а потому культурные деньги всегда должны обеспечиваться государственными бумагами. И в том, и в другом случае введение культублей, как и турбулентная организация сообщества, представляются невозможными: в первом случае члены такого сообщества представляются самим себе «фриками», во втором - они отказываются от собственно мастер-функции, которая и определяет культуру. В результате краудфандинг представляется воплощенным противоречием: сообщество декларирует свою независимость от «всего внешнего», но языком этой декларации и ее оператором будет внешний, чужеродный инструмент, в иных случаях представляющийся проводником коррупции, насилия, вторым лицом государства и т. д.
Но за оппозицией слабости(неавтономии)/господства(будущего или онтологического) культуры (причем оба члена этой оппозиции водят «реальные деньги»), скрывается невозможность выстроить самозамкнутую систему культурных означающих: любой знак признания в пределе должен легитимироваться извне, иметь своеобразное алиби. Культура, которая готова выстроиться в качестве самоорганизующегося сообщества, каждый раз рискует самоуничтожением. Это верно даже для действительно автономных областей, вроде точных наук. Например, в продолжающихся волнениях по поводу научного paywall'а (http://www.guardian.co.uk/science/open-access-scientific-publishing) некоторые математики пришли к тому выводу, что достаточно «блоговой» (или facebook-) модели для обсуждения научных результатов, поэтому совершенно невозможно понять, зачем нужны платные журналы научных консорциумов, куда сами же авторы и платят в большинстве случаев. Заметим, что тут авторы платят, а не получают. И этот пример показывает, что в обоих случаях - и науки, и краудфандинга, - вопрос не в «реальной экономике», а в деньгах как таковых: если минус (выплата) равен плюса (получению), значит реальна лишь функция медиума. Почему нельзя отменить paywall? Только потому, что тогда исчезнет иллюзия, что наука - это не просто так, что это не хобби. Грубо говоря, исчезнет сама «реальность». Разумеется, такая иллюзия могла создаваться и другими средствами, например государственным заказом или репрессиями. Например, ученые в «шарашке» понимали, что это «не просто так» (просто так их отправили бы обратно в лагерь). Сегодняшний paywall - это именно мягкий вариант «шарашки», но символически он выполняет ту же самую функцию: легитимирует «культурное» признание внешним алиби, «реальным референтом», который, конечно, «реален» только изнутри культурной коммуникации. Так и в случае краудфандинга: в нем налицо парадоксальная ситуация «алиби в складчину», поскольку без такого алиби культурное производство моментально превращается в то, что буквально «ничего не значит». Смехотворность ситуации, конечно, в том, что в обоих случаях, и в науке, и в культурном крааудфандинге, такое алиби (которое по логике, вообще-то, всегда приходило извне) приходится покупать самостоятельно, то есть по модели перекладывания из правого кармана в левый, хотя определенный конфуз и чувствуется. Впрочем, как давно известно читателям детективов, если у вас есть алиби, это как раз и значит, что оно поддельное.
Но чисто экономический момент состоит в том, что полученные деньги - всегда не те. В одном случае этих денег всегда «меньше». То есть то, чего желают вкладчики, - это, например, нормальная игра, как продукт определенной индустрии. У нас есть фантазия, что мы можем на собственные деньги снять новую - лучшую - серию Звездных войн. А за целевую сумму они могут получить лишь странную поделку, которая их все равно бы не удовлетворила. Поэтому, кстати, лучше такие проекты не доводить до конца, не разрушать фантазию. То есть между тем, что они хотят, и тем, что они оплачивают, есть очевидный разрыв. И наоборот - в последнем Wired перечисляется несколько проектов, запущенных на Kickstarter и утопленных в деньгах: например, люди хотели найти финансирование для своих дизайнерских ручек, но получили денег в двадцать раз больше, чем надо. Или спроектировали дешевый 3-d принтер и запросили целевую сумму в 25 тысяч долларов, а получили 830 тысяч, из которых 330 тут же забрала налоговая, так что теперь денег даже мало, поскольку их не хватает, чтобы обслужить заказчиков. Если денег дали больше, радоваться нечему, поскольку весь план в прежнем виде проваливается, а новый невозможно отстроить.
Если же переходить к культурным реалиям (журналы, сайты на Ворд-Пресс, но с чрезвычайно ценным содержанием и т.д.), возникает довольно очевидный вопрос о функции такого рода финансирования, когда, грубо говоря, сообщество платит самому себе. Собственно, зачем нужны деньги, если все, для чего они якобы собираются, это же сообщество может выдать самому себе натурой, in kind? Например, в интернет-редакции «гонорары» не являются сколько-нибудь значимым стимулом для авторов: последние либо - уже известные люди, и просто вкладываются в сборку собственного сообщества, либо, напротив, малоизвестные, которые притягиваются фокусом этого сообщества. В большинстве случаев возможность «писать без гонорара» в таких случаев может даже выступать в качестве критерия: если автор требует гонорар, то гонорар ему и не положен, и текст у него лучше не брать (поскольку гонорар - исходно двусмысленная машинка оплаты: работающий на гонорар, его не достоин). То есть производители контента - в достаточно большом, консолидированном, политически когерентном, активно пишущем и рассуждающем сообществе, - должны собираться и активироваться бесплатно. Топы проекта - как правило обеспеченные люди, которые могут заниматься общей политикой, консультацией и презентацией. Слабым местом (требующим финансовых вливаний) кажутся разве что линейные редакторы, но в том-то все и дело, что после преодоления определенного порога связности, заинтересованности, энергетики и востребованности, техническая сборка контента от редакторов должна перейти к «самоорганизации» по типу турбулентного движения. В таком случае, если сайт делается один раз, а потом не требует существенной доработки, даже функции корректора могут дисперсно распределяться среди когерентного сообщества. То есть зачем нужны деньги проектам, которые из беспорядочного движения перешли в турбулентное, то есть самоорганизовались, совершенно непонятно: кажется, что каждую функцию они могут плавно распылять среди собственного весьма значительного сообщества, так что каждый будет подхватывать «работу», которая именно ему нравится и к которой он способен. Некоторые компьютерные системы (например формализм Production system) были построены именно на таком broadcast-распределении задач в открытом пространстве - workspace): все задачи обозначаются, формулируются и распространяются в открытом эфире (сейчас это не представляет никакого труда), который и определяет границы воркспейса, все агенты которого (сообщество), активируются как программные объекты - но не по указке - а именно в соответствии со своими внутренними алгоритмами, позволяющими подхватывать именно ту задачу, которая лучше всего им соответствует. Естественно, со временем происходит определенная стратификация (кто-то перехватывает функцию автора, а кто-то - редактора), но это не важно. Важно то, что краудфандинг наиболее эффективен для уже запущенных и когерентных проектов/сообществ, но кажется, что именно им-то деньги совершенно не нужны, поскольку более эффективно они могут существовать без денег, в рамках распределенного workspace с широким эфиром задач/исполнителей. То есть никакого «материального» обоснования денег тут не существует.
И здесь, конечно, вступает в игру не всегда последовательная функция денег как фильтра, то есть той границы, которая позволяет отличать контент от графомании. Именно там, где контент может производиться в распределенном виде (как он уже и производится), возникает проблема его стратификации - на разных уровнях, как авторском, так и пользовательском. Гонорар в этом смысле - это не деньги, а «поддельные деньги», которые всегда одновременно гораздо меньше «номинала» (поскольку, как правило, создание контента не оправдано с чисто рациональной точки зрения максимизации полезности), а с другой - гораздо больше, но лишь в «фьючерсной форме», то есть каждый гонорар выступает как своеобразная ценная бумага, совпадающая с номинальным значением дензнака, но обещающая труднопрогнозируемые прибыли. Интересно, что даже эта функция не требует того, чтобы автономные культурные проекты использовали «реальные» деньги. По сути, тут можно было бы ввести некий аналог полузабытых «вторых денег» Долгина, который выполнял бы не только функцию «оценки» и «признания», но и покрывал бы значительную часть культурных потребностей авторов/редакторов, которые и так удовлетворяются в изрядном объеме в том же самом сообществе. То есть можно ввести культурные талоны, некие «культубли», которые бы и выступали реальной единицей культурного обращения, позволяя распределять потребление внутри когерентного сообщества. Скажем, отдельные рестораны могли бы взять на себя обязательство кормить авторов за соответствующее количество культублей. В книжных магазинах нового Бенъямина было бы пристойней покупать за 200 культублей, а не рублей, и т. д. Поскольку сообщество достаточно обширно, такая экстериоризация собственной логики внутренних услуг вполне могла бы стать самоподдерживающейся.
Зачем же в таком случае нужны реальные, то есть государственные деньги? Зачем сотрудничать с государством на уровне финансов? Вот это уже именно вопрос культуры, которая стремится к автономизации, но в то же время боится ее как огня. Ситуация достаточно проста в том случае, когда, как у нас, культура (в профессиональном смысле ее «работников») - не столько онтический регион, сколько «онтологический», то есть, в пределе, охватывающий все социальное пространство, а потому в принципе не способный к «самоорганизации». С одной стороны эту ситуацию можно прочитать как «слабость» культуры: общество строится как гомологизация, благодаря которой понятно, например, что полковник - это все равно, что профессор, а профессор - все равно, что шеф-редактор крупного издания. Деньги в таком случае выступают просто традиционным tertium comparationis, а потому они невозможны в качестве «вторых денег», культурных талонов на питание. С другой стороны, та же ситуация прочитывается как культурный мегапроект, в котором все позиции фундируются именно «общей культурой» (полковник тоже желает разбираться в авторском кино), а потому культурные деньги всегда должны обеспечиваться государственными бумагами. И в том, и в другом случае введение культублей, как и турбулентная организация сообщества, представляются невозможными: в первом случае члены такого сообщества представляются самим себе «фриками», во втором - они отказываются от собственно мастер-функции, которая и определяет культуру. В результате краудфандинг представляется воплощенным противоречием: сообщество декларирует свою независимость от «всего внешнего», но языком этой декларации и ее оператором будет внешний, чужеродный инструмент, в иных случаях представляющийся проводником коррупции, насилия, вторым лицом государства и т. д.
Но за оппозицией слабости(неавтономии)/господства(будущего или онтологического) культуры (причем оба члена этой оппозиции водят «реальные деньги»), скрывается невозможность выстроить самозамкнутую систему культурных означающих: любой знак признания в пределе должен легитимироваться извне, иметь своеобразное алиби. Культура, которая готова выстроиться в качестве самоорганизующегося сообщества, каждый раз рискует самоуничтожением. Это верно даже для действительно автономных областей, вроде точных наук. Например, в продолжающихся волнениях по поводу научного paywall'а (http://www.guardian.co.uk/science/open-access-scientific-publishing) некоторые математики пришли к тому выводу, что достаточно «блоговой» (или facebook-) модели для обсуждения научных результатов, поэтому совершенно невозможно понять, зачем нужны платные журналы научных консорциумов, куда сами же авторы и платят в большинстве случаев. Заметим, что тут авторы платят, а не получают. И этот пример показывает, что в обоих случаях - и науки, и краудфандинга, - вопрос не в «реальной экономике», а в деньгах как таковых: если минус (выплата) равен плюса (получению), значит реальна лишь функция медиума. Почему нельзя отменить paywall? Только потому, что тогда исчезнет иллюзия, что наука - это не просто так, что это не хобби. Грубо говоря, исчезнет сама «реальность». Разумеется, такая иллюзия могла создаваться и другими средствами, например государственным заказом или репрессиями. Например, ученые в «шарашке» понимали, что это «не просто так» (просто так их отправили бы обратно в лагерь). Сегодняшний paywall - это именно мягкий вариант «шарашки», но символически он выполняет ту же самую функцию: легитимирует «культурное» признание внешним алиби, «реальным референтом», который, конечно, «реален» только изнутри культурной коммуникации. Так и в случае краудфандинга: в нем налицо парадоксальная ситуация «алиби в складчину», поскольку без такого алиби культурное производство моментально превращается в то, что буквально «ничего не значит». Смехотворность ситуации, конечно, в том, что в обоих случаях, и в науке, и в культурном крааудфандинге, такое алиби (которое по логике, вообще-то, всегда приходило извне) приходится покупать самостоятельно, то есть по модели перекладывания из правого кармана в левый, хотя определенный конфуз и чувствуется. Впрочем, как давно известно читателям детективов, если у вас есть алиби, это как раз и значит, что оно поддельное.