Музыкант
Жил да был пианист и не просто пианист, а виртуоз, отдавший себя музыке полностью, всего и без остатка. К тому же композитор, а может он композитор гениальный и виртуозный пианист, это с какого бока на него посмотреть. Сам он этого не знал, но бабушки у подъезда поговаривали, что он душу дьяволу продал, и когда он выходил из подъезда, неистово ему улыбались всеми своими зубами у кого, сколько было и опасно для своего возраста кивали головой, здороваясь с ним. Но, когда он сворачивал за угол с таким усердием крестились на купола храма, что видевший их в окно отец Офиноген, как-то, раз усомнился в своей вере и даже аскезу над собой сотворил от огорчения.
Был у пианиста торшер любимый, мягкий свет которого придавал ему творческое настроение и вообще был семейной реликвией. По семейной легенде под светом этого торшера его прабабка по материнской линии пела колыбельную не то Пушкину, не то Льву Толстому, о чём семейные биографы вели жаркие споры, отчего торшер, только выигрывал в своей значимости и обрастал новыми слухами и легендами. Даже про Достоевского, что-то стали поговаривать.
Тёплым весенним вечером любуясь, как тёплый ветерок теребит молодую, сочную и уже зелённую листву на композитора снизошла муза и он, усевшись за инструмент, чтобы творить великое и вечное, включил торшер, а он не излучает волшебства в виде электрических фотонов.
«Лампочка», - подумал наш музыкант. Он, конечно, был далёк от электротехники, но знал принцип работы торшера и мог совершенно спокойно, без посторонней помощи поменять в нём лампочку, когда она перегорала. Что он и проделал, но это не вызвало желаемого результата и волшебства опять не получилось. «Плохая лампочка», - подумал наш герой, в смысле не рабочая. Испробовал ещё одну и результат его так же не удовлетворил. Что делать дальше он не знал, и к его горлу потянулась холодная рука страха. «Кары небесные!», - подумал пианист, - «За что мне всё это?! Как долго я буду страдать в этом несовершенном мире?! Каким скажите мне образом я должен творить вечное во мраке обыденности?!» И в голове уже соната начала рождаться о великих творческих муках гения, который вынужден творить в кромешной тьме человеческого безразличия и народного не понимания, но без волшебного света торшера творить он не мог и муки творчества стали раздирать его плоть.
В охватившем его отчаянье он вспомнил, что сосед снизу мужик рукастый, потому что всё время что-то там колотит, сверлит и машину в гараже чинит. Хотя бабки у подъезда имели собственную версию по этому поводу.
Он вскочил и устремился за спасением к своему соседу, который очень внимательно его выслушал, немного склонив голову набок, взял какой-то чемоданчик, зачем-то поцеловал жену. «О боже, это опасно?!», - подумал музыкант.
И они пошли рука об руку в неведомое и опасное, таинственное, но такое манящее и пугающее, но по-своему чарующее полное загадок и тайн путешествие. Мысли музыканта уносили его сознание вдаль космоса всё дальше и дальше. В голове вспыхивали образы музыки, как яркие вспышки озарения. «Вот оно! Вот оно!»,- кричал в своей голове музыкант, - «Я чувствую - это будет соната!» Главное, чтобы торшер заработал и тогда звуки нот сольются в едином порыве и понесутся бурной рекой сознания в мир невежества и узреют люди, что есть красота в чистом в её первозданном виде.
Музыкант продолжал, уходит мысленно всё дальше и дальше в открытый космос музыки, но прозвучавшие, словно из другой галактики слова: «А штепсель Вы давно меняли?» вырвали его из творческого полёта с такой скоростью, что ему даже дурно стало.
«Что?», - спросил музыкант, покрывшись холодным потом, - «Что Вы этим хотите сказать?»
Сосед смотрел на него по-доброму и очень внимательно. В руках он держал эту штуку, которую вставляют в другую штуку, их название музыкант не помнил и его начала охватывать паника, природу которой он не понимал. Ноты, которые только что выстроились в голове стройными рядами, начали разлетаться в разные стороны и лопаться в воздухе, как мыльные пузыри. «Нет! Только не сейчас!», - крикнул музыкант, схватил чистые листы бумаги и начал записывать гениальность своим размашистым подчерком. И вот он уже слышит, как это всё божественно звучит и, содрогаясь от предвкушения, садиться за инструмент и начинает играть. Музыка рождает музыку! Пальцы бегают по клавишам в неистовом темпе в голове только музыка и чистый экстаз…
Сосед Василий, всегда думал, что этот пианист немного того, а сейчас он это наблюдал воочию и немного даже нервничал. Но, взял себя в руки и, осознав, что толку от этого пианиста нет совершенно никакого и не обращая внимания на эту его тарабарщину по клавишам и шуму, который издавало пианино. Спокойно разобрал вилку и розетку, заменил контакт, который со временем окислился «этот торшер еще, наверное, Ивана Грозного видел», - подумал Василий. И в тот момент, когда он включил торшер, чтобы проверить работает тот или нет, пианист звонко ударил по клавишам и с криком «О Боже!» опустил кудрявую голову на руки и затих.
Василий тайком перекрестился и, не произведя ни звука, вышел из квартиры и пошёл домой. А что? Торшер работал, музыкант вроде живой, ну был, по крайней мере.
Хотя у бабушек есть своя версия по этому поводу.