«Хочется про чертей писать»
(Чехов-беллетрист)
Скука - главное слово Чехова. Это слово переходит из произведения в произведение, повторяясь по многу раз. Скучна жизнь, природа, люди, работа, женщины. Почти все герои Чехова - скучающие неврастеники, люди слабые, безвольные и недалекие, либо пустые и развратные. Если они что-то делают, то это все нестоящее и скучное. Лишь врачи у него более-менее порядочные люди и то не всегда («Палата №6», «Интриги»). Скучают дворяне, но скучают и мужики. Скучает даже щука в рассказе на две страницы - и от скуки погибает. Чего уж говорить о людях: у них от скуки даже «запекается кровь».
Чехов словно не понимает, что если он постоянно пишет о скуке и изображает скуку, то само произведение неизбежно скучно. («Но зато честно!» - мог бы ответить Чехов словами героя из своего памфлета «Москва».)
Человек живет в прекрасном имении: немец был бы рад, француз, англичанин - а русский постоянно ноет: скучно! И мается, не зная, чем заняться... И во всем чувствует и видит мучительство, свое и народа... Для усиления скуки Чехов то и дело повторяет фразы героев, разумеется убогие и скучные.
Если человек (по редкости случая) все же чем-то занят - значит, деспот, хитрец, подлец, обирает народ. Он всегда «сытый», «полный и плечистый» (по контрасту с автором). Третьего не дано. Народ, слуги всегда сонные. Ни одного положительного героя (за исключением, может быть, Маленькой Пользы), ни одной «положительной» ситуации. Только скука, мрак и рассуждения, в основном банальные, как все плохо - и надо возрождаться и работать!..
Даже архиерею, которому посчастливилось пожить заграницей, все в России чуждо, непонятно, и он мечтает уехать обратно... Сад всегда запущен, имение разорено, отдано в залог... Люди через одного болеют. Даже у волчицы плохое здоровье («Белолобый»).
Плох и климат, который стесняет «свободу передвижения и задерживает умственный рост людей». И тем влияет на характер русского человека («По делам службы»).
От беспросветности кто-то обязательно хочет покончить с собой или искать «новую жизнь». И, разумеется, ничего для этого не делает.
У Чехова бывают интересные сцены, словечки, но не характеры: они стереотипны, плоски, почти гротескны. И жизнь у них (характеров) плоская, и мысли. Словно автор не мог придумать ничего не плоского.
За каждым серьезным персонажем прячутся уши самого Чехова. Поэтому он вкладывает в уста персонажа мысли, которые ему совершенно не идут, нарушают его образ и правдоподобие.
Конечно, человек сложен, неодномерен, но есть логика сюжета, логика образа. У Достоевского такие штуки прокатывали, у Чехова - нет. Может быть, потому, что у него вообще несколько идей - и он их сует во все произведения, нужно это или не нужно. И эта «идейность», эти проповеди за все хорошее топорщатся, кажутся искусственными и навязчивыми.
Бунин мудро от них воздерживался. (И когда Чехову удается воздерживаться, то кажется, что перед нами другой писатель: «Степь».)
Женщины Чехова глупы, пусты, истеричны, приземлены, беспомощны и праздны. Или, словами героя Чехова: «Лживы, мелочны, суетны, несправедливы, неразвиты, жестоки...» («Ариадна»). Это бесчувственные (очень часто) и бесполезные (почти всегда) существа. Если они и заняты какой-нибудь «полезной деятельностью», которую сами себе от скуки придумали, то делают это нелепо, фанатично и скорее во вред, чем на пользу. Они лишь осложняют и опошляют жизнь мужчины. Понятно, почему он так долго не хотел жениться.
С одной стороны, он постоянно пишет, что надо работать, постоянно укоряет устами «лучших» героев окружающее общество, что оно праздно, ничего не делает, ест чужой хлеб... С другой стороны, если кто-то что-то делает, то все делает не так, весь его труд бесполезен, его работа предрассудок («Хорошие люди»), он ничего не может добиться, разоряется, разочаровывается... Понятно, что работа в банке или работа чиновником - не работа вовсе, а один вред (с чем, отчасти, можно согласиться). Архитекторы строят бездарные дома, инженеры мошенничают и хамят, люди умственного труда не создают ничего славного или сходят с ума, учитель ничего не знает и не любит детей... - словно на Руси и трудиться было невозможно, помимо всех прочих бед («Дом с мезонином», «Жена», «Три года», «Моя жизнь», «Соседи», «Страх», «Черный монах», «Скучная история», «Учитель словесности» и т.д.).
«Россия такая же скучная и убогая страна, как Персия. Интеллигенция безнадежна... Народ же спился, обленился, изворовался и вырождается. Науки у нас нет, литература неуклюжа, торговля держится на мошенничестве...» - говорит отрицательный персонаж «Рассказа неизвестного человека», но слышится голос самого Чехова.
Удивительно, но при жизни критики хвалили Чехова за отсутствие тенденциозности, а издатели ругали (даже консерватор Суворин) за отсутствие идеалов и идей («Воры»). Порой Чехов вставлял идейность или «направление» потому, что ему едва не выкручивали руки («Именины»).
У ипохондрика все плохо и все преувеличено: ни одного честного человека в городе («Моя жизнь»), «У девяноста девяти из ста нет ума» («Дом с мезонином»), «Всеобщее невежество и грубость в отношениях» («Скучная история»), «Два порядочных человека на весь уезд» («Драма на охоте») (видно, хороший уезд, потому что в рассказе «Именины» в уезде не найдено ни одного хорошего человека), «целый день ходишь - и ни одного человека с совестью» («В овраге»), «Ржи и пшеницы у нас в России много, но совсем нет культурных людей» («Страх»), «В Москве... мало талантливых людей» («Три года»)...
Но все это меркнет, когда Чехов показывает «страдания народа», тут уже полное озверение и чернуха («Мужики», «Бабы», «Спать хочется»). Что у Чехова «ничего не умеют» дворяне, это понятно, но у него ничего не умеют и мужики, даже как тушить загоревшийся деревенский дом, и без героического студента сгорела бы вся деревня... Купцы - воры, дураки и даже выродки («Беда», «В овраге»). Все спят на полу на тряпье, а квас всегда с тараканами (и даже щи).
И чем нездоровей становился Чехов, тем ужаснее были страдания народа. И сам его образ: «дикари», «варвары», «печенеги»... «Темнота, дикость, бессердечие и тупое, суровое, скотское равнодушие людей...» («Убийство»). И тем больше проповедей и обличений.
Я не сомневаюсь, что страдания народа имели место, и голод был, и известная дикость (революция, очевидно, не была беспричинна). Но подобные проблемы были во всех странах. В России, может быть, было что-то хуже организовано, но утверждать, что ничего не делалось, что чиновники только воровали или были глупы и ничего не понимали в деле, дворяне пребывали в праздности, интеллигенты лишь мучились от неврастении, мужики лишь дичали и спивались, а рабочие жили в нищете, - мне кажется преувеличением. Это крайне легкий способ упростить картину в угоду своим «идейным» воззрениям. (Про рабочих Чехов сам проговорился: оказывается, за несколько лет работы на заводе можно было скопить 900 рублей (тех рублей)! («Убийство»).)
Нездоровый человек весь мир видит нездоровым. И, читая Чехова, кажется, что хуже страны, чем Россия, нет и быть не может. И Крым тут - светлое пятно, хотя бы климатически.
Если Хармс показывал абсурд жизни через абсурд, то Чехов - через односторонний «реализм». С этого начинается непонимание реальности и ее девальвация. Но если Чехов прав, то можно лишь приветствовать приход большевиков, покончивших с этой гнилью...
Рассказы молодого Чехова были короче, проще, трогательнее - и почти совсем без «направления». Хотя «скука» присутствовала и там. Но постепенно он подпал то под влияние «прогрессистской» литературы, и тогда писал, как Горький. Подпадал он и под влияние Толстого - и тогда писал про «ложь жизни»...
Что касается Чехова-драматурга, то тут дело даже хуже, чем у Чехова-прозаика. (О Чехове-драматурге я еще в начале 90-х написал статью, опубликованную в журнале «Московский наблюдатель», №11-12, 1993 г., в ЖЖ: https://pessimist-v.livejournal.com/tag/%D0%A7%D0%B5%D1%85%D0%BE%D0%B2). (Отдельно тут должна быть рассмотрена малоизвестная и ранняя пьеса Чехова «Безотцовщина», никак не отвечающая своему названию, но по-своему интересная - и ставшая основой знаменитого фильма «Неоконченная пьеса для механического пианино».)
По сути Чехов так и остался фельетонистом, которого мало интересует характер, психология, правдоподобие, да и само искусство, а была важна «идея» и обличение. Он без устали создавал мрачные карикатуры - по принципу: чем хуже, тем лучше. Он не понимал литературы без «направления», без проповеди - и сюжет нужен был ему только как повод, право влезть на кафедру и начать вещать. Пусть сам герой признается, что не знает жизни рабочих, никогда не говорил с ними - но он все равно будет страдать и обличать их ужасную жизнь («Случай из практики»). Огромный рассказ «Припадок» практически весь посвящен осуждению проституции, где на две страницы беллетристики - десять страниц моральных прописей и проклятий. Притом что известно, что Чехов сам пользовался услугами проституток и не стеснялся описывать в письмах их таланты...
Он хотел писать про чертей, а писал про скучных чиновников, взбалмошных женщин, неврастеничных интеллигентов, нервных, ленивых, развратных и недалеких наследников дворянских или купецких гнезд, жрущих чудовищные обеды... Это было востребовано как злая сатира на старый класс, мир, который был заклеймен, который должен уйти, чтобы дать дорогу классу и миру новому, прогрессивному. работящему и т.д.
Приятно помечтать - и в этом Чехов мало отличался от своих героев.
Хотя есть у Чехова произведения, вроде «Дуэли», за которые я готов простить ему все, хотя и в них не обходится без проповедей и морализаторства.
И при всем том приходится признать, что у Чехова есть обаяние - и плюешься, а читаешь. Хотя, возможно, это обаяние именно того, что «прогрессивные» наследники Чехова уничтожили, отставив нам лишь кровоточащую тень.
Скука - главное слово Чехова. Это слово переходит из произведения в произведение, повторяясь по многу раз. Скучна жизнь, природа, люди, работа, женщины. Почти все герои Чехова - скучающие неврастеники, люди слабые, безвольные и недалекие, либо пустые и развратные. Если они что-то делают, то это все нестоящее и скучное. Лишь врачи у него более-менее порядочные люди и то не всегда («Палата №6», «Интриги»). Скучают дворяне, но скучают и мужики. Скучает даже щука в рассказе на две страницы - и от скуки погибает. Чего уж говорить о людях: у них от скуки даже «запекается кровь».
Чехов словно не понимает, что если он постоянно пишет о скуке и изображает скуку, то само произведение неизбежно скучно. («Но зато честно!» - мог бы ответить Чехов словами героя из своего памфлета «Москва».)
Человек живет в прекрасном имении: немец был бы рад, француз, англичанин - а русский постоянно ноет: скучно! И мается, не зная, чем заняться... И во всем чувствует и видит мучительство, свое и народа... Для усиления скуки Чехов то и дело повторяет фразы героев, разумеется убогие и скучные.
Если человек (по редкости случая) все же чем-то занят - значит, деспот, хитрец, подлец, обирает народ. Он всегда «сытый», «полный и плечистый» (по контрасту с автором). Третьего не дано. Народ, слуги всегда сонные. Ни одного положительного героя (за исключением, может быть, Маленькой Пользы), ни одной «положительной» ситуации. Только скука, мрак и рассуждения, в основном банальные, как все плохо - и надо возрождаться и работать!..
Даже архиерею, которому посчастливилось пожить заграницей, все в России чуждо, непонятно, и он мечтает уехать обратно... Сад всегда запущен, имение разорено, отдано в залог... Люди через одного болеют. Даже у волчицы плохое здоровье («Белолобый»).
Плох и климат, который стесняет «свободу передвижения и задерживает умственный рост людей». И тем влияет на характер русского человека («По делам службы»).
От беспросветности кто-то обязательно хочет покончить с собой или искать «новую жизнь». И, разумеется, ничего для этого не делает.
У Чехова бывают интересные сцены, словечки, но не характеры: они стереотипны, плоски, почти гротескны. И жизнь у них (характеров) плоская, и мысли. Словно автор не мог придумать ничего не плоского.
За каждым серьезным персонажем прячутся уши самого Чехова. Поэтому он вкладывает в уста персонажа мысли, которые ему совершенно не идут, нарушают его образ и правдоподобие.
Конечно, человек сложен, неодномерен, но есть логика сюжета, логика образа. У Достоевского такие штуки прокатывали, у Чехова - нет. Может быть, потому, что у него вообще несколько идей - и он их сует во все произведения, нужно это или не нужно. И эта «идейность», эти проповеди за все хорошее топорщатся, кажутся искусственными и навязчивыми.
Бунин мудро от них воздерживался. (И когда Чехову удается воздерживаться, то кажется, что перед нами другой писатель: «Степь».)
Женщины Чехова глупы, пусты, истеричны, приземлены, беспомощны и праздны. Или, словами героя Чехова: «Лживы, мелочны, суетны, несправедливы, неразвиты, жестоки...» («Ариадна»). Это бесчувственные (очень часто) и бесполезные (почти всегда) существа. Если они и заняты какой-нибудь «полезной деятельностью», которую сами себе от скуки придумали, то делают это нелепо, фанатично и скорее во вред, чем на пользу. Они лишь осложняют и опошляют жизнь мужчины. Понятно, почему он так долго не хотел жениться.
С одной стороны, он постоянно пишет, что надо работать, постоянно укоряет устами «лучших» героев окружающее общество, что оно праздно, ничего не делает, ест чужой хлеб... С другой стороны, если кто-то что-то делает, то все делает не так, весь его труд бесполезен, его работа предрассудок («Хорошие люди»), он ничего не может добиться, разоряется, разочаровывается... Понятно, что работа в банке или работа чиновником - не работа вовсе, а один вред (с чем, отчасти, можно согласиться). Архитекторы строят бездарные дома, инженеры мошенничают и хамят, люди умственного труда не создают ничего славного или сходят с ума, учитель ничего не знает и не любит детей... - словно на Руси и трудиться было невозможно, помимо всех прочих бед («Дом с мезонином», «Жена», «Три года», «Моя жизнь», «Соседи», «Страх», «Черный монах», «Скучная история», «Учитель словесности» и т.д.).
«Россия такая же скучная и убогая страна, как Персия. Интеллигенция безнадежна... Народ же спился, обленился, изворовался и вырождается. Науки у нас нет, литература неуклюжа, торговля держится на мошенничестве...» - говорит отрицательный персонаж «Рассказа неизвестного человека», но слышится голос самого Чехова.
Удивительно, но при жизни критики хвалили Чехова за отсутствие тенденциозности, а издатели ругали (даже консерватор Суворин) за отсутствие идеалов и идей («Воры»). Порой Чехов вставлял идейность или «направление» потому, что ему едва не выкручивали руки («Именины»).
У ипохондрика все плохо и все преувеличено: ни одного честного человека в городе («Моя жизнь»), «У девяноста девяти из ста нет ума» («Дом с мезонином»), «Всеобщее невежество и грубость в отношениях» («Скучная история»), «Два порядочных человека на весь уезд» («Драма на охоте») (видно, хороший уезд, потому что в рассказе «Именины» в уезде не найдено ни одного хорошего человека), «целый день ходишь - и ни одного человека с совестью» («В овраге»), «Ржи и пшеницы у нас в России много, но совсем нет культурных людей» («Страх»), «В Москве... мало талантливых людей» («Три года»)...
Но все это меркнет, когда Чехов показывает «страдания народа», тут уже полное озверение и чернуха («Мужики», «Бабы», «Спать хочется»). Что у Чехова «ничего не умеют» дворяне, это понятно, но у него ничего не умеют и мужики, даже как тушить загоревшийся деревенский дом, и без героического студента сгорела бы вся деревня... Купцы - воры, дураки и даже выродки («Беда», «В овраге»). Все спят на полу на тряпье, а квас всегда с тараканами (и даже щи).
И чем нездоровей становился Чехов, тем ужаснее были страдания народа. И сам его образ: «дикари», «варвары», «печенеги»... «Темнота, дикость, бессердечие и тупое, суровое, скотское равнодушие людей...» («Убийство»). И тем больше проповедей и обличений.
Я не сомневаюсь, что страдания народа имели место, и голод был, и известная дикость (революция, очевидно, не была беспричинна). Но подобные проблемы были во всех странах. В России, может быть, было что-то хуже организовано, но утверждать, что ничего не делалось, что чиновники только воровали или были глупы и ничего не понимали в деле, дворяне пребывали в праздности, интеллигенты лишь мучились от неврастении, мужики лишь дичали и спивались, а рабочие жили в нищете, - мне кажется преувеличением. Это крайне легкий способ упростить картину в угоду своим «идейным» воззрениям. (Про рабочих Чехов сам проговорился: оказывается, за несколько лет работы на заводе можно было скопить 900 рублей (тех рублей)! («Убийство»).)
Нездоровый человек весь мир видит нездоровым. И, читая Чехова, кажется, что хуже страны, чем Россия, нет и быть не может. И Крым тут - светлое пятно, хотя бы климатически.
Если Хармс показывал абсурд жизни через абсурд, то Чехов - через односторонний «реализм». С этого начинается непонимание реальности и ее девальвация. Но если Чехов прав, то можно лишь приветствовать приход большевиков, покончивших с этой гнилью...
Рассказы молодого Чехова были короче, проще, трогательнее - и почти совсем без «направления». Хотя «скука» присутствовала и там. Но постепенно он подпал то под влияние «прогрессистской» литературы, и тогда писал, как Горький. Подпадал он и под влияние Толстого - и тогда писал про «ложь жизни»...
Что касается Чехова-драматурга, то тут дело даже хуже, чем у Чехова-прозаика. (О Чехове-драматурге я еще в начале 90-х написал статью, опубликованную в журнале «Московский наблюдатель», №11-12, 1993 г., в ЖЖ: https://pessimist-v.livejournal.com/tag/%D0%A7%D0%B5%D1%85%D0%BE%D0%B2). (Отдельно тут должна быть рассмотрена малоизвестная и ранняя пьеса Чехова «Безотцовщина», никак не отвечающая своему названию, но по-своему интересная - и ставшая основой знаменитого фильма «Неоконченная пьеса для механического пианино».)
По сути Чехов так и остался фельетонистом, которого мало интересует характер, психология, правдоподобие, да и само искусство, а была важна «идея» и обличение. Он без устали создавал мрачные карикатуры - по принципу: чем хуже, тем лучше. Он не понимал литературы без «направления», без проповеди - и сюжет нужен был ему только как повод, право влезть на кафедру и начать вещать. Пусть сам герой признается, что не знает жизни рабочих, никогда не говорил с ними - но он все равно будет страдать и обличать их ужасную жизнь («Случай из практики»). Огромный рассказ «Припадок» практически весь посвящен осуждению проституции, где на две страницы беллетристики - десять страниц моральных прописей и проклятий. Притом что известно, что Чехов сам пользовался услугами проституток и не стеснялся описывать в письмах их таланты...
Он хотел писать про чертей, а писал про скучных чиновников, взбалмошных женщин, неврастеничных интеллигентов, нервных, ленивых, развратных и недалеких наследников дворянских или купецких гнезд, жрущих чудовищные обеды... Это было востребовано как злая сатира на старый класс, мир, который был заклеймен, который должен уйти, чтобы дать дорогу классу и миру новому, прогрессивному. работящему и т.д.
Приятно помечтать - и в этом Чехов мало отличался от своих героев.
Хотя есть у Чехова произведения, вроде «Дуэли», за которые я готов простить ему все, хотя и в них не обходится без проповедей и морализаторства.
И при всем том приходится признать, что у Чехова есть обаяние - и плюешься, а читаешь. Хотя, возможно, это обаяние именно того, что «прогрессивные» наследники Чехова уничтожили, отставив нам лишь кровоточащую тень.