Читая Буковски
Читая книжку интервью Чарльза Буковски, подумал о занятном феномене: подобно тому как в любой очереди образуется очередь внеочередников, так в гуще нонконформизма образуется свой конформизм. То есть некие общие мнения, догмы, мифы, сверхценности, неприкасаемые, гуру, законодатели моды, с которыми надо дружить, которых нельзя ругать - если хочешь добиться успеха в этом малом кругу Самсары.
Собственно, этот "нонконформистский" круг подобен любому другому - это шанс аутсайдера найти свою аудиторию, поделиться плодами плохо структурированной обиды или восторга, с инструментарием любителя лезть в запретные профессиональные веси, ломая условности, как танк. А аутсайдеров очень много, едва не больше, чем всех остальных. Это мощная сила - если использовать ее в своих интересах. Знаковая фигура андеграунда запросто становится популярной у самых широких масс. Она эффектна, ни на кого не похожа, аутсайдеры всех стран смотрят на нее, как на пример для подражания.
Так вот: Буковски имел смелость оставаться нонконформистом даже среди нонконформистов, высмеивая этих педиков и ни с кем себя не объединяя (это его, а не мои слова). Он имел смелость быть один. «Прикиньте: поэт, любящий женщин… поэт, который не преподает, не пишет книжные рецензии…» - сообщает изумленный журналист в 67 году. Лишь действительно матерый человек способен на такое.
Писатель должен быть личностью и чудовищем, считает Буковски. Настоящий талант - не тонкошеий нытик с дипломом, за ним должна стоять биография. Поэтическое бесстрашие есть продолжение твоего личного бесстрашия и безоглядности, а не сублимация твоего непригодившегося никому бессилия.
Ведь в этом мире тусовок и подлиз - у настоящего сильного не особо много шансов. Ибо он не играет по чужим правилам, ему заподло. Его заметят лишь тогда, когда захотят использовать, когда он вдруг на что-то понадобится. Если он, конечно, доживет до этого счастливого момента. Любой коммерческой масс-медийной системе постоянно нужен повод для болтовни и свежая кровь, и какая-нибудь борзая ничтожность, как в рассказе Генри Джеймса, захочет стать крестным отцом чужой славы, душеприказчиком и интерпретатором косолапого гения для всего человечества.
И тогда гению будет, конечно, очень сложно остаться собой, уйти от соблазна дешевой популярности, вред от которой гораздо больше, чем десять лет запоя. С тобой захотят дружить, приглашать, интервьюировать. Начнутся суета и поэтические конференции. Твой голос будет звучать все авторитетнее, твое мнение о себе все выше. Запросы, костюмы, привычки - все станет другое.
Это, в общем, не плохо: долой ложную скромность! Увы, и Достоевский порол чушь, когда занимался не душой, а политикой. И Толстой был никудышным проповедником. Тем более Гоголь.
Ощущение нужды в тебе - дает пафос. Однако популярность писателю делают критики и издатели. Очень часто сам писатель виноват в ней в минимальной степени. Она как лавина, как массовый гипноз. Как Акунин. По мне лучше быть совсем неизвестным, чем ложно знаменитым. И в конце концов, Буковски, думается, не избежал этой участи.