Саратов. О поэтиках - Бодлер (ОЧЕНЬ ДЛИННЫЙ ПОСТ)
Нет у меня больше сил, честно скажу, упиваться поэзией Наталии Кравченко. Почитаю-ка я лучше её «Эссе о поэтах»!.. О коллегах, то есть. Поэт о поэтах - это всегда интересно. Наталия Кравченко читает о них публичные лекции. Несёт людям слово живое аж с 1986 года. Что сообщается на главной странице её сайта. Надеюсь, не все поэты окажутся столь же достойны порицания, как Кекова и Шварц.
У-у, сколько их… куда их гонят!.. Подборка собственно поэтов неуловимо напоминает библиотеку Бенедикта. Всего с полсотни имён, но разброс… Тут тебе и Гейне, тут тебе и Евтушенко. Тут и Чичибабин, и Северянин. Рембо и Окуджава. Вийон и Саша Чёрный. Кузмин и Некрасов. И Крандиевская-Толстая рука об руку с Рильке. Богато.
Каждому имени придан подзаголовок, представляющий собою, как правило, избранную строку из соответствующего автора. Или его краткую характеристику. Например, Рембо обозначен просто - «ПрОклятый поэт». Именно так - с выделенной «О». Чтобы ни у кого сомнений не возникало, где тут ударение. Забота о читателе. Очень мило.
Интересно, неужели же у кого-нибудь, кто интересуется творчеством Рембо, бытует мнение, что на самом деле он - «проклЯтый»?.. «У, проклЯтый поэт!» - кричали вслед лавочники, тряся волосатыми кулаками…
Если у Наталии Кравченко и есть какая-то логика в выборе персоналий, то я этой логики не улавливаю. Если лектор - специалист по русской советской поэзии второй половины ХХ века (похоже на то), то зачем, как бы спохватившись, вставлять в свой список Пушкина и Баратынского? Если всё же было стремление пройтись по русской классике, то остаётся невыясненным, почему охвачен автор романсов Аполлон Григорьев, а Тютчева, например, я не нашла. Фет есть, а Тютчева - нет. Обидно… Ни тебе Жуковского, ни Грибоедова, ни Полежаева, ни Алексея Толстого, ни поэтов-декабристов, ни Надсона… В двадцатом веке тоже не наблюдается полноты картины: где Брюсов, где Гиппиус, где Николай Клюев?.. Почему есть Хлебников, но отсутствует Бурлюк?.. Где Бунин и Набоков?.. Другие эмигранты есть, а Набокова - нет?.. Почему из советской поэзии выкинуты Багрицкий и Твардовский?.. Где Симонов?.. Где Тарковский Арсений?.. Почему из шестидесятников произвольно вырван Вознесенский? Ахмадулина и Майя Борисова есть, почему нет Юнны Мориц?.. Вот Галич - где Высоцкий? Соснора где?.. Из современников - где Стратановский, где Кибиров?.. Про Витухновскую боюсь даже спрашивать. Хотя… занятно было бы почитать:)
Соотношение количества материала тоже вызывает скорбное недоумение. Как-то удручающе выглядит то, что Лермонтов и, например, Лев Озеров представлены - один к пяти (о Лермонтове один текст, об Озерове - пять). Это что же, Лермонтов для отечественной словесности имеет в пять раз меньше значения, чем Озеров?.. Странно… И я никогда бы не подумала, что Волошин равноценен, скажем, Веронике Тушновой (при всём моём уважении к последней) - обоим в списке отведено по одному пункту. Откровенно говоря, лучше бы уж было при такой расстановке приоритетов ни Лермонтова, ни Волошина, ни некоторых других вовсе не вставлять в список. Или, уж извините, выкинуть Тушнову. Если бы существовал цикл лекций с узко очерченной тематикой, - скажем, «Любовная лирика шестидесятых», или «Женская поэзия брежневского периода», или «Поэты-авторы популярных советских песен» - там имя Тушновой выглядело бы вполне органично и достойно. А между Блоком и Верленом она как-то не смотрится. Это к примеру.
И ещё более странны редкие и бессистемные вкрапления «зарубежников». Зарубежная поэзия представляет собой, в видении Наталии Кравченко, ма-аленькую такую гимнастическую пирамидку, в основании которой трое «проклятых» французов, дальше - два немца, Гейне и Рильке, венчает же сооружение Испания в лице Лорки. Сбоку скромно притулился средневековый француз Вийон. И всё. Англия и Америка отсутствуют вовсе (???).
Это далеко не все странности, но кто ж поймёт бабочку поэтиного сердца... Ладно, положим, это уже пустые придирки. Положим, Наталия Кравченко имеет полное право руководствоваться исключительно собственными пристрастиями, читая лекции «о поэтах разных стран и эпох». Кто ж ей может запретить. Тем более, что лекции, вернее даже «литературно-музыкальные вечера», проходят под общим названием - «ПОЭЗИИ СЕРЕБРЯНЫЕ СТРУНЫ» - это как бы говорит нам, что здесь всё - музыка сердца, всё - порыв и вдохновение!.. здесь не до составления списков по убыванию значимости, не до скучной хронологии - нет нужды, что Окуджаву и Вийона разделяют пять веков, ведь они братья во поэзии, один написал о другом и даже как бы от его имени, ведь и правда же!.. Или, скажем, Алла Пугачёва пела песни на стихи и Тушновой, и Мандельштама (и Шекспира, кстати, тоже; правда, зачем - никто не знает)!.. к чему искать логические связи, когда есть связи поэтические?.. - У поэзии собственная логика!..
Ну, хорошо, пусть так.
Читать все тексты подряд, сразу скажу, я не решилась. Духу не хватило у меня. Руководствуясь уже МОИМИ собственными пристрастиями, я выбрала троих - Бодлера, Рембо и Поплавского. Ну, думаю, была не была!.. сейчас наслажусь. Насладюсь. Наслаждусь.
Первым из павших жертвой честолюбия саратовской сказительницы (первым, о ком я прочитала) стал несчастный Бодлер.
В анонсе этого текста поставлено множество вопросов, ответы на которые нам предстоит узнать (не обошлось, конечно, без самого судьбоносного из всех вообще вопросов, касающихся Бодлера - почему же он всё-таки любил непотребных баб?); но прежде всего автор риторически вопрошает - «какое влияние он оказал на русскую поэзию?».
Оказывается, большое. Его даже один раз упомянул в стихах Бальмонт. Видимо, влияние кого бы то ни было проявляло себя только в непосредственных упоминаниях повлиявшего. И желательно, чтобы в стихах. Вот, например, «мятежнице Цветаевой был понятен мятеж Бодлера», именно поэтому она написала стихотворение «Чародей», «страстно пропагандирующее Бодлера», а чтобы никто не догадался, сделала вид, будто оно про Эллиса. В доказательство приводится строчка - «о, как он по-французски, милый, картавил «эр»!», - приводящая нас в лёгкое недоумение, ибо немного странно выглядит то, что Марина Ивановна не нашла у Бодлера других оснований для похвалы, кроме трогательного прононса (а как ему ещё картавить-то было, не на суахили же?.. к тому же, где она умудрилась его услышать?..). Впрочем, если припомнить текст собственно «Чародея», картина несколько проясняется - то есть, Бодлер, безусловно, был няша, но мило картавил всё-таки Эллис.
Мы также узнаём, что Марина Цветаева переводила Бодлера под псевдонимом Адриан Ламбле. Настоящий Адриан Ламбле, видимо, любезно предоставлял ей для этого своё имя.
Хотя текст озаглавлен «Мятеж Бодлера», мятежник из сабжа, если судить по тексту, по правде сказать, был не очень. В основном, он калдырил и «афишировал своё пристрастие к презренным, грязным и уродливым женщинам». И ещё - очень любил фраппировать почтеннейшую публику, «воспитанную на приторно-сладких стишках». Его прямо хлебом не корми, дай только «войти, как завоеватель», «сорвать покров тайны с ночных демонов», «шокировать слушателей своими бесстыдными эротичными стихами», проявить «аномальное поведение, осуждаемое религиозной моралью»... В этой связи даже приобретённый сифилис его не огорчил: ему, видите ли, «казалось, что такая болезнь - своеобразный диплом мужчины, повидавшего жизнь». При этом он, изволите ли видеть, «хотел верить в Бога и пребывать в грехе»!.. Экой затейник какой.
И всё это, главно дело, нужно было только для того, чтобы сурово изобличить ханжество, объяснить всем, что «аморально искажать жизнь, лгать, лицемерить». Прямо не проклятый поэт, а «Пионерская правда».
Бодлеру, считает Наталия Кравченко, «нравилось эпатировать респектабельное общество, попирая его правила хорошего тона и устоявшиеся эстетические каноны».Странно, что ради такой ничтожной цели он так изощрялся. Вероятно, ему, в отличие от Константэна Григорьева, просто не пришло в голову, что при произнесении известного слова в зале сразу наступает оживленье. Иначе все «Цветы Зла», образно говоря, можно было бы взрастить всего из пяти корней. Это если по-русски.
Кстати, о «Цветах Зла». Оказывается, создаётся впечатление, «словно он (Бодлер - П.Д.) забавлялся и писал просто играючи». Фигасе у Наталии Кравченко представления о том, как люди играючи забавляются, скажу я вам. Там буквально с самого вступления такие игры и забавы, что прямо хоть на свет не родись.
Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят и язвят. (с)
Ежели кто, паче чаяния, не читал - лучше и не продолжайте. Это ж он только начал. Забавляться, в смысле. Дальше круче будет.
«А ведь он страдал, мучился, описывая свои горести, кошмары, моральные пытки», - пишет чуткая Наталия Кравченко, вероятно, желая окончательно вывести невнимательного читателя из опасного заблуждения, будто поэт предавался беспечной резвости и веселью. Кравченко находит даже уместным похвалить Бодлера - мол, всё вышеуказанное он описал «тонко, умно, с редким талантом». Слава Богу, всё же нашло своё подтверждение то, о чём я и сама давно начала смутно догадываться - Бодлер таки не был полной бездарью. Он был даже довольно талантлив. Теперь, когда из Саратова пришла благая весть, Бодлеру, я чай, и самому-то поспокойнее лежать стало на своём Монпарнасе. Всё-таки не зря человек жизнь прожил.
На самом деле, я не знаю, зачем написано это, с позволения сказать, эссе. Если бы ещё ставилась задача ознакомить с творчеством Бодлера учащихся 4-х - 6-х классов средней школы, я бы худо-бедно поняла, чем руководствовался автор, но ведь такая задача не ставится, автор же, как нас уверяет главная страница сайта, отнюдь не «русичка» в школе, а - «поэт, литературовед, публицист»; да и зачем, скажите на милость, учащимся 4-х - 6-х классов средней школы сдался Бодлер?.. Однако автор упорно придерживается стиля «литераторши Марь Иванны»:
Но Шарль, как человек, начисто лишённый здравого смысла, упрямо повторял, что хочет быть поэтом. И как ни пытались родители объяснить ему, что это не настоящая профессия, что все поэты - бездельники и пустые мечтатели, он упорно стоял на своём. (с)
Шарль набросился на матроса и стал бить его кулаками и ногами, пока капитан не разнял их. Птицу наконец добили, и кок приготовил из неё паштет. Происшествие это произвело на Бодлера такое сильное впечатление, что он посвятил ему в сборнике «Цветы зла» одно из лучших своих стихотворений «Альбатрос». (с)
Глубочайшая правдивость, исповедальность «Цветов зла» сочетается с изысканнной утончённостью и зрелым мастерством автора. (с)
А вот любимое:
Собирая свои «Цветы», Бодлер не останавливался ни перед какими красками и образами, какими бы ужасными и горькими они ни были. (с)
Выглядело это, по всей вероятности, примерно вот так:
Если вам нужна биография Бодлера, хронология публикаций и т.п. - не читайте Наталию Кравченко. Там ничего этого нет. Почитайте Г. Косикова - он специалист получше Кравченко, вот ей-богу же.
Если нужно исследование Бодлера как личности, стоит, определённо, почитать Сартра.
Если интересует, так сказать, метод Бодлера, - тогда подойдёт «Литература и Зло» Батая.
А если желаете составить впечатление о собственно Бодлере - так лучше, наверное, всё-таки почитать собственно Бодлера. В статье Кравченко, правда, есть его стихи, и даже довольно много (некоторые приведены полностью), но я, хоть убей, не понимаю, зачем они туда вставлены. Зачем их вставлять в устное выступление - ещё более-менее понятно, поэзии же серебряные струны, всё такое; в конце концов, возможно, Наталия Кравченко читает Бодлера просто божественно, откуда мне знать. Но в тексте-то они зачем?.. Зачем мне Бодлер в обрамлении Кравченко?..
Впрочем, это тоже вполне укладывается в концепцию «Бодлера для самых маленьких». Как и абсолютно произвольно надёрганные из Интернета «иллюстрации», каковые суть вовсе не иллюстрации к Бодлеру, а просто понравившиеся автору картинки, подходящие (как ему, автору, представляется) к обсуждаемой теме. И вот вам результат: «Авеля и Каина» сопровождает литография из новодельной детской Библии, какая лет двадцать назад появилась почти в каждом доме, Мане и Беро перемежаются убогими, как самопальные татухи, рисуночками вроде изображениями жопастой бабы цвета хаки (видимо, «зелёной феи»), вылезающей из бодлеровского бокала, «Пьющий абсент» Виктора Оливы соседствует с какими-то гатишными недоколлажами, а к «Маленьким старушкам» в качестве иллюстрации, неизвестно с какого перепугу, приклеивается репинская копия с «Портрета старушки» Рембрандта - даром, что ни Рембрандт, ни Репин к Бодлеру никакого отношения не имеют - там старушки и здесь старушка, для школоты сойдёт.
Вернёмся к тексту так называемого эссе. Наверное, для вышеупомянутых Г. Косикова, Ж.-П. Сартра и Ж. Батая было бы приятной неожиданностью узнать, что все они, хоть и совершенно невольно, галантно помогали m-me Кравченко осуществить свой нелёгкий просветительский труд. Особенно отличился Г. Косиков - его Кравченко бесстыже копипастит целыми абзацами.
Для сравнения:
Поэзия Бодлера - это поэзия контрастов и оксюморонов: неподдельное переживание отливается здесь в подчёркнуто отделанные, классические формы, волны чувственности загоняются в гранитные берега безупречной логики, искренняя нежность соседствует с едкой язвительностью, а благородная простота стиля взрывается разнузданными фантазмами и дерзкими кощунствами. Мечущийся между восторгом жизни и ужасом перед ней, влачащийся во прахе и тоскующий по идеалу, Бодлер как нельзя лучше воплощает феномен, названный Гегелем «несчастным сознанием», то есть сознанием разорванным, и оттого пребывающим в состоянии бесконечной тоски». (с)
Это была Кравченко.
Его поэзия - это поэзия контрастов и оксюморонов: неподдельное переживание отливается здесь в подчеркнуто отделанные, классические формы, волны чувственности бушуют в гранитных берегах беспощадной логики, искренняя нежность соседствует с едкой язвительностью, а благородная простота стиля взрывается разнузданными фантазмами и дерзкими кощунствами. Мечущийся между "восторгом жизни" и "ужасом" перед ней, влачащийся во прахе и тоскующий по идеалу, Бодлер как нельзя лучше воплощает феномен, названный Гегелем "несчастным сознанием", т.е. сознанием, разорванным и оттого пребывающим в состоянии "бесконечной тоски". (с)
А это - Косиков. Вы видите разницу?
И этим далеко не исчерпываются совпадения с Косиковым!.. Просто места не хватит их все приводить. Удивительно, как порой сходно мыслят литературоведы!..
И ведь попереть что-то - ещё полбеды… важно с умом попереть. Георгий Константинович Косиков - человек, безусловно, заслуживающий самого глубокого почтения, человек энциклопедически образованный, крупная фигура, но это ведь не служит гарантией безупречного владения словом. Лучше было бы как раз из его энциклопедичности что-нибудь почерпнуть, а вот «поэзия контрастов», «неподдельное переживание», во что-то там отлитое, а также волны чувственности в гранитных берегах и простота, взрывающаяся фантазмами - ей-богу, не самые удачные обороты. Это я не в упрёк Георгию Константиновичу. Это я к тому, что, если тыришь, надо хоть соображать, ЧТО и КАК тырить.
Или вот, скажем, «Бодлер» Сартра. Это очень скучный и тяжёлый текст, Жан-Поль невыносимо монотонно гундосит там всё о «сущности», да о «бытии», да о «существовании»; серьёзно, я, пока читала, от ненависти к Сартру несколько раз принималась плакать. И только ветер, посвистывающий в экзистенциальной пустоте за окном, был мне ответом… Да…так. Тем не менее - при наличии хотя бы в четверть силы работающего мыслительного аппарата из данного текста (при всей спорности позиции Сартра) можно вынести хорошее, годное представление о некоторых аспектах личности Бодлера, его отношений с миром и с собой и т.д. Наталия Кравченко этот труд, безусловно, читала. Мы можем судить об этом по тому, что она из него вынесла:
Он вообще не любил ничего естественного, натурального. Мясо любил в маринаде, консервированным, женщин - лишь приправленных ароматами, нарядами, в косметике, в духах и мехах. Женской наготы не переносил и всегда заставлял их одеться, прежде чем заняться любовью. (с)
У Сартра, для сравнения:
Я готов биться об заклад, что жареному мясу он предпочитал маринованное, а свежим фруктам - консервированные. (с)
Создается впечатление, что женщины возбуждали его больше всего тогда, когда были одеты. Женской наготы он не переносил. (с)
Препарированное, замаскированное острыми маринадами мясо, вода, заключенная в сосуды геометрической формы, нагота женщин, чье тело скрыто мехами или театральными костюмами, сохранившими слабый аромат духов и отблески рампы, разнузданное воображение, усмиренное волевым усилием,- все это различные проявления ужаса Бодлера перед всем, что голо и обыкновенно. (с)
Безусловно, это, пожалуй, единственное «интересное», что можно найти в статье Сартра. И заметьте разницу - Сартр «готов биться об заклад», а Кравченко запросто сообщает нам о кулинарных вкусах Бодлера, совершенно как если бы неоднократно сиживала с ним за одним столом.
-Шарль, mon petit, что заказать на ужин?
-Nathalie, mon ange, mon plaisir, ты же знаешь - я не любитель всего естественного, всякого там naturel… Пожалуй, mon amour, консервированное мясо в маринаде, как обычно.
Кстати, о женщинах… Вот здесь мы, пожалуй, впервые приближаемся к теме, которая, по всей видимости, Наталии Кравченко (как она считает) близка и понятна. Наталия Кравченко, судя по всему, одержима распространённой манией (активно пропагандируемой журналами типа «Караван историй») «очеловечивать» великих; а где ж ещё великий больше похож на человека, как не в постели с бабой!..
Так что этой стороне жизни Бодлера уделяется весьма много внимания… Но тут выясняется, что коренное отличие Наталии Кравченко от журнала «Караван историй» состоит в следующем: «Караван историй», при всей глянцевости и антинаучности, всё-таки, видимо, может себе позволить оплатить профессионального консультанта, в силу чего не будет нести уж совсем откровенную ересь, просто выкладки этого консультанта нужные люди изложат хорошим, годным, «душевным» языком.
Наталия же Кравченко личного консультанта позволить себе, видимо, не может. А тех, кто против воли избран ею в качестве таковых, до конца, судя по всему, не дочитывает.
Никогда ещё поэты не описывали подобных ощущений. (…) Бодлер первый осмелился проклясть её (возлюбленную - П.Д.) в минуты объятий. (с)
Да будто?! Я-то вот совсем не литературовед, а и то сразу припоминаю чего-то такое у одного малоизвестного английского поэта: «Беда не в том, что ты лицом смугла… не ты черна, черны твои дела!», как-то так.
Несмотря на элегантную внешность и аристократические манеры, Бодлер даже не пытался завязать роман с дамой из приличного общества. (с)
Да будто?! А Председательница?.. Или фиг с ней?.. Чего там может быть интересного, если роман был, в основном, платоническим, правда?..
Про Лушетту:
Что же прельстило его в этой некрасивой и больной девке? Да как раз её уродство, её несчастливая судьба, её порок! Ему нравилось эпатировать респектабельное общество… (с)
А-а, так это снова эпатаж респектабельного общества!.. Вот он увидел её и говорит, такой, себе: «Ну что ж, страшок, конечно, редкостный, но зато как респектабельное общество будет изумлено!.. Возьму, пожалуй, эту».
Теперь о Жанне Дюваль:
Это была рослая мулатка с дерзким взглядом, толстыми губами и чёрной гривой курчавых волос, (с)
- пишет Кравченко и (на редкость последовательно) демонстрирует нам рисунок самого Бодлера, изображающий изящную брюнетку с аккуратно убранными волосами и маленьким ротиком.
Но дело, конечно, не в этом!.. а в том, что «любовница вульгарна, агрессивна, глупа, но стоило ей покачать пышными бёдрами, как Бодлер вновь начинал видеть в ней античную колдунью, жрицу зла, без которой он не может жить». (с)
Вот не мог он жить без жриц зла. Простые смертные без еды жить не могут, без воды, там, кислорода всякого… без секса, наконец. А Бодлер - без жриц. Он ведь Бодлер, куда ему без жриц-то?..
Как же я люблю эти изячные эвфемизмы, так нарочито прикрывающие интерес к определённой теме, что более пристойно, ей-богу, было бы прямо всё сказать!.. Если нас интересует сексуальная жизнь Бодлера, то в этом, в принципе, ничего криминального нет, только при чём тут какие-то «античные жрицы зла»?..
Знаменательно то, что при этом собственно о бодлеровской женщине, «божественной грязи», сказано ничтожно мало, практически вообще ничего не сказано. Мы только узнаём, что, трахаясь с Жанной, он «отчасти примирялся с жизнью» (хотя не совсем понятно - почему) и что «эта дьяволица вдохновляла его на божественные строки» (хотя есть версия, что вдохновляло всё-таки нечто другое). Знаменательно, что глубже, нежели литературоведу Наталии Кравченко, суть бодлеровской самки понятна, например, автору следующих строк:
…ну, хочешь, исцарапай меня когтями,
Разорви мою грудь и вынь моё сердце,
Брось его на съеденье собакам,
Если тебе это доставит радость.
Но только не плачь, бедное животное, не плачь…
Это не «поэт, литературовед, публицист», это Силя и «Выход». Я даже не знаю, была ли реминисценция сознательной. Но для меня очевидно, что это - именно про бодлеровскую женщину. А у Кравченко - не про неё. Это просто пикантная историйка о поэтике и его любовнице. Мне скучно и неловко это читать.
Так же, как и следующий пассаж:
И вот мы приходим к парадоксальному выводу: этот сноб, возвёдший в идеал своей жизни и поэзии бесстрастный индивидуализм, сердечный холод и презрение к толпе, на самом деле был человеком, сплетённым из нервов и страстей, который через всё своё творчество пронёс глубокое сочувствие к отверженным судьбой, а через всю свою жизнь - безграничную преданную любовь к одной женщине. (с)
Ох, ведь и правда - парадокс… Бодлер - да вдруг человек. Да ещё «сплетённый из нервов и страстей»!.. Нет, блджад, я не выдерживаю тона - КАКОЕ ЕЩЁ «глубокое сочувствие к отверженным судьбой»??? КАКАЯ ЕЩЁ «безграничная преданная любовь к одной женщине»??? ЧТО ЭТО ЗА КРАСИВЕНЬКИЙ БРЕД СИВЕНЬКОЙ КОБЫЛКИ?!?!??!!
Вот, понимаете, в чём тут противоречие - на первый взгляд, казалось бы, Наталия Кравченко делает (несмотря на всю эту ересь, на неуклюжий язык, на беспардонные заимствования, наконец) хорошее, нужное, доброе дело - несёт высокое искусство поэзии в массы. В народ.
Но это только - на первый взгляд.
А НА САМОМ ДЕЛЕ, народу, что очевидно, никакая поэзия на хрен не упала, это нормальное, естественное и справедливое положение вещей, и не вздумайте спорить. С другой стороны, тем чрезвычайно редким представителям народа, которым нужна поэзия, на хрен не упало, простите, уникальное вИдение Наталии Кравченко. Единственный образ благодарного слушателя Кравченко, который, при известном напряжении фантазии, приходит на ум - это те опрятные старушки с причёсками под Ольгу Берггольц, которых я встречаю иногда в нашей районной библиотеке, где они выбирают томики стихов Асадова из кучи бесплатных списанных книг. Даже моя дорогая, любимая старенькая бабуленька - если бы это ещё было ей по силам, она бы, наверное, с большим удовольствием сходила на подобную лекцию. И слушала бы, слезясь от восторга (бедная моя бабушка с семью классами образования!..), от восторга и благодарности, что вот, такая приятная женщина с такой красивой причёской рассказывает ей «про поэта»!.. А потом пересказывала бы, наверное, мне:
-Вот, Польца, знаешь, там про поэта говорили, французского… ты, наверно, знаешь, ты ж французский учила… ну так вот, говорили, что он так прям не любил природу, что даже мясо только маринованное ел, во как!.. видала?..
И была бы уверена, святая, что это «культура», что она причастилась!..
Боже, какой позор. Нет уж. Если бабуленьке захочется культурно развлечься, я уж лучше из той же библиотеки ей Шарлотту Бронте принесу, которая ей очень нравится. И даже вслух почитаю. Но так издеваться не позволю. Ни над бабулей, ни над Бодлером.
У-у, сколько их… куда их гонят!.. Подборка собственно поэтов неуловимо напоминает библиотеку Бенедикта. Всего с полсотни имён, но разброс… Тут тебе и Гейне, тут тебе и Евтушенко. Тут и Чичибабин, и Северянин. Рембо и Окуджава. Вийон и Саша Чёрный. Кузмин и Некрасов. И Крандиевская-Толстая рука об руку с Рильке. Богато.
Каждому имени придан подзаголовок, представляющий собою, как правило, избранную строку из соответствующего автора. Или его краткую характеристику. Например, Рембо обозначен просто - «ПрОклятый поэт». Именно так - с выделенной «О». Чтобы ни у кого сомнений не возникало, где тут ударение. Забота о читателе. Очень мило.
Интересно, неужели же у кого-нибудь, кто интересуется творчеством Рембо, бытует мнение, что на самом деле он - «проклЯтый»?.. «У, проклЯтый поэт!» - кричали вслед лавочники, тряся волосатыми кулаками…
Если у Наталии Кравченко и есть какая-то логика в выборе персоналий, то я этой логики не улавливаю. Если лектор - специалист по русской советской поэзии второй половины ХХ века (похоже на то), то зачем, как бы спохватившись, вставлять в свой список Пушкина и Баратынского? Если всё же было стремление пройтись по русской классике, то остаётся невыясненным, почему охвачен автор романсов Аполлон Григорьев, а Тютчева, например, я не нашла. Фет есть, а Тютчева - нет. Обидно… Ни тебе Жуковского, ни Грибоедова, ни Полежаева, ни Алексея Толстого, ни поэтов-декабристов, ни Надсона… В двадцатом веке тоже не наблюдается полноты картины: где Брюсов, где Гиппиус, где Николай Клюев?.. Почему есть Хлебников, но отсутствует Бурлюк?.. Где Бунин и Набоков?.. Другие эмигранты есть, а Набокова - нет?.. Почему из советской поэзии выкинуты Багрицкий и Твардовский?.. Где Симонов?.. Где Тарковский Арсений?.. Почему из шестидесятников произвольно вырван Вознесенский? Ахмадулина и Майя Борисова есть, почему нет Юнны Мориц?.. Вот Галич - где Высоцкий? Соснора где?.. Из современников - где Стратановский, где Кибиров?.. Про Витухновскую боюсь даже спрашивать. Хотя… занятно было бы почитать:)
Соотношение количества материала тоже вызывает скорбное недоумение. Как-то удручающе выглядит то, что Лермонтов и, например, Лев Озеров представлены - один к пяти (о Лермонтове один текст, об Озерове - пять). Это что же, Лермонтов для отечественной словесности имеет в пять раз меньше значения, чем Озеров?.. Странно… И я никогда бы не подумала, что Волошин равноценен, скажем, Веронике Тушновой (при всём моём уважении к последней) - обоим в списке отведено по одному пункту. Откровенно говоря, лучше бы уж было при такой расстановке приоритетов ни Лермонтова, ни Волошина, ни некоторых других вовсе не вставлять в список. Или, уж извините, выкинуть Тушнову. Если бы существовал цикл лекций с узко очерченной тематикой, - скажем, «Любовная лирика шестидесятых», или «Женская поэзия брежневского периода», или «Поэты-авторы популярных советских песен» - там имя Тушновой выглядело бы вполне органично и достойно. А между Блоком и Верленом она как-то не смотрится. Это к примеру.
И ещё более странны редкие и бессистемные вкрапления «зарубежников». Зарубежная поэзия представляет собой, в видении Наталии Кравченко, ма-аленькую такую гимнастическую пирамидку, в основании которой трое «проклятых» французов, дальше - два немца, Гейне и Рильке, венчает же сооружение Испания в лице Лорки. Сбоку скромно притулился средневековый француз Вийон. И всё. Англия и Америка отсутствуют вовсе (???).
Это далеко не все странности, но кто ж поймёт бабочку поэтиного сердца... Ладно, положим, это уже пустые придирки. Положим, Наталия Кравченко имеет полное право руководствоваться исключительно собственными пристрастиями, читая лекции «о поэтах разных стран и эпох». Кто ж ей может запретить. Тем более, что лекции, вернее даже «литературно-музыкальные вечера», проходят под общим названием - «ПОЭЗИИ СЕРЕБРЯНЫЕ СТРУНЫ» - это как бы говорит нам, что здесь всё - музыка сердца, всё - порыв и вдохновение!.. здесь не до составления списков по убыванию значимости, не до скучной хронологии - нет нужды, что Окуджаву и Вийона разделяют пять веков, ведь они братья во поэзии, один написал о другом и даже как бы от его имени, ведь и правда же!.. Или, скажем, Алла Пугачёва пела песни на стихи и Тушновой, и Мандельштама (и Шекспира, кстати, тоже; правда, зачем - никто не знает)!.. к чему искать логические связи, когда есть связи поэтические?.. - У поэзии собственная логика!..
Ну, хорошо, пусть так.
Читать все тексты подряд, сразу скажу, я не решилась. Духу не хватило у меня. Руководствуясь уже МОИМИ собственными пристрастиями, я выбрала троих - Бодлера, Рембо и Поплавского. Ну, думаю, была не была!.. сейчас наслажусь. Насладюсь. Наслаждусь.
Первым из павших жертвой честолюбия саратовской сказительницы (первым, о ком я прочитала) стал несчастный Бодлер.
В анонсе этого текста поставлено множество вопросов, ответы на которые нам предстоит узнать (не обошлось, конечно, без самого судьбоносного из всех вообще вопросов, касающихся Бодлера - почему же он всё-таки любил непотребных баб?); но прежде всего автор риторически вопрошает - «какое влияние он оказал на русскую поэзию?».
Оказывается, большое. Его даже один раз упомянул в стихах Бальмонт. Видимо, влияние кого бы то ни было проявляло себя только в непосредственных упоминаниях повлиявшего. И желательно, чтобы в стихах. Вот, например, «мятежнице Цветаевой был понятен мятеж Бодлера», именно поэтому она написала стихотворение «Чародей», «страстно пропагандирующее Бодлера», а чтобы никто не догадался, сделала вид, будто оно про Эллиса. В доказательство приводится строчка - «о, как он по-французски, милый, картавил «эр»!», - приводящая нас в лёгкое недоумение, ибо немного странно выглядит то, что Марина Ивановна не нашла у Бодлера других оснований для похвалы, кроме трогательного прононса (а как ему ещё картавить-то было, не на суахили же?.. к тому же, где она умудрилась его услышать?..). Впрочем, если припомнить текст собственно «Чародея», картина несколько проясняется - то есть, Бодлер, безусловно, был няша, но мило картавил всё-таки Эллис.
Мы также узнаём, что Марина Цветаева переводила Бодлера под псевдонимом Адриан Ламбле. Настоящий Адриан Ламбле, видимо, любезно предоставлял ей для этого своё имя.
Хотя текст озаглавлен «Мятеж Бодлера», мятежник из сабжа, если судить по тексту, по правде сказать, был не очень. В основном, он калдырил и «афишировал своё пристрастие к презренным, грязным и уродливым женщинам». И ещё - очень любил фраппировать почтеннейшую публику, «воспитанную на приторно-сладких стишках». Его прямо хлебом не корми, дай только «войти, как завоеватель», «сорвать покров тайны с ночных демонов», «шокировать слушателей своими бесстыдными эротичными стихами», проявить «аномальное поведение, осуждаемое религиозной моралью»... В этой связи даже приобретённый сифилис его не огорчил: ему, видите ли, «казалось, что такая болезнь - своеобразный диплом мужчины, повидавшего жизнь». При этом он, изволите ли видеть, «хотел верить в Бога и пребывать в грехе»!.. Экой затейник какой.
И всё это, главно дело, нужно было только для того, чтобы сурово изобличить ханжество, объяснить всем, что «аморально искажать жизнь, лгать, лицемерить». Прямо не проклятый поэт, а «Пионерская правда».
Бодлеру, считает Наталия Кравченко, «нравилось эпатировать респектабельное общество, попирая его правила хорошего тона и устоявшиеся эстетические каноны».Странно, что ради такой ничтожной цели он так изощрялся. Вероятно, ему, в отличие от Константэна Григорьева, просто не пришло в голову, что при произнесении известного слова в зале сразу наступает оживленье. Иначе все «Цветы Зла», образно говоря, можно было бы взрастить всего из пяти корней. Это если по-русски.
Кстати, о «Цветах Зла». Оказывается, создаётся впечатление, «словно он (Бодлер - П.Д.) забавлялся и писал просто играючи». Фигасе у Наталии Кравченко представления о том, как люди играючи забавляются, скажу я вам. Там буквально с самого вступления такие игры и забавы, что прямо хоть на свет не родись.
Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят и язвят. (с)
Ежели кто, паче чаяния, не читал - лучше и не продолжайте. Это ж он только начал. Забавляться, в смысле. Дальше круче будет.
«А ведь он страдал, мучился, описывая свои горести, кошмары, моральные пытки», - пишет чуткая Наталия Кравченко, вероятно, желая окончательно вывести невнимательного читателя из опасного заблуждения, будто поэт предавался беспечной резвости и веселью. Кравченко находит даже уместным похвалить Бодлера - мол, всё вышеуказанное он описал «тонко, умно, с редким талантом». Слава Богу, всё же нашло своё подтверждение то, о чём я и сама давно начала смутно догадываться - Бодлер таки не был полной бездарью. Он был даже довольно талантлив. Теперь, когда из Саратова пришла благая весть, Бодлеру, я чай, и самому-то поспокойнее лежать стало на своём Монпарнасе. Всё-таки не зря человек жизнь прожил.
На самом деле, я не знаю, зачем написано это, с позволения сказать, эссе. Если бы ещё ставилась задача ознакомить с творчеством Бодлера учащихся 4-х - 6-х классов средней школы, я бы худо-бедно поняла, чем руководствовался автор, но ведь такая задача не ставится, автор же, как нас уверяет главная страница сайта, отнюдь не «русичка» в школе, а - «поэт, литературовед, публицист»; да и зачем, скажите на милость, учащимся 4-х - 6-х классов средней школы сдался Бодлер?.. Однако автор упорно придерживается стиля «литераторши Марь Иванны»:
Но Шарль, как человек, начисто лишённый здравого смысла, упрямо повторял, что хочет быть поэтом. И как ни пытались родители объяснить ему, что это не настоящая профессия, что все поэты - бездельники и пустые мечтатели, он упорно стоял на своём. (с)
Шарль набросился на матроса и стал бить его кулаками и ногами, пока капитан не разнял их. Птицу наконец добили, и кок приготовил из неё паштет. Происшествие это произвело на Бодлера такое сильное впечатление, что он посвятил ему в сборнике «Цветы зла» одно из лучших своих стихотворений «Альбатрос». (с)
Глубочайшая правдивость, исповедальность «Цветов зла» сочетается с изысканнной утончённостью и зрелым мастерством автора. (с)
А вот любимое:
Собирая свои «Цветы», Бодлер не останавливался ни перед какими красками и образами, какими бы ужасными и горькими они ни были. (с)
Выглядело это, по всей вероятности, примерно вот так:
Если вам нужна биография Бодлера, хронология публикаций и т.п. - не читайте Наталию Кравченко. Там ничего этого нет. Почитайте Г. Косикова - он специалист получше Кравченко, вот ей-богу же.
Если нужно исследование Бодлера как личности, стоит, определённо, почитать Сартра.
Если интересует, так сказать, метод Бодлера, - тогда подойдёт «Литература и Зло» Батая.
А если желаете составить впечатление о собственно Бодлере - так лучше, наверное, всё-таки почитать собственно Бодлера. В статье Кравченко, правда, есть его стихи, и даже довольно много (некоторые приведены полностью), но я, хоть убей, не понимаю, зачем они туда вставлены. Зачем их вставлять в устное выступление - ещё более-менее понятно, поэзии же серебряные струны, всё такое; в конце концов, возможно, Наталия Кравченко читает Бодлера просто божественно, откуда мне знать. Но в тексте-то они зачем?.. Зачем мне Бодлер в обрамлении Кравченко?..
Впрочем, это тоже вполне укладывается в концепцию «Бодлера для самых маленьких». Как и абсолютно произвольно надёрганные из Интернета «иллюстрации», каковые суть вовсе не иллюстрации к Бодлеру, а просто понравившиеся автору картинки, подходящие (как ему, автору, представляется) к обсуждаемой теме. И вот вам результат: «Авеля и Каина» сопровождает литография из новодельной детской Библии, какая лет двадцать назад появилась почти в каждом доме, Мане и Беро перемежаются убогими, как самопальные татухи, рисуночками вроде изображениями жопастой бабы цвета хаки (видимо, «зелёной феи»), вылезающей из бодлеровского бокала, «Пьющий абсент» Виктора Оливы соседствует с какими-то гатишными недоколлажами, а к «Маленьким старушкам» в качестве иллюстрации, неизвестно с какого перепугу, приклеивается репинская копия с «Портрета старушки» Рембрандта - даром, что ни Рембрандт, ни Репин к Бодлеру никакого отношения не имеют - там старушки и здесь старушка, для школоты сойдёт.
Вернёмся к тексту так называемого эссе. Наверное, для вышеупомянутых Г. Косикова, Ж.-П. Сартра и Ж. Батая было бы приятной неожиданностью узнать, что все они, хоть и совершенно невольно, галантно помогали m-me Кравченко осуществить свой нелёгкий просветительский труд. Особенно отличился Г. Косиков - его Кравченко бесстыже копипастит целыми абзацами.
Для сравнения:
Поэзия Бодлера - это поэзия контрастов и оксюморонов: неподдельное переживание отливается здесь в подчёркнуто отделанные, классические формы, волны чувственности загоняются в гранитные берега безупречной логики, искренняя нежность соседствует с едкой язвительностью, а благородная простота стиля взрывается разнузданными фантазмами и дерзкими кощунствами. Мечущийся между восторгом жизни и ужасом перед ней, влачащийся во прахе и тоскующий по идеалу, Бодлер как нельзя лучше воплощает феномен, названный Гегелем «несчастным сознанием», то есть сознанием разорванным, и оттого пребывающим в состоянии бесконечной тоски». (с)
Это была Кравченко.
Его поэзия - это поэзия контрастов и оксюморонов: неподдельное переживание отливается здесь в подчеркнуто отделанные, классические формы, волны чувственности бушуют в гранитных берегах беспощадной логики, искренняя нежность соседствует с едкой язвительностью, а благородная простота стиля взрывается разнузданными фантазмами и дерзкими кощунствами. Мечущийся между "восторгом жизни" и "ужасом" перед ней, влачащийся во прахе и тоскующий по идеалу, Бодлер как нельзя лучше воплощает феномен, названный Гегелем "несчастным сознанием", т.е. сознанием, разорванным и оттого пребывающим в состоянии "бесконечной тоски". (с)
А это - Косиков. Вы видите разницу?
И этим далеко не исчерпываются совпадения с Косиковым!.. Просто места не хватит их все приводить. Удивительно, как порой сходно мыслят литературоведы!..
И ведь попереть что-то - ещё полбеды… важно с умом попереть. Георгий Константинович Косиков - человек, безусловно, заслуживающий самого глубокого почтения, человек энциклопедически образованный, крупная фигура, но это ведь не служит гарантией безупречного владения словом. Лучше было бы как раз из его энциклопедичности что-нибудь почерпнуть, а вот «поэзия контрастов», «неподдельное переживание», во что-то там отлитое, а также волны чувственности в гранитных берегах и простота, взрывающаяся фантазмами - ей-богу, не самые удачные обороты. Это я не в упрёк Георгию Константиновичу. Это я к тому, что, если тыришь, надо хоть соображать, ЧТО и КАК тырить.
Или вот, скажем, «Бодлер» Сартра. Это очень скучный и тяжёлый текст, Жан-Поль невыносимо монотонно гундосит там всё о «сущности», да о «бытии», да о «существовании»; серьёзно, я, пока читала, от ненависти к Сартру несколько раз принималась плакать. И только ветер, посвистывающий в экзистенциальной пустоте за окном, был мне ответом… Да…так. Тем не менее - при наличии хотя бы в четверть силы работающего мыслительного аппарата из данного текста (при всей спорности позиции Сартра) можно вынести хорошее, годное представление о некоторых аспектах личности Бодлера, его отношений с миром и с собой и т.д. Наталия Кравченко этот труд, безусловно, читала. Мы можем судить об этом по тому, что она из него вынесла:
Он вообще не любил ничего естественного, натурального. Мясо любил в маринаде, консервированным, женщин - лишь приправленных ароматами, нарядами, в косметике, в духах и мехах. Женской наготы не переносил и всегда заставлял их одеться, прежде чем заняться любовью. (с)
У Сартра, для сравнения:
Я готов биться об заклад, что жареному мясу он предпочитал маринованное, а свежим фруктам - консервированные. (с)
Создается впечатление, что женщины возбуждали его больше всего тогда, когда были одеты. Женской наготы он не переносил. (с)
Препарированное, замаскированное острыми маринадами мясо, вода, заключенная в сосуды геометрической формы, нагота женщин, чье тело скрыто мехами или театральными костюмами, сохранившими слабый аромат духов и отблески рампы, разнузданное воображение, усмиренное волевым усилием,- все это различные проявления ужаса Бодлера перед всем, что голо и обыкновенно. (с)
Безусловно, это, пожалуй, единственное «интересное», что можно найти в статье Сартра. И заметьте разницу - Сартр «готов биться об заклад», а Кравченко запросто сообщает нам о кулинарных вкусах Бодлера, совершенно как если бы неоднократно сиживала с ним за одним столом.
-Шарль, mon petit, что заказать на ужин?
-Nathalie, mon ange, mon plaisir, ты же знаешь - я не любитель всего естественного, всякого там naturel… Пожалуй, mon amour, консервированное мясо в маринаде, как обычно.
Кстати, о женщинах… Вот здесь мы, пожалуй, впервые приближаемся к теме, которая, по всей видимости, Наталии Кравченко (как она считает) близка и понятна. Наталия Кравченко, судя по всему, одержима распространённой манией (активно пропагандируемой журналами типа «Караван историй») «очеловечивать» великих; а где ж ещё великий больше похож на человека, как не в постели с бабой!..
Так что этой стороне жизни Бодлера уделяется весьма много внимания… Но тут выясняется, что коренное отличие Наталии Кравченко от журнала «Караван историй» состоит в следующем: «Караван историй», при всей глянцевости и антинаучности, всё-таки, видимо, может себе позволить оплатить профессионального консультанта, в силу чего не будет нести уж совсем откровенную ересь, просто выкладки этого консультанта нужные люди изложат хорошим, годным, «душевным» языком.
Наталия же Кравченко личного консультанта позволить себе, видимо, не может. А тех, кто против воли избран ею в качестве таковых, до конца, судя по всему, не дочитывает.
Никогда ещё поэты не описывали подобных ощущений. (…) Бодлер первый осмелился проклясть её (возлюбленную - П.Д.) в минуты объятий. (с)
Да будто?! Я-то вот совсем не литературовед, а и то сразу припоминаю чего-то такое у одного малоизвестного английского поэта: «Беда не в том, что ты лицом смугла… не ты черна, черны твои дела!», как-то так.
Несмотря на элегантную внешность и аристократические манеры, Бодлер даже не пытался завязать роман с дамой из приличного общества. (с)
Да будто?! А Председательница?.. Или фиг с ней?.. Чего там может быть интересного, если роман был, в основном, платоническим, правда?..
Про Лушетту:
Что же прельстило его в этой некрасивой и больной девке? Да как раз её уродство, её несчастливая судьба, её порок! Ему нравилось эпатировать респектабельное общество… (с)
А-а, так это снова эпатаж респектабельного общества!.. Вот он увидел её и говорит, такой, себе: «Ну что ж, страшок, конечно, редкостный, но зато как респектабельное общество будет изумлено!.. Возьму, пожалуй, эту».
Теперь о Жанне Дюваль:
Это была рослая мулатка с дерзким взглядом, толстыми губами и чёрной гривой курчавых волос, (с)
- пишет Кравченко и (на редкость последовательно) демонстрирует нам рисунок самого Бодлера, изображающий изящную брюнетку с аккуратно убранными волосами и маленьким ротиком.
Но дело, конечно, не в этом!.. а в том, что «любовница вульгарна, агрессивна, глупа, но стоило ей покачать пышными бёдрами, как Бодлер вновь начинал видеть в ней античную колдунью, жрицу зла, без которой он не может жить». (с)
Вот не мог он жить без жриц зла. Простые смертные без еды жить не могут, без воды, там, кислорода всякого… без секса, наконец. А Бодлер - без жриц. Он ведь Бодлер, куда ему без жриц-то?..
Как же я люблю эти изячные эвфемизмы, так нарочито прикрывающие интерес к определённой теме, что более пристойно, ей-богу, было бы прямо всё сказать!.. Если нас интересует сексуальная жизнь Бодлера, то в этом, в принципе, ничего криминального нет, только при чём тут какие-то «античные жрицы зла»?..
Знаменательно то, что при этом собственно о бодлеровской женщине, «божественной грязи», сказано ничтожно мало, практически вообще ничего не сказано. Мы только узнаём, что, трахаясь с Жанной, он «отчасти примирялся с жизнью» (хотя не совсем понятно - почему) и что «эта дьяволица вдохновляла его на божественные строки» (хотя есть версия, что вдохновляло всё-таки нечто другое). Знаменательно, что глубже, нежели литературоведу Наталии Кравченко, суть бодлеровской самки понятна, например, автору следующих строк:
…ну, хочешь, исцарапай меня когтями,
Разорви мою грудь и вынь моё сердце,
Брось его на съеденье собакам,
Если тебе это доставит радость.
Но только не плачь, бедное животное, не плачь…
Это не «поэт, литературовед, публицист», это Силя и «Выход». Я даже не знаю, была ли реминисценция сознательной. Но для меня очевидно, что это - именно про бодлеровскую женщину. А у Кравченко - не про неё. Это просто пикантная историйка о поэтике и его любовнице. Мне скучно и неловко это читать.
Так же, как и следующий пассаж:
И вот мы приходим к парадоксальному выводу: этот сноб, возвёдший в идеал своей жизни и поэзии бесстрастный индивидуализм, сердечный холод и презрение к толпе, на самом деле был человеком, сплетённым из нервов и страстей, который через всё своё творчество пронёс глубокое сочувствие к отверженным судьбой, а через всю свою жизнь - безграничную преданную любовь к одной женщине. (с)
Ох, ведь и правда - парадокс… Бодлер - да вдруг человек. Да ещё «сплетённый из нервов и страстей»!.. Нет, блджад, я не выдерживаю тона - КАКОЕ ЕЩЁ «глубокое сочувствие к отверженным судьбой»??? КАКАЯ ЕЩЁ «безграничная преданная любовь к одной женщине»??? ЧТО ЭТО ЗА КРАСИВЕНЬКИЙ БРЕД СИВЕНЬКОЙ КОБЫЛКИ?!?!??!!
Вот, понимаете, в чём тут противоречие - на первый взгляд, казалось бы, Наталия Кравченко делает (несмотря на всю эту ересь, на неуклюжий язык, на беспардонные заимствования, наконец) хорошее, нужное, доброе дело - несёт высокое искусство поэзии в массы. В народ.
Но это только - на первый взгляд.
А НА САМОМ ДЕЛЕ, народу, что очевидно, никакая поэзия на хрен не упала, это нормальное, естественное и справедливое положение вещей, и не вздумайте спорить. С другой стороны, тем чрезвычайно редким представителям народа, которым нужна поэзия, на хрен не упало, простите, уникальное вИдение Наталии Кравченко. Единственный образ благодарного слушателя Кравченко, который, при известном напряжении фантазии, приходит на ум - это те опрятные старушки с причёсками под Ольгу Берггольц, которых я встречаю иногда в нашей районной библиотеке, где они выбирают томики стихов Асадова из кучи бесплатных списанных книг. Даже моя дорогая, любимая старенькая бабуленька - если бы это ещё было ей по силам, она бы, наверное, с большим удовольствием сходила на подобную лекцию. И слушала бы, слезясь от восторга (бедная моя бабушка с семью классами образования!..), от восторга и благодарности, что вот, такая приятная женщина с такой красивой причёской рассказывает ей «про поэта»!.. А потом пересказывала бы, наверное, мне:
-Вот, Польца, знаешь, там про поэта говорили, французского… ты, наверно, знаешь, ты ж французский учила… ну так вот, говорили, что он так прям не любил природу, что даже мясо только маринованное ел, во как!.. видала?..
И была бы уверена, святая, что это «культура», что она причастилась!..
Боже, какой позор. Нет уж. Если бабуленьке захочется культурно развлечься, я уж лучше из той же библиотеки ей Шарлотту Бронте принесу, которая ей очень нравится. И даже вслух почитаю. Но так издеваться не позволю. Ни над бабулей, ни над Бодлером.