О вестях с родины и письмах от любимой
Самоубился, значит… Жаль его. Как там в песне: "Она найдёт себе другого, а мать сыночка никогда".
Но и другие случаи бывают. Вот служил "на доверии" в особом отделе у подводников Пулькин (настоящая фамилия, кстати). "На доверии" - значит, с привилегиями, которые не каждому мичману доступны, не говоря уж о срочниках - в посёлок без проблем, в Мурманск съездить не вопрос, в отпуск - да заради Христа, в работах не участвует, честь отдаёт небрежно, с вызовом погядывая… Ключи от особистской будки были у него всегда при себе: вроде бы приборщик… Уже отбой в казарме, а там свет горит: "Срочной работой особист нагрузил, не придётся сегодня спать." Потолкается возле двери дежурный по экипажу, да и уйдёт, не солоно хлебавши.
И вот однажды вечером - прошла вечерняя поверка в экипаже, распустился народ на помывку да покурить перед сном, - распахивается дверь из чекистского застенка, и вываливается оттуда Пулькин, да не Пулькин, а Рэмбо: по АК на каждую руку намотано, за спиной вещмешок. Вываливается в кубрик/казарму и начинает веером по окружающим из этих АК стрелять, требуя от дежурного немедленно уазик с шофёром, да чтоб заправлен был.
Дневальный с тумбочки начал вызванивать этого шофёра, который Пулькину закадычным дружком приходился, а Пулькин продолжает постреливать в любую попытку двинуться. Выстрелил и в дежурного - спас лейтенанта поплавок, вдребезги разлетелась эмаль, бронзовая основа расплющилась и треснула, но от пули выручила. С контузией потом в госпитале полежал.
А Пулькин бросился вниз, где ждал его уазик и несколько человек ДВС с дежурным по дивизии во главе. Но македонская стрельба, даже не прицельная, приносит результаты - ранив кого-то прыгает Пулькин в машину, и мчит его дружок в посёлок Видяево, где в однушке на пятом этаже пятиэтажки у хлебного на Заречной жила зазноба матросская, изменщица и сука.
Ходу там семь километров, но уже через пару-тройку вёрст шоферюга понял, что ждёт его, если не вышка, то лет десять точно - машина заглохла. Пулькин расстрелял колёса, а водилу пожалел: дал ему пару раз по зубам прикладом и потопал пешком вдоль озёра, над которым нависала обрезанная взрывом сопка.
К этому моменту видяевский гарнизон уже стоял на ушах, вызвали СОБР из Мурманска, усилили дежурное подразделение. Особиста-каплея (хороший парень, я был с ним знаком), который прикормил этого аспида с говорящей фамилией, презрительно выгнали из комендатуры, где уже сформировался штаб по этой ситуации: "Идите отсюда. С вами будем потом разбираться."
Пулькина попытались перехватить на последнем подъёме дороги перед въездом в Видяево, там, где пожарная команда. Пожарными машинами забаррикадировали дорогу, посадили в засаду военных - и срочников, и бессрочников, с оружием: "Стрелять по команде!" К этой баррикаде и подвёз наш механик с Достойного этого незадачливого особиста - места он себе в посёлке не находил… Его и начальника его, капитана второго ранга.
А Пулькин пошёл на прорыв - два АК, в карманах пара ПМов, а в вещмешке вполне достаточно снаряжённых рожков и магазинов. Стрелял он не целясь и не пригибаясь, вот как сейчас показывают бойцов из умеренной сирийской оппозиции. Пара особистов решила реабилитироваться - и пошла ему навстречу, призывая его положить оружие, "и сразу всем будет хорошо". Пулькин явно узнал голоса своих начальников и отреагировал очередью по этим двум фигурам, насмерть ранив капитана 2 ранга, который эти два года звал его по имени, приглашал его к себе домой покушать, отпускал в отпуск к матери-одиночке посадить картошку-выкопать картошку…
В суматохе, которая образовалась в ходе погрузки раненого в машину нашего механика, Пулькин проскользнул дворами на бербазу эскадры, положив по пути мальчишечку со штык-ножом из дежурного подразделения, спустился к причалам и, ворвавшись в кубрик на ВМ, поднял там пятерых матросов из экипажа, выстроил из них живой щит перед дверью и начал ждать переговорщиков…
К этому моменту даже в комендатуре Видяевского гарнизона осознали, что ни скрыть, ни как-то компенсировать происходящее не удастся. Командир СОБРа из Мурманска незаметно взял всё командование захватом/нейтрализацией на себя. С Пулькиным начали переговариваться, а дальше всё было по схеме - "принесите водки, чтоб пробки были целые - проверю". Принесли, пробки целые, ясное дело, но уже минут через 30 стало понятно, что Пулькин засыпает - голос стал тише, язык заплетался… СОБРовский майор негромко инструктировал своих: "Живой он не нужен, понятно? В первые двадцать секунд, потом будет поздно." И тут вновь вылез каплей-особист, душу которого жгли совесть и жажда мести: "Возьми меня с собой, майор…" Уговорил, а уже на подходе к причалу уговорил даже пустить его в кубрик первым, наобещав сразу завалить этого Пулькина.
И кричал майор ему в этой темноте: "Стреляй, ну, стреляй же сука!… Отставить! Отставить стрельбу! Вытаскивайте его!"
А каплей потом сказал - не смог, пистолет прямо в ухо ему сунул - и не смог.
Так что, всякие письма из дома приходят, и весточки от любимых разные сарафанное радио приносит.
А Пулькина судили. В психушку его задвинули. На пожизненно.
А в Сирии… Будем считать, что обошлось.
Но и другие случаи бывают. Вот служил "на доверии" в особом отделе у подводников Пулькин (настоящая фамилия, кстати). "На доверии" - значит, с привилегиями, которые не каждому мичману доступны, не говоря уж о срочниках - в посёлок без проблем, в Мурманск съездить не вопрос, в отпуск - да заради Христа, в работах не участвует, честь отдаёт небрежно, с вызовом погядывая… Ключи от особистской будки были у него всегда при себе: вроде бы приборщик… Уже отбой в казарме, а там свет горит: "Срочной работой особист нагрузил, не придётся сегодня спать." Потолкается возле двери дежурный по экипажу, да и уйдёт, не солоно хлебавши.
И вот однажды вечером - прошла вечерняя поверка в экипаже, распустился народ на помывку да покурить перед сном, - распахивается дверь из чекистского застенка, и вываливается оттуда Пулькин, да не Пулькин, а Рэмбо: по АК на каждую руку намотано, за спиной вещмешок. Вываливается в кубрик/казарму и начинает веером по окружающим из этих АК стрелять, требуя от дежурного немедленно уазик с шофёром, да чтоб заправлен был.
Дневальный с тумбочки начал вызванивать этого шофёра, который Пулькину закадычным дружком приходился, а Пулькин продолжает постреливать в любую попытку двинуться. Выстрелил и в дежурного - спас лейтенанта поплавок, вдребезги разлетелась эмаль, бронзовая основа расплющилась и треснула, но от пули выручила. С контузией потом в госпитале полежал.
А Пулькин бросился вниз, где ждал его уазик и несколько человек ДВС с дежурным по дивизии во главе. Но македонская стрельба, даже не прицельная, приносит результаты - ранив кого-то прыгает Пулькин в машину, и мчит его дружок в посёлок Видяево, где в однушке на пятом этаже пятиэтажки у хлебного на Заречной жила зазноба матросская, изменщица и сука.
Ходу там семь километров, но уже через пару-тройку вёрст шоферюга понял, что ждёт его, если не вышка, то лет десять точно - машина заглохла. Пулькин расстрелял колёса, а водилу пожалел: дал ему пару раз по зубам прикладом и потопал пешком вдоль озёра, над которым нависала обрезанная взрывом сопка.
К этому моменту видяевский гарнизон уже стоял на ушах, вызвали СОБР из Мурманска, усилили дежурное подразделение. Особиста-каплея (хороший парень, я был с ним знаком), который прикормил этого аспида с говорящей фамилией, презрительно выгнали из комендатуры, где уже сформировался штаб по этой ситуации: "Идите отсюда. С вами будем потом разбираться."
Пулькина попытались перехватить на последнем подъёме дороги перед въездом в Видяево, там, где пожарная команда. Пожарными машинами забаррикадировали дорогу, посадили в засаду военных - и срочников, и бессрочников, с оружием: "Стрелять по команде!" К этой баррикаде и подвёз наш механик с Достойного этого незадачливого особиста - места он себе в посёлке не находил… Его и начальника его, капитана второго ранга.
А Пулькин пошёл на прорыв - два АК, в карманах пара ПМов, а в вещмешке вполне достаточно снаряжённых рожков и магазинов. Стрелял он не целясь и не пригибаясь, вот как сейчас показывают бойцов из умеренной сирийской оппозиции. Пара особистов решила реабилитироваться - и пошла ему навстречу, призывая его положить оружие, "и сразу всем будет хорошо". Пулькин явно узнал голоса своих начальников и отреагировал очередью по этим двум фигурам, насмерть ранив капитана 2 ранга, который эти два года звал его по имени, приглашал его к себе домой покушать, отпускал в отпуск к матери-одиночке посадить картошку-выкопать картошку…
В суматохе, которая образовалась в ходе погрузки раненого в машину нашего механика, Пулькин проскользнул дворами на бербазу эскадры, положив по пути мальчишечку со штык-ножом из дежурного подразделения, спустился к причалам и, ворвавшись в кубрик на ВМ, поднял там пятерых матросов из экипажа, выстроил из них живой щит перед дверью и начал ждать переговорщиков…
К этому моменту даже в комендатуре Видяевского гарнизона осознали, что ни скрыть, ни как-то компенсировать происходящее не удастся. Командир СОБРа из Мурманска незаметно взял всё командование захватом/нейтрализацией на себя. С Пулькиным начали переговариваться, а дальше всё было по схеме - "принесите водки, чтоб пробки были целые - проверю". Принесли, пробки целые, ясное дело, но уже минут через 30 стало понятно, что Пулькин засыпает - голос стал тише, язык заплетался… СОБРовский майор негромко инструктировал своих: "Живой он не нужен, понятно? В первые двадцать секунд, потом будет поздно." И тут вновь вылез каплей-особист, душу которого жгли совесть и жажда мести: "Возьми меня с собой, майор…" Уговорил, а уже на подходе к причалу уговорил даже пустить его в кубрик первым, наобещав сразу завалить этого Пулькина.
И кричал майор ему в этой темноте: "Стреляй, ну, стреляй же сука!… Отставить! Отставить стрельбу! Вытаскивайте его!"
А каплей потом сказал - не смог, пистолет прямо в ухо ему сунул - и не смог.
Так что, всякие письма из дома приходят, и весточки от любимых разные сарафанное радио приносит.
А Пулькина судили. В психушку его задвинули. На пожизненно.
А в Сирии… Будем считать, что обошлось.