Петру Гроза и путь Румынии. Часть 2
Разумеется, крестьянский характер румынского общества должен был повлиять на местную политику. Ещё в 1890-е гг. сформировалось идейное течение «попоранизма» (то есть буквально «народничества»), основанная русско-румынскими революционерами-народниками К. Стере и К. Доброджану-Геря. Его умеренная фракция позже вошла в состав Национал-либеральной партии, а радикальная составила Социал-демократическую рабочую партию. В 1907 г. по всей Румынии вспыхнуло крестьянское восстание (во многом связанное с русской революцией 1905-1907 гг.), жестоко подавленное властями с применением армии, которой командовал упомянутый генерал Авереску.
Для межвоенной Румынии характерна крайняя политическая нестабильность: с 1920 по 1940 гг. сменилось 35 правительств (9, с. 154). Причём состав их, как правило, определялся не по итогам выборов, а как результат закулисных элитных договорённостей. Парламентские выборы должны были лишь официально закрепить эти договорённости. После первой мировой войны в стране была проведена половинчатая аграрная реформа, кардинально не улучшившая положение крестьянства (2, с. 14-15).
Провал аграрной реформы стал одной из причин падения правительства Авереску в 1922 г. (3, с. 38). Находясь в оппозиции, П. Гроза становится председателем Союза промышленников Румынии, Союза лесной промышленности, входит в состав административных советов предприятий, банков и акционерных обществ, что позволяет ему приобрести огромный опыт практической деятельности. В 1926 г. Авереску возвращается к власти, Гроза вновь становится министром в его правительстве, однако с 1927 г. отходит от правительственной работы и от Народной партии.
Любопытно, что членом этих же правительств, министром сначала культуры, а потом внутренних дел, был и Октавиан Гога, ещё один трансильванец и тоже сын священника, известный поэт, будущий лидер околофашистской Национал-христианской партии и премьер-министр в 1937-1938 годах. Гога и Гроза, хорошо знакомые между собой и когда-то друзья, как бы олицетворяют расходящиеся из одной точки пути румынских патриотов, один из которых вёл в сторону СССР и союза с коммунистами, другой - в сторону фашистской идеологии и Европы.
В политике Национал-либеральной партии, находившейся у власти в 20-е гг., преобладало стремление к индустриализации страны, которое повышало налоговое бремя, ложившееся на плечи крестьян (2, с. 18). Неудивительно, что к крестьянскому большинству стали апеллировать многочисленные партии, в названиях которых варьировались слова «царанистская» (от слова țărănesc, то есть «крестьянская») или «аграрная». Царанизм - румынский вариант народнической идеологии, аграрного социализма. От национал-либеральной партии, в свою очередь, в разное время откалывались такие группировки, как Аграрный союз, Партия крестьянских либералов и др.
На крестьян ориентировались и первые румынские фашистские организации 20-х гг. (например, Национальная румынская фасция), которые в целом идеологически были близки к итальянскому фашизму. Фасция шла навстречу требованиям крестьян об отчуждении поместий у крупных землевладельцев (2, с. 23). «Крестьянской» линии следовал и созданный чуть позже «Легион Михаила Архангела» во главе с К. Кодряну: кстати, его будущие идеологи Н. Ионеску и Н. Крайник были выходцами из Национал-царанистской партии (2, с. 112). В легионерской пропаганде часто использовалось имя Хории, руководителя крестьянского восстания XVIII в. (однако название «Хория» носила и газета «Фронта земледельцев» П. Грозы). Однако в 1937 г. Кодряну заявил, что его партия не намерена проводить экспроприацию земли, и снял лозунг «На каждую душу - полгектара земли» (9, с. 163).
В 1926 г. была создана Национал-царанистская партия, объединившая ранее существовавшую Царанистскую партию с Румынской национальной партией, созданной ещё в 1881 г. австро-венгерской Трансильвании. К ней обратились надежды крестьян страны, недовольных правлением национал-либералов. В основе программы партии была идея «крестьянского государства», основанного на добровольной кооперации крестьянских хозяйств, а также на умеренном национализме и монархизме. В рамках национал-царанистской партии под руководством И. Михалаке в 20-30-х гг. разрабатывалась модель экономики дистрибутистского типа, альтернативная как социализму, так и капитализму (1, с. 163).
В 1928 г. национал-царанисты пришли к власти, получив на парламентских выборах 77,8% голосов. Постепенно партия отказалась от радикализма, в частности, от требования экспроприации земельных угодий крупных землевладельцев, превратившись в обычную буржуазную элитную группировку (2, с. 75). Правительство НЦП подавляло рабочие выступления (шахтёрская стачка в Лупени, забастовка нефтяников в Плоешти, железнодорожников в Гривице). К тому же именно в эти годы разразился мировой экономический кризис, в ходе которого сильнее всего пострадали именно аграрные страны «периферийного капитализма», к которым относилась и Румыния. Требование «твёрдой руки» привело к возвращению в Румынию принца Кароля Гогенцоллерн-Зигмарингена, ранее отстранённого от наследования престола, и провозглашению его в 1930 г. королём Каролем (Карлом) II.
В 30-х гг. в НЦП назревал раскол между правыми и левыми группировками. Правое крыло партии возглавлял А. Вайда-Воевод, неоднократно занимавший должность премьер-министра страны (в 1935 г. он создал собственную партию «Румынский фронт»). Левое крыло склонялось к сотрудничеству с коммунистами и социалистами против угрозы фашизации страны. Срединную линию осуществлял признанный лидер партии и также неоднократный премьер-министр Ю. Маниу.
Можно сказать, что появление «Фронта земледельцев» («Фронтул плугарилор») во главе с П. Грозой как раз и стало следствием отхода национал-царанистов от своих собственных принципов и программы, их превращения в системную партию и слияния с правящей элитой. Это движение было создано в 1933 г., после периода «политического воздержания» Грозы. Эти годы он позже характеризовал как «новый университетский курс, содержащий огромный документальный материал» (3, с. 43). Однако от практической деятельности он не отказывался. Вернувшись из Бухареста в Бэчию, Гроза стал вести хозяйство в имении, унаследованном от родителей жены, а также открыл банк «Дечебал», выдававший ссуды крестьянам под небольшой процент (3, с. 44-45). Тогда же он написал небольшую книгу размышлений «Не предавайся гневу, человек!».
Постоянной слабостью крестьянских движений была их плохая организованность, разобщённость, что и позволяло различным политическим силам использовать крестьянское большинство в своих целях, не давая ему сплотиться. Создание «Фронта земледельцев» стало попыткой преодолеть эту вечную слабость народничества. Кроме того, правящими кругами использовался такой метод, как противопоставление интересов крестьян и рабочих, стравливание их между собой. Против этого также восстал Петру Гроза, сторонник совместных действий крестьян и рабочих, народников и коммунистов.
Дом в городе Дева (центр жудеца Хунедоара), построенный П. Грозой, стал, по сути, штабом крестьянского движения, которое получило название «Восстание земли» (3, с. 51). «Мы видим, - говорил Гроза, - с одной стороны, трудящуюся массу, вынужденную своим тяжёлым трудом платить дань международному капиталу, с другой стороны - доморощенных посредников гигантской международной сделки по продаже и предательству. Они твердят о патриотизме. Какой патриотизм, когда властелином является международный капитал? Трудящиеся крестьяне чувствуют тяжесть этой жестокой эксплуатации больше, чем кто-либо, потому что фундамент всегда испытывает большее давление. На него давит вся надстройка» (3, с. 67).
Авереску, прежний соратник Грозы, пытался воздействовать на него, апеллируя к тому, что крестьянский протест вызван их узкоклассовым «эгоизмом», и убеждал вернуться в ряды элитных группировок. Гроза в ответном письме говорил: «я открываю в себе философскую метаморфозу; я с радостью отказываюсь от успехов и прибылей, которые ещё в состоянии предложить мне дышащий на ладан мир, и меняю всё это на лишения, волнения и тревоги, навечно объединённые в борьбе за новый порядок, благами которого, может быть, воспользуются уже мои дети, способные воспринимать своё личное благо как благо общественное, а общественное благо - как своё личное» (3, с. 76).
На выборах 1933 г. со стороны властей «Фронту земледельцев» чинились препятствия к участию в выборах, их списки не заверялись, а типографиям было дано указание не печатать их листовки. С другой стороны, часть партий стремилась использовать восходящую популярность «ФЗ» в своих целях: так, «Аграрный союз» крупного землевладельца К. Аржетояну объявил о заключении с ним союза, которого в реальности не было. Тем не менее, в Хунедоаре «Фронт» занял на выборах первое место, хоть и с небольшим отрывом от национал-царанистов (3, с. 84-85).
Следующее десятилетие в жизни Грозы (1933-1944) было связано с борьбой за права крестьян, судебными преследованиями, несколькими покушениями на его жизнь, в том числе со стороны ультраправых группировок. При этом сам Гроза, подобно своему индийскому современнику М. Ганди, отстаивал мирные, ненасильственные способы ведения политической борьбы. В то же время он активно контактировал с запрещённой (с 1924 г.) и находящейся в подполье Коммунистической партией Румынии.
Следует учитывать, что рабочий класс в аграрной Румынии (85% населения которой жило в сельской местности) не был многочисленным, а значит, у Компартии была не слишком большая опора в обществе. Помимо этого, коммунистическая идея ассоциировалась с Советским Союзом, который не признавал присоединения к Румынии Бессарабии, а значит, как считалось, в любой момент мог туда вторгнуться, и с соседней Венгрией, пролетарскую революцию в которой в 1919 г. подавили именно румынские войска.
В самой Румынии венгерское национальное меньшинство придерживалось в основном левых взглядов, в то время как этнические немцы - крайне правых. Впоследствии, после прихода к власти Антонеску, немцы (в противоположность другим нацменьшинствам) не подвергались национальной дискриминации и были уравнены в правах с румынами. С партией венгерского меньшинства МАДОС Петру Гроза в 1935 г. заключил союз, выступив против раскола общества по этническому признаку.
Уход из НЦП Вайды-Воевода позволил этой партии перейти на более левые позиции и принять участие в действиях по созданию антифашистского Народного фронта. На выборах 1936 г. национал-царанистских кандидатов поддержали коммунисты, социалисты, «Фронт земледельцев» и МАДОС. Гроза также установил связи с обществом «Друзья СССР» (лидеры П. Константинеску-Яшь и С. Каллимаки), которые в течение нескольких лет могли действовать в Румынии легально (3, с. 102). После очередных запретов это общество восстанавливалось под разными названиями и действовало до 1938 г. (9, с. 74).
При участии левого крыла национал-царанистов создавались антифашистские «Гражданские комитеты» (9, с. 75). Тогда же ими была создана Крестьянская гвардия, что означало ликвидацию монополии на уличное насилие, ранее принадлежавшей крайне правым (2, с. 298). Однако это был последний всплеск активности национал-царанистов. В 1937 г. Ю. Маниу уже подписал предвыборный «пакт о ненападении» с Кодряну. Политика лавирования между правыми и левыми силами продолжалась и позже, пока в период королевской диктатуры эта партия, как и все остальные, не была запрещена: Маниу в качестве синекуры было предложено кресло «почётного сенатора» (9, с. 172). «Фронт земледельцев» также был запрещён.
Отказ правящих системных партий от выполнения аграрной программы в условиях экономического кризиса неминуемо вызвал усиление «националистической» демагогии. Любые разновидности фашизма нужны элитам для того, чтобы направлять протестную энергию масс в безопасное для себя русло, часто используя при этом элементы «пародии» на коммунизм, направленные против самого коммунизма как идеологии. П. Гроза выступал против фашизации общества, в 1937 г. «Фронт земледельцев» выпустил брошюру Р. Зэрони «Почему румынский крестьянин не должен быть фашистом», которая широко распространялась по всей Румынии (3, с. 126).
Разумеется, успешные действия «правых» становились возможными в силу ошибок самих коммунистов того времени, среди которых - приверженность атеизму, игнорирование национального самосознания и самобытности, отсутствие цивилизационного подхода в области теории и в целом отсутствие представления о «духовном измерении», дополняющем чисто материальную сферу. Это оружие, вольно или невольно отброшенное коммунистами, поднимали «крайне правые» силы и использовали в своих целях.
Однако румынские коммунисты учитывали прежние ошибки и всё чаще прибегали не только к классовым аргументам, но и к терминам, связанным с национальными интересами. В 1936 г. в резолюции ЦК КПР говорилось, что Румыния может сохранить свою независимость только путём тесного сотрудничества и союза с СССР, а правые силы, выступающие против этого союза, предают национальные интересы страны (9, с. 125). В 1940 г., после Венского арбитража, Компартия призывала к отпору как гитлеровской Германии, так и «англо-французским поджигателям войны» и созданию Балканского блока с опорой на СССР (9, с. 314).
В 20-30-е годы в Румынии появляются многочисленные организации фашистского или близкого к фашизму толка, которые создаются как «снизу» («Легион Михаила Архангела» во главе с К. Кодряну, позже преобразованный в «Железную гвардию», а затем в партию «Всё для страны»), так и «сверху», элитариями (А. Куза, О. Гога, Ш. Тэтэреску и даже сам король Карл II). Газета румынской компартии «Скынтейя» писала в 1935 г., что «буржуазно-помещичья верхушка не может договориться по вопросу о том, “кто” и “каким образом” должен установить фашистскую диктатуру», однако сама её необходимость не вызывала сомнений (9, с. 45).
Крайне правые много говорили об «обновлении нации», «новой элите» и т.д., но, оставаясь приверженцами принципа элитаризма, тем самым оставались в рамках прежнего типа общества, который они на словах отрицали. Хотя в их риторике присутствовала и тема «ликвидации эксплуатации человека человеком» (2, с. 279). В геополитическом аспекте идеологи румынского национализма эволюционировали от антизападничества, противопоставления православия и румынской традиции современной Европе, к ориентации на фашистские страны Западной Европы - Италию и Германию. Так, Н. Крайник в одной из статей провозгласил: «Рим, ты мать нашего народа!» (2, с. 120-121).
Кодряну на страницах легионерских газет характеризовался как «румынский Муссолини», который, «подобно дуче, наведёт порядок». В своей первой парламентской речи «капитан» провозгласил: «Поскольку мы должны выбирать между двумя крайностями, мы верим, что солнце восходит не в Москве, а в Риме» (2, с. 129-130). Приветствовали «легионеры» и успехи Гитлера в Германии, которые рассматривали как «знак пробуждения нашей расы». В 1938 г. в связи с аншлюсом Австрии Кодряну направил приветственную телеграмму в Берлин, в которой назвал Гитлера «носителем света истины» (2, с. 383). Сами нацисты, в свою очередь, характеризовали «Железную гвардию» как «единственную группу в Румынии, которая работает в национал-социалистическом стиле» (2, с. 281).
Сравнивая свои идеи с германским нацизмом и итальянским фашизмом, Кодряну сопоставлял их с традиционной идеей «трёх природ» человека. Итальянский фашизм придавал основное значение государству («телу»), немецкий нацизм - расе, крови (то есть «душе», поскольку «кровь есть душа»), а гвардизм - религии («духу»). Здесь мы видим не столько противопоставление одних идей другим, сколько их взаимодополняемость (2, с. 467). Это символически было выражено в цвете униформы: если у итальянских фашистов были чёрные рубашки, у немецких нацистов - коричневые, то у румынских гвардистов - зелёные, с эмблемой в виде голубой свастики на жёлтом фоне (9, с. 54). Кстати, у «конкурентов» из Национально-христианской партии О. Гоги и А. Кузы рубашки были голубые.
Румынские теоретики опирались на западных «консервативных» идеологов, а не на русских православных мыслителей, которые, казалось бы, при их приверженности православию должны быть им намного ближе. Среди часто цитируемых зарубежных авторов в легионерских изданиях был идеолог французского «Аксьон франсез» Ш. Моррас, философы Ж. Сорель, Ф. Ницше, О. Шпенглер, В. Парето (2, с. 270). У итальянских фашистов был позаимствован лозунг «Живи опасно!», а «воля к власти» противопоставлялась «азиатской готовности к компромиссу». Кодряну писал, что власть должна перейти «из немощных трясущихся рук астматиков в руки молодого поколения, оплодотворённого принципами Ницше» (9, с. 56). В то же время они не могли в полной мере принять германский расизм уже по той причине, что румыны изначально были народом смешанного (фракийско-латинско-славянского) происхождения (11, с.98).
Некоторые идеологи гвардизма (Н. Рошу) вообще считали, что православие закончило свою историческую миссию и должно быть подчинено строительству национального государства. Э. Чоран в 1937 г. написал книгу «Слёзы и святые», выдержанную в кощунственном, скандальном для православной Румынии тоне (6, с. 64). С другой стороны, Н. Ионеску полагал, что румынское православие - именно то, что требуется современной Европе, которая доросла до стадии поиска нового Бога (2, с. 272). Н. Крайник уже в 1942 г. обращался в германский МИД с проектом восстановления полновластного экуменического патриархата в Константинополе с постоянно действующим Синодом, где румынская церковь играла бы руководящую роль: Крайник подчёркивал, что этот проект направлен против панславянских устремлений (5, с. 146).
Деятельность «легионеров» часто приобретала эпатажные формы, иногда заставляющие вспомнить «Бесов» Достоевского. Например, убийство гвардистами в 1936 г. «изменника» М. Стелеску (который создал альтернативное «Гвардии» движение «Крестовый поход румынизма») и расчленение его тела сопровождалось православными молитвами и «ритуальным» танцем (2, с. 264). М.Б. Смолин отмечает, что «Кодряну, видимо, был в том состоянии, которое на языке православной аскетики называется - быть в “духовной прелести”» (5, с. 151). Отметим, кстати, что одной из причин расхождения Кодряну и Стелеску было то, что последний отстаивал проитальянскую ориентацию и не одобрял излишних симпатий «капитана» к гитлеровской Германии.
В идеологии большинства румынских крайне правых прослеживается этнический национализм в западноевропейском духе, типичный для стран Восточной Европы того времени. Они выступали за создание «этнически чистого» государства («великий идеал»), видя основную проблему в национальных меньшинствах - особенно, конечно, в евреях, но также в венграх, славянах и цыганах. Н. Крайник в 1936 г. написал книгу «Православие и этнократия», название которой говорит само за себя: он выступал за государство, построенное на этническом принципе, все должности в котором должны занимать только румыны, за необходимость обмена населением с соседними государствами с репатриацией этнических румын и т.д. (11, с. 53).
Такая точка зрения стала в Румынии во второй половине 30-х гг. общепринятой не только среди «крайне правых», но и в «исторических» системных партиях национал-царанистов и национал-либералов. В свою очередь, Б. Муссолини говорил, утешая румынское руководство после потери Северной Трансильвании и Южной Добруджи в 1940 г.: «В нынешней европейской обстановке в интересах всех государств сделать так, чтобы политические границы совпадали с этническими. Если румынская территория в результате этого уменьшится, то Румыния станет более однородной» (9, с. 292-293). В итоге с приходом к власти И. Антонеску этнические чистки стали осуществляться на практике.
Об этом типе национализма ещё в XIX в. говорил русский мыслитель К.Н. Леонтьев. Размышляя о недавно получивших независимость балканских государствах, которые он хорошо знал, философ писал: «Творчества не оказалось; новые эллины в сфере высших интересов ничего, кроме благоговейного подражания прогрессивно-демократической Европе, не сумели придумать» (10, с. 186). Греки, по его словам, свой дух «полагают только в языке и в сильном племенном государстве, о котором они мечтают издавна и тщетно» (10, с. 232): к Румынии XX в. эта характеристика применима целиком. Н.С. Трубецкой, развивая мысли Леонтьева, говорил, что ложные националисты «стремятся к тому, чтобы их народ во что бы то ни стало получил государственную самостоятельность, чтобы он был признан “большими” народами, “великими” державами как полноправный член “семьи государственных народов” и… во всём походил именно на эти “большие народы”» (13, с. 112).
Те же тенденции в большей или меньшей степени Леонтьев прослеживал в Болгарии, Сербии, Румынии. У балканских народов он видел «космополитизм духа, вкусов, нравов и т.д., ничуть не исключающий при этом ни взаимной борьбы, ни даже кровавых схваток вроде недавней войны между сербами и болгарами, столь сходными между собой» (10, с. 222). Эти слова применимы и к ситуации через полвека, в 1930-е годы: ориентация на Европу осталась прежней, только с «прогрессивно-демократических» перешла на фашистские образцы, а «кровавые схватки» лишь активизировались.
Переориентация Румынии в конце правления Карла II и особенно при Антонеску с Англии и Франции на гитлеровскую Германию означала лишь смену «сюзерена», но не отказ от западнического, антиевразийского курса как такового. Это был очередной поворот внешней политики, обратный тому, который произошёл с началом первой мировой войны, когда Румыния, союзная Германии и Австро-Венгрии, отказалась выступить на их стороне и сначала заняла позицию нейтралитета, а в 1916 г. примкнула к Антанте. Правда, вскоре она была разгромлена, оккупирована и вынуждена была подписать с Германией и Австро-Венгрией сепаратный мир (именно тогда она и смогла получить Бессарабию, отторгнутую у России), но с новыми успехами Антанты в 1918 г. вновь оказалась на её стороне и вошла в число победителей, расширив по итогам первой мировой войны свою территорию в два раза (5, с. 32). После этого Румыния вместе с Польшей и государствами Прибалтики составила «санитарный кордон» Запада против Советской России.
В 20-30-х гг., таким образом, навязчивой фобией румынской элиты (которую она транслировала и на народные массы) стала утрата приобретённых территорий - Трансильвании, Северной Буковины, Бессарабии, Южной Добруджи. Она опасалась территориальных претензий со стороны практически всех своих соседей, а значит, могла войти в любую из возможных коалиций в будущей войне. Направленность её интересов толкала её скорее к англо-французскому блоку, чем к германо-итальянскому, потому что в последний входили страны, стремившиеся пересмотреть итоги первой мировой, и эту позицию поддерживали Венгрия и Болгария. Однако, с другой стороны, на враждебном Германии полюсе находился Советский Союз, который вызывал у румынской элиты особый страх и враждебность.
К тому же население «новых территорий» было этнически смешанным - здесь, помимо румын, жили венгры, немцы, русские, украинцы, болгары, а по всей стране также жили евреи и цыгане. Создание образа врага в лице национальных меньшинств - испытанный способ управления массами, особенно часто применяемый во времена экономических кризисов.
Для межвоенной Румынии характерна крайняя политическая нестабильность: с 1920 по 1940 гг. сменилось 35 правительств (9, с. 154). Причём состав их, как правило, определялся не по итогам выборов, а как результат закулисных элитных договорённостей. Парламентские выборы должны были лишь официально закрепить эти договорённости. После первой мировой войны в стране была проведена половинчатая аграрная реформа, кардинально не улучшившая положение крестьянства (2, с. 14-15).
Провал аграрной реформы стал одной из причин падения правительства Авереску в 1922 г. (3, с. 38). Находясь в оппозиции, П. Гроза становится председателем Союза промышленников Румынии, Союза лесной промышленности, входит в состав административных советов предприятий, банков и акционерных обществ, что позволяет ему приобрести огромный опыт практической деятельности. В 1926 г. Авереску возвращается к власти, Гроза вновь становится министром в его правительстве, однако с 1927 г. отходит от правительственной работы и от Народной партии.
Любопытно, что членом этих же правительств, министром сначала культуры, а потом внутренних дел, был и Октавиан Гога, ещё один трансильванец и тоже сын священника, известный поэт, будущий лидер околофашистской Национал-христианской партии и премьер-министр в 1937-1938 годах. Гога и Гроза, хорошо знакомые между собой и когда-то друзья, как бы олицетворяют расходящиеся из одной точки пути румынских патриотов, один из которых вёл в сторону СССР и союза с коммунистами, другой - в сторону фашистской идеологии и Европы.
В политике Национал-либеральной партии, находившейся у власти в 20-е гг., преобладало стремление к индустриализации страны, которое повышало налоговое бремя, ложившееся на плечи крестьян (2, с. 18). Неудивительно, что к крестьянскому большинству стали апеллировать многочисленные партии, в названиях которых варьировались слова «царанистская» (от слова țărănesc, то есть «крестьянская») или «аграрная». Царанизм - румынский вариант народнической идеологии, аграрного социализма. От национал-либеральной партии, в свою очередь, в разное время откалывались такие группировки, как Аграрный союз, Партия крестьянских либералов и др.
На крестьян ориентировались и первые румынские фашистские организации 20-х гг. (например, Национальная румынская фасция), которые в целом идеологически были близки к итальянскому фашизму. Фасция шла навстречу требованиям крестьян об отчуждении поместий у крупных землевладельцев (2, с. 23). «Крестьянской» линии следовал и созданный чуть позже «Легион Михаила Архангела» во главе с К. Кодряну: кстати, его будущие идеологи Н. Ионеску и Н. Крайник были выходцами из Национал-царанистской партии (2, с. 112). В легионерской пропаганде часто использовалось имя Хории, руководителя крестьянского восстания XVIII в. (однако название «Хория» носила и газета «Фронта земледельцев» П. Грозы). Однако в 1937 г. Кодряну заявил, что его партия не намерена проводить экспроприацию земли, и снял лозунг «На каждую душу - полгектара земли» (9, с. 163).
В 1926 г. была создана Национал-царанистская партия, объединившая ранее существовавшую Царанистскую партию с Румынской национальной партией, созданной ещё в 1881 г. австро-венгерской Трансильвании. К ней обратились надежды крестьян страны, недовольных правлением национал-либералов. В основе программы партии была идея «крестьянского государства», основанного на добровольной кооперации крестьянских хозяйств, а также на умеренном национализме и монархизме. В рамках национал-царанистской партии под руководством И. Михалаке в 20-30-х гг. разрабатывалась модель экономики дистрибутистского типа, альтернативная как социализму, так и капитализму (1, с. 163).
В 1928 г. национал-царанисты пришли к власти, получив на парламентских выборах 77,8% голосов. Постепенно партия отказалась от радикализма, в частности, от требования экспроприации земельных угодий крупных землевладельцев, превратившись в обычную буржуазную элитную группировку (2, с. 75). Правительство НЦП подавляло рабочие выступления (шахтёрская стачка в Лупени, забастовка нефтяников в Плоешти, железнодорожников в Гривице). К тому же именно в эти годы разразился мировой экономический кризис, в ходе которого сильнее всего пострадали именно аграрные страны «периферийного капитализма», к которым относилась и Румыния. Требование «твёрдой руки» привело к возвращению в Румынию принца Кароля Гогенцоллерн-Зигмарингена, ранее отстранённого от наследования престола, и провозглашению его в 1930 г. королём Каролем (Карлом) II.
В 30-х гг. в НЦП назревал раскол между правыми и левыми группировками. Правое крыло партии возглавлял А. Вайда-Воевод, неоднократно занимавший должность премьер-министра страны (в 1935 г. он создал собственную партию «Румынский фронт»). Левое крыло склонялось к сотрудничеству с коммунистами и социалистами против угрозы фашизации страны. Срединную линию осуществлял признанный лидер партии и также неоднократный премьер-министр Ю. Маниу.
Можно сказать, что появление «Фронта земледельцев» («Фронтул плугарилор») во главе с П. Грозой как раз и стало следствием отхода национал-царанистов от своих собственных принципов и программы, их превращения в системную партию и слияния с правящей элитой. Это движение было создано в 1933 г., после периода «политического воздержания» Грозы. Эти годы он позже характеризовал как «новый университетский курс, содержащий огромный документальный материал» (3, с. 43). Однако от практической деятельности он не отказывался. Вернувшись из Бухареста в Бэчию, Гроза стал вести хозяйство в имении, унаследованном от родителей жены, а также открыл банк «Дечебал», выдававший ссуды крестьянам под небольшой процент (3, с. 44-45). Тогда же он написал небольшую книгу размышлений «Не предавайся гневу, человек!».
Постоянной слабостью крестьянских движений была их плохая организованность, разобщённость, что и позволяло различным политическим силам использовать крестьянское большинство в своих целях, не давая ему сплотиться. Создание «Фронта земледельцев» стало попыткой преодолеть эту вечную слабость народничества. Кроме того, правящими кругами использовался такой метод, как противопоставление интересов крестьян и рабочих, стравливание их между собой. Против этого также восстал Петру Гроза, сторонник совместных действий крестьян и рабочих, народников и коммунистов.
Дом в городе Дева (центр жудеца Хунедоара), построенный П. Грозой, стал, по сути, штабом крестьянского движения, которое получило название «Восстание земли» (3, с. 51). «Мы видим, - говорил Гроза, - с одной стороны, трудящуюся массу, вынужденную своим тяжёлым трудом платить дань международному капиталу, с другой стороны - доморощенных посредников гигантской международной сделки по продаже и предательству. Они твердят о патриотизме. Какой патриотизм, когда властелином является международный капитал? Трудящиеся крестьяне чувствуют тяжесть этой жестокой эксплуатации больше, чем кто-либо, потому что фундамент всегда испытывает большее давление. На него давит вся надстройка» (3, с. 67).
Авереску, прежний соратник Грозы, пытался воздействовать на него, апеллируя к тому, что крестьянский протест вызван их узкоклассовым «эгоизмом», и убеждал вернуться в ряды элитных группировок. Гроза в ответном письме говорил: «я открываю в себе философскую метаморфозу; я с радостью отказываюсь от успехов и прибылей, которые ещё в состоянии предложить мне дышащий на ладан мир, и меняю всё это на лишения, волнения и тревоги, навечно объединённые в борьбе за новый порядок, благами которого, может быть, воспользуются уже мои дети, способные воспринимать своё личное благо как благо общественное, а общественное благо - как своё личное» (3, с. 76).
На выборах 1933 г. со стороны властей «Фронту земледельцев» чинились препятствия к участию в выборах, их списки не заверялись, а типографиям было дано указание не печатать их листовки. С другой стороны, часть партий стремилась использовать восходящую популярность «ФЗ» в своих целях: так, «Аграрный союз» крупного землевладельца К. Аржетояну объявил о заключении с ним союза, которого в реальности не было. Тем не менее, в Хунедоаре «Фронт» занял на выборах первое место, хоть и с небольшим отрывом от национал-царанистов (3, с. 84-85).
Следующее десятилетие в жизни Грозы (1933-1944) было связано с борьбой за права крестьян, судебными преследованиями, несколькими покушениями на его жизнь, в том числе со стороны ультраправых группировок. При этом сам Гроза, подобно своему индийскому современнику М. Ганди, отстаивал мирные, ненасильственные способы ведения политической борьбы. В то же время он активно контактировал с запрещённой (с 1924 г.) и находящейся в подполье Коммунистической партией Румынии.
Следует учитывать, что рабочий класс в аграрной Румынии (85% населения которой жило в сельской местности) не был многочисленным, а значит, у Компартии была не слишком большая опора в обществе. Помимо этого, коммунистическая идея ассоциировалась с Советским Союзом, который не признавал присоединения к Румынии Бессарабии, а значит, как считалось, в любой момент мог туда вторгнуться, и с соседней Венгрией, пролетарскую революцию в которой в 1919 г. подавили именно румынские войска.
В самой Румынии венгерское национальное меньшинство придерживалось в основном левых взглядов, в то время как этнические немцы - крайне правых. Впоследствии, после прихода к власти Антонеску, немцы (в противоположность другим нацменьшинствам) не подвергались национальной дискриминации и были уравнены в правах с румынами. С партией венгерского меньшинства МАДОС Петру Гроза в 1935 г. заключил союз, выступив против раскола общества по этническому признаку.
Уход из НЦП Вайды-Воевода позволил этой партии перейти на более левые позиции и принять участие в действиях по созданию антифашистского Народного фронта. На выборах 1936 г. национал-царанистских кандидатов поддержали коммунисты, социалисты, «Фронт земледельцев» и МАДОС. Гроза также установил связи с обществом «Друзья СССР» (лидеры П. Константинеску-Яшь и С. Каллимаки), которые в течение нескольких лет могли действовать в Румынии легально (3, с. 102). После очередных запретов это общество восстанавливалось под разными названиями и действовало до 1938 г. (9, с. 74).
При участии левого крыла национал-царанистов создавались антифашистские «Гражданские комитеты» (9, с. 75). Тогда же ими была создана Крестьянская гвардия, что означало ликвидацию монополии на уличное насилие, ранее принадлежавшей крайне правым (2, с. 298). Однако это был последний всплеск активности национал-царанистов. В 1937 г. Ю. Маниу уже подписал предвыборный «пакт о ненападении» с Кодряну. Политика лавирования между правыми и левыми силами продолжалась и позже, пока в период королевской диктатуры эта партия, как и все остальные, не была запрещена: Маниу в качестве синекуры было предложено кресло «почётного сенатора» (9, с. 172). «Фронт земледельцев» также был запрещён.
Отказ правящих системных партий от выполнения аграрной программы в условиях экономического кризиса неминуемо вызвал усиление «националистической» демагогии. Любые разновидности фашизма нужны элитам для того, чтобы направлять протестную энергию масс в безопасное для себя русло, часто используя при этом элементы «пародии» на коммунизм, направленные против самого коммунизма как идеологии. П. Гроза выступал против фашизации общества, в 1937 г. «Фронт земледельцев» выпустил брошюру Р. Зэрони «Почему румынский крестьянин не должен быть фашистом», которая широко распространялась по всей Румынии (3, с. 126).
Разумеется, успешные действия «правых» становились возможными в силу ошибок самих коммунистов того времени, среди которых - приверженность атеизму, игнорирование национального самосознания и самобытности, отсутствие цивилизационного подхода в области теории и в целом отсутствие представления о «духовном измерении», дополняющем чисто материальную сферу. Это оружие, вольно или невольно отброшенное коммунистами, поднимали «крайне правые» силы и использовали в своих целях.
Однако румынские коммунисты учитывали прежние ошибки и всё чаще прибегали не только к классовым аргументам, но и к терминам, связанным с национальными интересами. В 1936 г. в резолюции ЦК КПР говорилось, что Румыния может сохранить свою независимость только путём тесного сотрудничества и союза с СССР, а правые силы, выступающие против этого союза, предают национальные интересы страны (9, с. 125). В 1940 г., после Венского арбитража, Компартия призывала к отпору как гитлеровской Германии, так и «англо-французским поджигателям войны» и созданию Балканского блока с опорой на СССР (9, с. 314).
В 20-30-е годы в Румынии появляются многочисленные организации фашистского или близкого к фашизму толка, которые создаются как «снизу» («Легион Михаила Архангела» во главе с К. Кодряну, позже преобразованный в «Железную гвардию», а затем в партию «Всё для страны»), так и «сверху», элитариями (А. Куза, О. Гога, Ш. Тэтэреску и даже сам король Карл II). Газета румынской компартии «Скынтейя» писала в 1935 г., что «буржуазно-помещичья верхушка не может договориться по вопросу о том, “кто” и “каким образом” должен установить фашистскую диктатуру», однако сама её необходимость не вызывала сомнений (9, с. 45).
Крайне правые много говорили об «обновлении нации», «новой элите» и т.д., но, оставаясь приверженцами принципа элитаризма, тем самым оставались в рамках прежнего типа общества, который они на словах отрицали. Хотя в их риторике присутствовала и тема «ликвидации эксплуатации человека человеком» (2, с. 279). В геополитическом аспекте идеологи румынского национализма эволюционировали от антизападничества, противопоставления православия и румынской традиции современной Европе, к ориентации на фашистские страны Западной Европы - Италию и Германию. Так, Н. Крайник в одной из статей провозгласил: «Рим, ты мать нашего народа!» (2, с. 120-121).
Кодряну на страницах легионерских газет характеризовался как «румынский Муссолини», который, «подобно дуче, наведёт порядок». В своей первой парламентской речи «капитан» провозгласил: «Поскольку мы должны выбирать между двумя крайностями, мы верим, что солнце восходит не в Москве, а в Риме» (2, с. 129-130). Приветствовали «легионеры» и успехи Гитлера в Германии, которые рассматривали как «знак пробуждения нашей расы». В 1938 г. в связи с аншлюсом Австрии Кодряну направил приветственную телеграмму в Берлин, в которой назвал Гитлера «носителем света истины» (2, с. 383). Сами нацисты, в свою очередь, характеризовали «Железную гвардию» как «единственную группу в Румынии, которая работает в национал-социалистическом стиле» (2, с. 281).
Сравнивая свои идеи с германским нацизмом и итальянским фашизмом, Кодряну сопоставлял их с традиционной идеей «трёх природ» человека. Итальянский фашизм придавал основное значение государству («телу»), немецкий нацизм - расе, крови (то есть «душе», поскольку «кровь есть душа»), а гвардизм - религии («духу»). Здесь мы видим не столько противопоставление одних идей другим, сколько их взаимодополняемость (2, с. 467). Это символически было выражено в цвете униформы: если у итальянских фашистов были чёрные рубашки, у немецких нацистов - коричневые, то у румынских гвардистов - зелёные, с эмблемой в виде голубой свастики на жёлтом фоне (9, с. 54). Кстати, у «конкурентов» из Национально-христианской партии О. Гоги и А. Кузы рубашки были голубые.
Румынские теоретики опирались на западных «консервативных» идеологов, а не на русских православных мыслителей, которые, казалось бы, при их приверженности православию должны быть им намного ближе. Среди часто цитируемых зарубежных авторов в легионерских изданиях был идеолог французского «Аксьон франсез» Ш. Моррас, философы Ж. Сорель, Ф. Ницше, О. Шпенглер, В. Парето (2, с. 270). У итальянских фашистов был позаимствован лозунг «Живи опасно!», а «воля к власти» противопоставлялась «азиатской готовности к компромиссу». Кодряну писал, что власть должна перейти «из немощных трясущихся рук астматиков в руки молодого поколения, оплодотворённого принципами Ницше» (9, с. 56). В то же время они не могли в полной мере принять германский расизм уже по той причине, что румыны изначально были народом смешанного (фракийско-латинско-славянского) происхождения (11, с.98).
Некоторые идеологи гвардизма (Н. Рошу) вообще считали, что православие закончило свою историческую миссию и должно быть подчинено строительству национального государства. Э. Чоран в 1937 г. написал книгу «Слёзы и святые», выдержанную в кощунственном, скандальном для православной Румынии тоне (6, с. 64). С другой стороны, Н. Ионеску полагал, что румынское православие - именно то, что требуется современной Европе, которая доросла до стадии поиска нового Бога (2, с. 272). Н. Крайник уже в 1942 г. обращался в германский МИД с проектом восстановления полновластного экуменического патриархата в Константинополе с постоянно действующим Синодом, где румынская церковь играла бы руководящую роль: Крайник подчёркивал, что этот проект направлен против панславянских устремлений (5, с. 146).
Деятельность «легионеров» часто приобретала эпатажные формы, иногда заставляющие вспомнить «Бесов» Достоевского. Например, убийство гвардистами в 1936 г. «изменника» М. Стелеску (который создал альтернативное «Гвардии» движение «Крестовый поход румынизма») и расчленение его тела сопровождалось православными молитвами и «ритуальным» танцем (2, с. 264). М.Б. Смолин отмечает, что «Кодряну, видимо, был в том состоянии, которое на языке православной аскетики называется - быть в “духовной прелести”» (5, с. 151). Отметим, кстати, что одной из причин расхождения Кодряну и Стелеску было то, что последний отстаивал проитальянскую ориентацию и не одобрял излишних симпатий «капитана» к гитлеровской Германии.
В идеологии большинства румынских крайне правых прослеживается этнический национализм в западноевропейском духе, типичный для стран Восточной Европы того времени. Они выступали за создание «этнически чистого» государства («великий идеал»), видя основную проблему в национальных меньшинствах - особенно, конечно, в евреях, но также в венграх, славянах и цыганах. Н. Крайник в 1936 г. написал книгу «Православие и этнократия», название которой говорит само за себя: он выступал за государство, построенное на этническом принципе, все должности в котором должны занимать только румыны, за необходимость обмена населением с соседними государствами с репатриацией этнических румын и т.д. (11, с. 53).
Такая точка зрения стала в Румынии во второй половине 30-х гг. общепринятой не только среди «крайне правых», но и в «исторических» системных партиях национал-царанистов и национал-либералов. В свою очередь, Б. Муссолини говорил, утешая румынское руководство после потери Северной Трансильвании и Южной Добруджи в 1940 г.: «В нынешней европейской обстановке в интересах всех государств сделать так, чтобы политические границы совпадали с этническими. Если румынская территория в результате этого уменьшится, то Румыния станет более однородной» (9, с. 292-293). В итоге с приходом к власти И. Антонеску этнические чистки стали осуществляться на практике.
Об этом типе национализма ещё в XIX в. говорил русский мыслитель К.Н. Леонтьев. Размышляя о недавно получивших независимость балканских государствах, которые он хорошо знал, философ писал: «Творчества не оказалось; новые эллины в сфере высших интересов ничего, кроме благоговейного подражания прогрессивно-демократической Европе, не сумели придумать» (10, с. 186). Греки, по его словам, свой дух «полагают только в языке и в сильном племенном государстве, о котором они мечтают издавна и тщетно» (10, с. 232): к Румынии XX в. эта характеристика применима целиком. Н.С. Трубецкой, развивая мысли Леонтьева, говорил, что ложные националисты «стремятся к тому, чтобы их народ во что бы то ни стало получил государственную самостоятельность, чтобы он был признан “большими” народами, “великими” державами как полноправный член “семьи государственных народов” и… во всём походил именно на эти “большие народы”» (13, с. 112).
Те же тенденции в большей или меньшей степени Леонтьев прослеживал в Болгарии, Сербии, Румынии. У балканских народов он видел «космополитизм духа, вкусов, нравов и т.д., ничуть не исключающий при этом ни взаимной борьбы, ни даже кровавых схваток вроде недавней войны между сербами и болгарами, столь сходными между собой» (10, с. 222). Эти слова применимы и к ситуации через полвека, в 1930-е годы: ориентация на Европу осталась прежней, только с «прогрессивно-демократических» перешла на фашистские образцы, а «кровавые схватки» лишь активизировались.
Переориентация Румынии в конце правления Карла II и особенно при Антонеску с Англии и Франции на гитлеровскую Германию означала лишь смену «сюзерена», но не отказ от западнического, антиевразийского курса как такового. Это был очередной поворот внешней политики, обратный тому, который произошёл с началом первой мировой войны, когда Румыния, союзная Германии и Австро-Венгрии, отказалась выступить на их стороне и сначала заняла позицию нейтралитета, а в 1916 г. примкнула к Антанте. Правда, вскоре она была разгромлена, оккупирована и вынуждена была подписать с Германией и Австро-Венгрией сепаратный мир (именно тогда она и смогла получить Бессарабию, отторгнутую у России), но с новыми успехами Антанты в 1918 г. вновь оказалась на её стороне и вошла в число победителей, расширив по итогам первой мировой войны свою территорию в два раза (5, с. 32). После этого Румыния вместе с Польшей и государствами Прибалтики составила «санитарный кордон» Запада против Советской России.
В 20-30-х гг., таким образом, навязчивой фобией румынской элиты (которую она транслировала и на народные массы) стала утрата приобретённых территорий - Трансильвании, Северной Буковины, Бессарабии, Южной Добруджи. Она опасалась территориальных претензий со стороны практически всех своих соседей, а значит, могла войти в любую из возможных коалиций в будущей войне. Направленность её интересов толкала её скорее к англо-французскому блоку, чем к германо-итальянскому, потому что в последний входили страны, стремившиеся пересмотреть итоги первой мировой, и эту позицию поддерживали Венгрия и Болгария. Однако, с другой стороны, на враждебном Германии полюсе находился Советский Союз, который вызывал у румынской элиты особый страх и враждебность.
К тому же население «новых территорий» было этнически смешанным - здесь, помимо румын, жили венгры, немцы, русские, украинцы, болгары, а по всей стране также жили евреи и цыгане. Создание образа врага в лице национальных меньшинств - испытанный способ управления массами, особенно часто применяемый во времена экономических кризисов.