Иван Ефремов как представитель русского космизма
В апреле нынешнего года отмечалось 115 лет со дня рождения замечательного русского советского учёного-палеонтолога и прославленного писателя-фантаста - Ивана Антоновича Ефремова (1908-1972). Ефремова вполне можно рассматривать как крупного и самостоятельного мыслителя, одного из представителей русского космизма.
Образ будущего человечества, который был дан Ефремовым в научно-фантастических романах «Туманность Андромеды» и «Час Быка», а также в произведениях на историческую и современную тематику, в рассказах и публицистических произведениях, находится в парадигме ноосферных идей, созданных В.И. Вернадским (ещё одним юбиляром нынешней весны - в марте исполнилось 160 лет со дня его рождения).
Ефремов писал: «Самый великий учёный нашего века и один из величайших во все времена, мой соотечественник Вернадский ввёл понятие ноосферы - суммы коллективных достижений человечества в духовной области, мысли и искусства. Она обнимает всех людей океаном, формирующим все представления о мире, и надо ли говорить, как важно, чтобы воды этого океана оставались чистыми и прозрачными. Все усилия людей творческих должны быть направлены сюда, и нужно не только создавать новое, но и не позволять пачкать прежнее…» («Лезвие бритвы»).
В «Часе Быка» Ефремов образно называет ноосферу «духовной атмосферой» и отмечает, что задолго до Вернадского «к понятию ноосферы приблизились древние индийцы». Их «небесная хроника Акаши» (понятие из арсенала теософии и антропософии, к которым Ефремов проявлял определённой интерес) представляла собой, по его словам, «историческую запись событий на планете, отражала чувства и достижения искусства».
В значительной мере близки ефремовские идеи и взглядам основоположника русского космизма - Н.Ф. Фёдорова, который свой идеал будущего человечества обозначил как «психократию», а этот термин, подразумевающий власть человеческого духа, вполне соотносится с «ноосферой». Другой представитель космизма, православный мыслитель П.А. Флоренский, предложил термин «пневматосфера». Все эти понятия имеют определённые смысловые оттенки, но в целом обозначают одно и то же - высшую стадию развития человеческого общества, когда дух становится основной исторической силой, управляющей всей природной реальностью.
В книге современного исследователя А.Ф. Никольского (1959-2021) «Теория устойчивого развития и вопросы глобальной и национальной безопасности» эта стадия развития обозначается как «духовная цивилизация», или «общинный строй третьего тысячелетия». Причём сам автор отождествляет её с коммунизмом, но понятым не банально - только как экономическая формация. Принцип распределения «по потребностям» необходим именно для того, чтобы «стремление к материальному достатку перестало быть целью существования человека и основными стали духовные стремления».
Идеи космизма (или антропокосмизма - термин Н.Г. Холодного) противостоят как антропоцентризму, противопоставляющему человека и природу, так и современному «экологизму», который лишь переставляет знаки «с плюса на минус», но само это противопоставление сохраняет. Здесь речь идёт о том, что человек является частью природы, но мыслящей её частью. «Не человек переделывает природу, а природа сама себя переделывает, пользуясь нервной системой ею же созданного представителя живой материи. Мы не цари природы, мы сама природа!» - так излагал мысль Вернадского его биограф Л.И. Гумилевский.
В человеке природа осознаёт себя и начинает управлять собой, от стихийного развития переходя к планомерному. Это выражается, в частности, в освоении не только земного шара, но и окружающего космического пространства.
Н.Ф. Фёдоров рассматривал Землю как «кладбище умерших предков», которых необходимо возродить к жизни и поселить на других планетах. Ефремов же, будучи палеонтологом, практически работал с Землёй как «кладбищем», создавая новую науку - тафономию, учение о закономерностях распределения ископаемых останков. В ряде фантастических рассказов (например, «Тень минувшего») он воочию «воскрешал» это прошлое, хотя так и не сделал шага к признанию необходимости достижения бессмертия и физического воскрешения.
Тем не менее, как Фёдорова, так и Ефремова можно обозначить как мыслителей-утопистов, если не придавать этому слову, как часто делается, оттенок пренебрежения. Слово «утопия» в значительной мере дискредитировано в общественном сознании, «утопическое» искусственно противопоставлено «научному» (например, «утопический» и «научный» социализм). Хотя нельзя не отметить, что именно «утописты» создают образ будущего, с которым потом работают представители «неутопических» течений. Ведь, например, в трудах К. Маркса мы практически не видим описания коммунистического общества, они посвящены общей методологии, а также реальности прошлого и настоящего, а не будущего. Очевидно, потому, что его читателям-современникам этот образ был уже и так более-менее ясен благодаря трудам «утопистов».
В настоящее время более популярны не утопии, а антиутопии, в числе которых «Мы» Е.И. Замятина, «1984» Дж. Оруэлла, «О дивный новый мир» О. Хаксли, «451 градус по Фаренгейту» Р. Брэдбери. Эти книги представляют читателю негативный, пугающий образ будущего, пусть у разных авторов и различающийся в деталях. Говоря о том, что «плохо», эти и подобные авторы не показывают читателю свой положительный идеал, так что иногда создаётся впечатление, что страшному будущему противопоставляется относительно терпимое настоящее. А это означает отказ от социальных изменений как таковых и банальное сохранение, консервацию «того, что есть».
Но гораздо более ценным является создание положительного, «утопического» образа, отрицательный же нужен как контраст к нему. Именно так, совместив утопию и антиутопию, и построил свой роман «Час Быка» И.А. Ефремов. Следует, впрочем, отметить, что в «антиутопической» части Ефремов остался в рамках представлений, характерных для большинства авторов этого направления. Среди них он ближе к Оруэллу, который описал общество будущего как тиранию узкой группы лиц, которые управляют при помощи того, что подвергают террору и лишениям большинство населения.
Надо признать прозорливость Оруэлла в отношении некоторых явлений современности (например, бесконечные «договорные» войны между державами как способ управления массами). Но в целом лучше угадал реальные черты современного общества (а сегодня мы уже живём в мире победившей антиутопии или, по крайней мере, очень близко подошли к его краю) Олдос Хаксли, который демонстрирует читателю общество неограниченного потребления, сексуальных и психоделических свобод, при помощи которых им и управляет каста «контролёров».
И. Ефремов рисует олигархическое общество планеты Торманс более «традиционно». Это открытая тирания небольшой группы лиц во главе с диктатором Чойо Чагасом, почитание которого носит формы «культа личности». Население не всегда лояльно к власти, но запугано спецслужбами и не позволяет себе громко выражать недовольство. Общество разделено на долгоживущих (джи) - представителей интеллигенции, учёных, и короткоживущих (кжи) - пролетариев, занимающихся физическим трудом (аналоги, соответственно, партийцев и «пролов» у Оруэлла). На взаимной неприязни этих «каст» в значительной мере и держится тирания.
Очевидно, Ефремову не приходило в голову, что уже через несколько десятилетий после его смерти технологии манипуляции сознанием достигнут такого уровня, что общественное недовольство не только не будет опасно правящим элитам, но даже будет поощряться и направляться в нужное русло, как это происходит сегодня. Соответственно, современные типы диктатуры не нуждаются в культе вождей и в вождизме как таковом, это диктатуры элит «сетевого» типа.
Проблему перенаселённости Торманса его руководители решают своеобразно: культивируя раннюю смерть, которой «добровольно-принудительно» подвергаются короткоживущие в возрасте примерно 25 лет (по земному счёту). Как мы знаем, сегодняшние мировые элиты решают этот вопрос иначе: через пропаганду половых извращений и «чайлдфри», что также гораздо ближе к антиутопии Хаксли.
Земляне, прилетевшие на Торманс, задаются сложным вопросом о необходимости вмешательства в жизнь планеты с целью вывести её население из состояния «инферно» к нормальному человеческому обществу: «Преступны навязанные силой готовые рецепты, но не менее преступно хладнокровное наблюдение над страданиями миллионов живых существ - животных ли, людей ли».
И возникает некая странная параллель между описанным в романе танцем Фай Родис перед властителем Торманса, с одной стороны, - и другим танцем, описанным в те же годы (конец 1960-х) писателем-современником Ефремова. Это Всеволод Кочетов и его знаменитый роман-предупреждение «Чего же ты хочешь».
Здесь американка Порция Браун, засланная в Советский Союз (почти что «на другую планету») в качестве агента влияния, как один из инструментов этого влияния использует танец - стриптиз, исполняемый в компании советской молодёжи. Роли обеих женщин оказываются очень похожи, хотя мотивация у них совершенно разная. Одна сознательно разрушает общество, в которое внедрена, другая это общество спасает от разрушения. Но возникает вопрос, где грань между тем и другим.
И мы видели, как коллеги и младшие современники Ефремова - братья Стругацкие с их образом «прогрессоров» - постепенно перешли из стана строителей ноосферного коммунизма, критикующих реальные недостатки советского общества как ещё «недостаточно ноосферного», в лагерь его противников и стали участниками антиноосферной «либеральной реформации» 1980-90-х годов. Образно говоря, настолько вошли в роль Фай Родис, что превратились в Порцию Браун.
Другой путь предлагает одна из героинь «Часа Быка» - Чеди Даан: «Если уж находиться в инферно, сознавая его и невозможность выхода для отдельного человека из-за длительности процесса, то это имеет смысл лишь для того, чтобы помогать его уничтожению, следовательно, помогать другим, делая добро, создавая прекрасное, распространяя знание. Иначе какой же смысл в жизни?» На данный момент, как представляется, насыщение ноосферы положительными, светлыми образами - единственно возможный путь выхода из инферно.
Кстати, отметим, что именно в журнале «Октябрь», который редактировал Всеволод Кочетов, планировалась публикация романа «Час Быка», не состоявшаяся не по вине редактора. Ефремовский шедевр появился в журнале «Молодая гвардия», который вместе с одноимённым издательством вскоре, в 1970 г., подвергся преследованиям яковлевского агитпропа за «русско-шовинистическую линию».
Итак, Ефремов во многом продолжает идейную линию русского космизма, восходящую к Н.Ф. Фёдорову. Но в рассказе «Эллинский секрет» мы видим отсылку к образу ещё одного русского философа, но уже не принадлежавшего к числу космистов. Главный герой - молодой советский скульптор греческого происхождения - носит фамилию Леонтьев, что, возможно, является намёком на К.Н. Леонтьева, мыслителя XIX века, известного своим эстетизмом и «эллинофильством».
Как и у К. Леонтьева, в романах и рассказах Ефремова мы видим откровенное любование разнообразием мира, его природы, человеческих культур, а кроме того, практически в каждом из них встречается художник или скульптор. Его произведения на историческую и современную тематику богато «населены» людьми самых разных национальностей - от древних египтян и греков до народов Советской Сибири и Средней Азии.
Ведь он сам исходил их в качестве исследователя-палеонтолога, работал, в частности, в районах будущего строительства БАМа и Комсомольска-на-Амуре. Есть мнение, что героиня «Туманности Андромеды» Чара Нанди получила своё имя не только в честь женских чар, но и от реки Чара в Забайкалье. А именем самого Ивана Ефремова в конце 1970-х годов хотели назвать одну из станций Байкало-Амурской магистрали.
Среди многочисленных научных предсказаний Ефремова, выдвинутых как в научных работах, так и в художественных произведениях, мы видим и относящиеся к Сибири: это открытие сибирских алмазов («Алмазная труба») и ртути на Алтае («Озеро горных духов»). А в рассказе «Голец Подлунный» высказано предположение о существовании в Сибири человеческой культуры уже в эпоху раннего палеолита. Подтверждение этой гипотезы пришло в 1982 году, когда в Якутии была открыта палеолитическая стоянка Диринг-Юрях, возраст которой, по некоторым предположениям, составляет 2,5 миллиона лет (хотя эта датировка и не является общепризнанной).
Ефремов далёк от европоцентризма: «Только недавно началось равноправие истории Запада и Востока, но и теперь ещё ничтожные события Европы мы знаем лучше великих исторических перемен Востока». В каждой культуре он видит её самоценность, её необходимость для будущего. Его интересуют индийская («Скульптура и архитектура древней Индии так и не была превзойдена ни одной страной мира»), китайская, японская культуры - и, разумеется, русская.
Более того, как объясняют тормансианам герои «Часа Быка», многообразие культур и государств на Земле сыграло ту положительную роль, что не допустило появления «монокультуры и мирового государства до тех пор, пока не поднялось общественное сознание». На Тормансе же, где не существовало национальных различий (его жители являлись потомками экипажей нескольких звездолётов с Земли), быстро воцарилась государственно-капиталистическая диктатура.
Сима, героиня романа «Лезвие бритвы» (а это идеальный для Ефремова образ современницы, прототип женщин будущего), «полна любви к русской старине, искусству и обычаям. К русской природе, русским местам, таким, как их изобразили великие художники Рерих, Васнецов, Нестеров». Под её влиянием и к Ивану Гирину (альтер эго автора) «пришло хорошее чувство интереса к русской старине и единства с жизнью своих предков». Ефремов ценил народное творчество, русскую песню - и сетовал на то, что «в русских деревнях перестают петь».
Именно из прошлого вырастает будущее, описанное в «Туманности Андромеды». Вновь вспомним Н. Фёдорова, который писал: «Ширь Русской земли… наш простор служит переходом к простору небесного пространства, этого нового поприща для великого подвига».
Сам Ефремов пишет в рассказе «Катти Сарк» от лица английского моряка: «Из всех европейских наций (тут надо сделать оговорку, что для Ефремова характерно «традиционное» причисление русских к «европейцам», которое едва ли можно признать правильным. - Авт.) русская сформировалась на самой обширной территории, притом с суровым климатом. Этот выносливый народ получил от судьбы награду - способности, сила которых, мне кажется, в том, что русские всегда стремятся найти корень вещей, добраться до основных причин всякого явления. Можно сказать, что они видят природу глубже нас».
А героиня «Часа Быка» Фай Родис говорит, что из поэзии ЭРМ (Эры разделённого мира, то есть современного для нас этапа) она больше всего ценит русскую: «Она мне кажется наиболее глубокой, мужественной и человечной среди поэтического наследия всего тогдашнего мира. Хорошие люди всегда носили в себе печаль неустроенной, инфернальной жизни».
В ефремовском мире восстановлены древние русские церкви, а их звонницы снабжены титановыми колоколами с особо чистым звуком. Русские храмы, наряду с индийскими и эллинскими, он называет «святыми для любого землянина» далёкого будущего. Ефремов в своём мировоззрении выходил за рамки вульгарного противопоставления религии и атеизма. В переписке он отмечал, что не является атеистом в «прежнем, примитивном понимании»: «Признавая связь причин, следствий, времён и процесс мирового развития и соподчиняя ему нормы своего поведения, Вы тем самым религиозны. И я не понимаю Ленина, который так бешено восставал против религии, будучи сам не менее, а более религиозным, чем самые неистовые церковники».
Вспомним В.И. Вернадского, который также выступал против слепого противопоставления науки и религии. Великий учёный писал: «Рост науки неизбежно вызывает в свою очередь необычайное расширение границ философского и религиозного сознания человеческого духа: религия и философия, восприняв достигнутые научным мировоззрением данные, всё дальше и дальше расширяют глубокие тайники человеческого сознания».
Как и К.Н. Леонтьев, Ефремов придаёт красоте определяющее значение. Однако красота для него ценна не сама по себе, она служит внешним выражением скрытой в ней «целесообразности». По словам Гирина из «Лезвия бритвы», «красота - это правильная линия в единстве и борьбе противоположностей, та самая середина между двумя сторонами всякого явления, всякой вещи, которую видели ещё древние греки и назвали аристон - наилучшим, считая синонимом этого слова меру… Я представляю себе эту меру чем-то крайне тонким - лезвием бритвы» (отсюда и название романа).
В мире «Туманности Андромеды» красоте, эстетике уделяется значительное внимание. Например, сообщения по «Великому Кольцу», рассчитанные на восприятие жителями разных планет, читают красивые женщины: «Это даёт представление о чувстве прекрасного обитателей нашего мира».
Интересна почти буквальная перекличка рассуждений об искусстве героев «Туманности» с мыслями, высказанными Н.Ф. Фёдоровым, который противопоставлял «Искусство подобий (мнимого художественного восстановления) и искусство действительности (действительное воскрешение)» (так и называется одна из его небольших статей): необходим переход «от искусства подобия к искусству действительности, от искусства птоломеевского к искусству коперниканскому». В ефремовском же романе Дар Ветер говорит: «Мне всегда хотелось, чтобы путь искусства был в преодолении и изменении мира, а не только его ощущением».
«Герои моих романов, - говорил Ефремов в одном из интервью, - во многом отличаются от героев литературных произведений, отражающих сегодняшний день нашей жизни… Прежде всего это люди очень далекого будущего, это люди высшей формации многовекового коммунистического общества. Они отличаются от нас своим совершенством во всём». Имеется в виду как интеллектуальное, так и физическое, эмоциональное и нравственное совершенство: «сильная деятельность разума требует могучего тела, полного жизненной энергии, но это же тело порождает сильные эмоции».
Хотя, как показал, например. Р. Вахитов в статье «Советское общество в зеркале фантастики И.А. Ефремова», многие черты персонажей «Туманности Андромеды» близки реальным людям 1940-50-х годов: «Как тут не увидеть параллель между Эргом Ноором, рискующим жизнью в далёкой экспедиции на Железной Звезде, и послевоенными героями труда, осваивавшими труднодоступные северные территории, между Ведой Конг, раскапывавшей древние склады оружия, и послевоенными минёрами… между героями Ефремова, готовившими экспедицию звездолёта на Альфу Эридана, и героями послевоенного восстановления СССР, готовившими прорыв в космос».
(Продолжение следующим постом)
Образ будущего человечества, который был дан Ефремовым в научно-фантастических романах «Туманность Андромеды» и «Час Быка», а также в произведениях на историческую и современную тематику, в рассказах и публицистических произведениях, находится в парадигме ноосферных идей, созданных В.И. Вернадским (ещё одним юбиляром нынешней весны - в марте исполнилось 160 лет со дня его рождения).
Ефремов писал: «Самый великий учёный нашего века и один из величайших во все времена, мой соотечественник Вернадский ввёл понятие ноосферы - суммы коллективных достижений человечества в духовной области, мысли и искусства. Она обнимает всех людей океаном, формирующим все представления о мире, и надо ли говорить, как важно, чтобы воды этого океана оставались чистыми и прозрачными. Все усилия людей творческих должны быть направлены сюда, и нужно не только создавать новое, но и не позволять пачкать прежнее…» («Лезвие бритвы»).
В «Часе Быка» Ефремов образно называет ноосферу «духовной атмосферой» и отмечает, что задолго до Вернадского «к понятию ноосферы приблизились древние индийцы». Их «небесная хроника Акаши» (понятие из арсенала теософии и антропософии, к которым Ефремов проявлял определённой интерес) представляла собой, по его словам, «историческую запись событий на планете, отражала чувства и достижения искусства».
В значительной мере близки ефремовские идеи и взглядам основоположника русского космизма - Н.Ф. Фёдорова, который свой идеал будущего человечества обозначил как «психократию», а этот термин, подразумевающий власть человеческого духа, вполне соотносится с «ноосферой». Другой представитель космизма, православный мыслитель П.А. Флоренский, предложил термин «пневматосфера». Все эти понятия имеют определённые смысловые оттенки, но в целом обозначают одно и то же - высшую стадию развития человеческого общества, когда дух становится основной исторической силой, управляющей всей природной реальностью.
В книге современного исследователя А.Ф. Никольского (1959-2021) «Теория устойчивого развития и вопросы глобальной и национальной безопасности» эта стадия развития обозначается как «духовная цивилизация», или «общинный строй третьего тысячелетия». Причём сам автор отождествляет её с коммунизмом, но понятым не банально - только как экономическая формация. Принцип распределения «по потребностям» необходим именно для того, чтобы «стремление к материальному достатку перестало быть целью существования человека и основными стали духовные стремления».
Идеи космизма (или антропокосмизма - термин Н.Г. Холодного) противостоят как антропоцентризму, противопоставляющему человека и природу, так и современному «экологизму», который лишь переставляет знаки «с плюса на минус», но само это противопоставление сохраняет. Здесь речь идёт о том, что человек является частью природы, но мыслящей её частью. «Не человек переделывает природу, а природа сама себя переделывает, пользуясь нервной системой ею же созданного представителя живой материи. Мы не цари природы, мы сама природа!» - так излагал мысль Вернадского его биограф Л.И. Гумилевский.
В человеке природа осознаёт себя и начинает управлять собой, от стихийного развития переходя к планомерному. Это выражается, в частности, в освоении не только земного шара, но и окружающего космического пространства.
Н.Ф. Фёдоров рассматривал Землю как «кладбище умерших предков», которых необходимо возродить к жизни и поселить на других планетах. Ефремов же, будучи палеонтологом, практически работал с Землёй как «кладбищем», создавая новую науку - тафономию, учение о закономерностях распределения ископаемых останков. В ряде фантастических рассказов (например, «Тень минувшего») он воочию «воскрешал» это прошлое, хотя так и не сделал шага к признанию необходимости достижения бессмертия и физического воскрешения.
Тем не менее, как Фёдорова, так и Ефремова можно обозначить как мыслителей-утопистов, если не придавать этому слову, как часто делается, оттенок пренебрежения. Слово «утопия» в значительной мере дискредитировано в общественном сознании, «утопическое» искусственно противопоставлено «научному» (например, «утопический» и «научный» социализм). Хотя нельзя не отметить, что именно «утописты» создают образ будущего, с которым потом работают представители «неутопических» течений. Ведь, например, в трудах К. Маркса мы практически не видим описания коммунистического общества, они посвящены общей методологии, а также реальности прошлого и настоящего, а не будущего. Очевидно, потому, что его читателям-современникам этот образ был уже и так более-менее ясен благодаря трудам «утопистов».
В настоящее время более популярны не утопии, а антиутопии, в числе которых «Мы» Е.И. Замятина, «1984» Дж. Оруэлла, «О дивный новый мир» О. Хаксли, «451 градус по Фаренгейту» Р. Брэдбери. Эти книги представляют читателю негативный, пугающий образ будущего, пусть у разных авторов и различающийся в деталях. Говоря о том, что «плохо», эти и подобные авторы не показывают читателю свой положительный идеал, так что иногда создаётся впечатление, что страшному будущему противопоставляется относительно терпимое настоящее. А это означает отказ от социальных изменений как таковых и банальное сохранение, консервацию «того, что есть».
Но гораздо более ценным является создание положительного, «утопического» образа, отрицательный же нужен как контраст к нему. Именно так, совместив утопию и антиутопию, и построил свой роман «Час Быка» И.А. Ефремов. Следует, впрочем, отметить, что в «антиутопической» части Ефремов остался в рамках представлений, характерных для большинства авторов этого направления. Среди них он ближе к Оруэллу, который описал общество будущего как тиранию узкой группы лиц, которые управляют при помощи того, что подвергают террору и лишениям большинство населения.
Надо признать прозорливость Оруэлла в отношении некоторых явлений современности (например, бесконечные «договорные» войны между державами как способ управления массами). Но в целом лучше угадал реальные черты современного общества (а сегодня мы уже живём в мире победившей антиутопии или, по крайней мере, очень близко подошли к его краю) Олдос Хаксли, который демонстрирует читателю общество неограниченного потребления, сексуальных и психоделических свобод, при помощи которых им и управляет каста «контролёров».
И. Ефремов рисует олигархическое общество планеты Торманс более «традиционно». Это открытая тирания небольшой группы лиц во главе с диктатором Чойо Чагасом, почитание которого носит формы «культа личности». Население не всегда лояльно к власти, но запугано спецслужбами и не позволяет себе громко выражать недовольство. Общество разделено на долгоживущих (джи) - представителей интеллигенции, учёных, и короткоживущих (кжи) - пролетариев, занимающихся физическим трудом (аналоги, соответственно, партийцев и «пролов» у Оруэлла). На взаимной неприязни этих «каст» в значительной мере и держится тирания.
Очевидно, Ефремову не приходило в голову, что уже через несколько десятилетий после его смерти технологии манипуляции сознанием достигнут такого уровня, что общественное недовольство не только не будет опасно правящим элитам, но даже будет поощряться и направляться в нужное русло, как это происходит сегодня. Соответственно, современные типы диктатуры не нуждаются в культе вождей и в вождизме как таковом, это диктатуры элит «сетевого» типа.
Проблему перенаселённости Торманса его руководители решают своеобразно: культивируя раннюю смерть, которой «добровольно-принудительно» подвергаются короткоживущие в возрасте примерно 25 лет (по земному счёту). Как мы знаем, сегодняшние мировые элиты решают этот вопрос иначе: через пропаганду половых извращений и «чайлдфри», что также гораздо ближе к антиутопии Хаксли.
Земляне, прилетевшие на Торманс, задаются сложным вопросом о необходимости вмешательства в жизнь планеты с целью вывести её население из состояния «инферно» к нормальному человеческому обществу: «Преступны навязанные силой готовые рецепты, но не менее преступно хладнокровное наблюдение над страданиями миллионов живых существ - животных ли, людей ли».
И возникает некая странная параллель между описанным в романе танцем Фай Родис перед властителем Торманса, с одной стороны, - и другим танцем, описанным в те же годы (конец 1960-х) писателем-современником Ефремова. Это Всеволод Кочетов и его знаменитый роман-предупреждение «Чего же ты хочешь».
Здесь американка Порция Браун, засланная в Советский Союз (почти что «на другую планету») в качестве агента влияния, как один из инструментов этого влияния использует танец - стриптиз, исполняемый в компании советской молодёжи. Роли обеих женщин оказываются очень похожи, хотя мотивация у них совершенно разная. Одна сознательно разрушает общество, в которое внедрена, другая это общество спасает от разрушения. Но возникает вопрос, где грань между тем и другим.
И мы видели, как коллеги и младшие современники Ефремова - братья Стругацкие с их образом «прогрессоров» - постепенно перешли из стана строителей ноосферного коммунизма, критикующих реальные недостатки советского общества как ещё «недостаточно ноосферного», в лагерь его противников и стали участниками антиноосферной «либеральной реформации» 1980-90-х годов. Образно говоря, настолько вошли в роль Фай Родис, что превратились в Порцию Браун.
Другой путь предлагает одна из героинь «Часа Быка» - Чеди Даан: «Если уж находиться в инферно, сознавая его и невозможность выхода для отдельного человека из-за длительности процесса, то это имеет смысл лишь для того, чтобы помогать его уничтожению, следовательно, помогать другим, делая добро, создавая прекрасное, распространяя знание. Иначе какой же смысл в жизни?» На данный момент, как представляется, насыщение ноосферы положительными, светлыми образами - единственно возможный путь выхода из инферно.
Кстати, отметим, что именно в журнале «Октябрь», который редактировал Всеволод Кочетов, планировалась публикация романа «Час Быка», не состоявшаяся не по вине редактора. Ефремовский шедевр появился в журнале «Молодая гвардия», который вместе с одноимённым издательством вскоре, в 1970 г., подвергся преследованиям яковлевского агитпропа за «русско-шовинистическую линию».
Итак, Ефремов во многом продолжает идейную линию русского космизма, восходящую к Н.Ф. Фёдорову. Но в рассказе «Эллинский секрет» мы видим отсылку к образу ещё одного русского философа, но уже не принадлежавшего к числу космистов. Главный герой - молодой советский скульптор греческого происхождения - носит фамилию Леонтьев, что, возможно, является намёком на К.Н. Леонтьева, мыслителя XIX века, известного своим эстетизмом и «эллинофильством».
Как и у К. Леонтьева, в романах и рассказах Ефремова мы видим откровенное любование разнообразием мира, его природы, человеческих культур, а кроме того, практически в каждом из них встречается художник или скульптор. Его произведения на историческую и современную тематику богато «населены» людьми самых разных национальностей - от древних египтян и греков до народов Советской Сибири и Средней Азии.
Ведь он сам исходил их в качестве исследователя-палеонтолога, работал, в частности, в районах будущего строительства БАМа и Комсомольска-на-Амуре. Есть мнение, что героиня «Туманности Андромеды» Чара Нанди получила своё имя не только в честь женских чар, но и от реки Чара в Забайкалье. А именем самого Ивана Ефремова в конце 1970-х годов хотели назвать одну из станций Байкало-Амурской магистрали.
Среди многочисленных научных предсказаний Ефремова, выдвинутых как в научных работах, так и в художественных произведениях, мы видим и относящиеся к Сибири: это открытие сибирских алмазов («Алмазная труба») и ртути на Алтае («Озеро горных духов»). А в рассказе «Голец Подлунный» высказано предположение о существовании в Сибири человеческой культуры уже в эпоху раннего палеолита. Подтверждение этой гипотезы пришло в 1982 году, когда в Якутии была открыта палеолитическая стоянка Диринг-Юрях, возраст которой, по некоторым предположениям, составляет 2,5 миллиона лет (хотя эта датировка и не является общепризнанной).
Ефремов далёк от европоцентризма: «Только недавно началось равноправие истории Запада и Востока, но и теперь ещё ничтожные события Европы мы знаем лучше великих исторических перемен Востока». В каждой культуре он видит её самоценность, её необходимость для будущего. Его интересуют индийская («Скульптура и архитектура древней Индии так и не была превзойдена ни одной страной мира»), китайская, японская культуры - и, разумеется, русская.
Более того, как объясняют тормансианам герои «Часа Быка», многообразие культур и государств на Земле сыграло ту положительную роль, что не допустило появления «монокультуры и мирового государства до тех пор, пока не поднялось общественное сознание». На Тормансе же, где не существовало национальных различий (его жители являлись потомками экипажей нескольких звездолётов с Земли), быстро воцарилась государственно-капиталистическая диктатура.
Сима, героиня романа «Лезвие бритвы» (а это идеальный для Ефремова образ современницы, прототип женщин будущего), «полна любви к русской старине, искусству и обычаям. К русской природе, русским местам, таким, как их изобразили великие художники Рерих, Васнецов, Нестеров». Под её влиянием и к Ивану Гирину (альтер эго автора) «пришло хорошее чувство интереса к русской старине и единства с жизнью своих предков». Ефремов ценил народное творчество, русскую песню - и сетовал на то, что «в русских деревнях перестают петь».
Именно из прошлого вырастает будущее, описанное в «Туманности Андромеды». Вновь вспомним Н. Фёдорова, который писал: «Ширь Русской земли… наш простор служит переходом к простору небесного пространства, этого нового поприща для великого подвига».
Сам Ефремов пишет в рассказе «Катти Сарк» от лица английского моряка: «Из всех европейских наций (тут надо сделать оговорку, что для Ефремова характерно «традиционное» причисление русских к «европейцам», которое едва ли можно признать правильным. - Авт.) русская сформировалась на самой обширной территории, притом с суровым климатом. Этот выносливый народ получил от судьбы награду - способности, сила которых, мне кажется, в том, что русские всегда стремятся найти корень вещей, добраться до основных причин всякого явления. Можно сказать, что они видят природу глубже нас».
А героиня «Часа Быка» Фай Родис говорит, что из поэзии ЭРМ (Эры разделённого мира, то есть современного для нас этапа) она больше всего ценит русскую: «Она мне кажется наиболее глубокой, мужественной и человечной среди поэтического наследия всего тогдашнего мира. Хорошие люди всегда носили в себе печаль неустроенной, инфернальной жизни».
В ефремовском мире восстановлены древние русские церкви, а их звонницы снабжены титановыми колоколами с особо чистым звуком. Русские храмы, наряду с индийскими и эллинскими, он называет «святыми для любого землянина» далёкого будущего. Ефремов в своём мировоззрении выходил за рамки вульгарного противопоставления религии и атеизма. В переписке он отмечал, что не является атеистом в «прежнем, примитивном понимании»: «Признавая связь причин, следствий, времён и процесс мирового развития и соподчиняя ему нормы своего поведения, Вы тем самым религиозны. И я не понимаю Ленина, который так бешено восставал против религии, будучи сам не менее, а более религиозным, чем самые неистовые церковники».
Вспомним В.И. Вернадского, который также выступал против слепого противопоставления науки и религии. Великий учёный писал: «Рост науки неизбежно вызывает в свою очередь необычайное расширение границ философского и религиозного сознания человеческого духа: религия и философия, восприняв достигнутые научным мировоззрением данные, всё дальше и дальше расширяют глубокие тайники человеческого сознания».
Как и К.Н. Леонтьев, Ефремов придаёт красоте определяющее значение. Однако красота для него ценна не сама по себе, она служит внешним выражением скрытой в ней «целесообразности». По словам Гирина из «Лезвия бритвы», «красота - это правильная линия в единстве и борьбе противоположностей, та самая середина между двумя сторонами всякого явления, всякой вещи, которую видели ещё древние греки и назвали аристон - наилучшим, считая синонимом этого слова меру… Я представляю себе эту меру чем-то крайне тонким - лезвием бритвы» (отсюда и название романа).
В мире «Туманности Андромеды» красоте, эстетике уделяется значительное внимание. Например, сообщения по «Великому Кольцу», рассчитанные на восприятие жителями разных планет, читают красивые женщины: «Это даёт представление о чувстве прекрасного обитателей нашего мира».
Интересна почти буквальная перекличка рассуждений об искусстве героев «Туманности» с мыслями, высказанными Н.Ф. Фёдоровым, который противопоставлял «Искусство подобий (мнимого художественного восстановления) и искусство действительности (действительное воскрешение)» (так и называется одна из его небольших статей): необходим переход «от искусства подобия к искусству действительности, от искусства птоломеевского к искусству коперниканскому». В ефремовском же романе Дар Ветер говорит: «Мне всегда хотелось, чтобы путь искусства был в преодолении и изменении мира, а не только его ощущением».
«Герои моих романов, - говорил Ефремов в одном из интервью, - во многом отличаются от героев литературных произведений, отражающих сегодняшний день нашей жизни… Прежде всего это люди очень далекого будущего, это люди высшей формации многовекового коммунистического общества. Они отличаются от нас своим совершенством во всём». Имеется в виду как интеллектуальное, так и физическое, эмоциональное и нравственное совершенство: «сильная деятельность разума требует могучего тела, полного жизненной энергии, но это же тело порождает сильные эмоции».
Хотя, как показал, например. Р. Вахитов в статье «Советское общество в зеркале фантастики И.А. Ефремова», многие черты персонажей «Туманности Андромеды» близки реальным людям 1940-50-х годов: «Как тут не увидеть параллель между Эргом Ноором, рискующим жизнью в далёкой экспедиции на Железной Звезде, и послевоенными героями труда, осваивавшими труднодоступные северные территории, между Ведой Конг, раскапывавшей древние склады оружия, и послевоенными минёрами… между героями Ефремова, готовившими экспедицию звездолёта на Альфу Эридана, и героями послевоенного восстановления СССР, готовившими прорыв в космос».
(Продолжение следующим постом)