Из дневника Прокофьева
Я сказал Стравинскому, что всегда очень ценю его указания в инструментовке, считая его мэтром, но что указывать пути он не может, так как сам способен ошибиться. Стравинский, который глубоко убежден, что он угадал истинные пути искусства и что прочие пути ложны, безумно разгорячился, стал страшно кричать, подпрыгивая как воробей... Чтобы извести его окончательно <...> я ему закричал: "Да как же вы можете мне указывать путь во времени, когда я на девять лет моложе вас и, следовательно, на девять лет впереди вас! Мой путь - настоящий, а ваш путь - прошлого поколения!" Что тут поднялось, трудно передать. Нас еле развели. Впрочем, это не помешало нам выйти под ручку и затем встретиться в Берлине, куда он приехал на два дня позднее меня, очень дружественно.
1922 год
Увидев меня, здоровающегося со Стравинским, Набоков воскликнул: "С интересом смотрю на вас: здоровается между собой современная русская музыка".
Всю ночь кого-то громко тошнило и Наталья Константиновна жалела Пташку (беременна). Оказалось, что Стравинский: объелся шашлыком. Утром все мужчины у него, он лежит одетый, но с расстегнутыми штанами, и уверен, что у него дизентерия.
1928 год
Звонил Стравинский (он уже звонил вчера, но меня не было дома) и спрашивал, когда он может прийти послушать мой балет. А так как вчера Дягилев за завтраком успел сказать мне: "Да, да, Стравинский говорил, что ты умоляешь его прийти послушать "Блудного сына"", - то я решил, нет-с, дудки, я сыграю, но не сразу.
Пошел в издательство <...> У Пайчадзе сидел Стравинский <...> рассказывал про свой 2-й Концерт, который он рассчитывает кончить летом.
"Стиль элегантный и виртуозный, светский в хорошем смысле этого слова; если хотите, от сонат Вебера; темы очень простые, настолько, что некоторые обороты могут показаться общеизвестными, но на них наложен такой личный отпечаток, что я за них спокоен".
Все это было очень интересно, кроме последнего: Стравинский, не умея сочинить собственные темы, берет чужие и "откладывает на них личный отпечаток!" Но я промолчал, не желая нарушать приятной атмосферы.
1929 год