Сталин: изучая военное дело по литературе (II)
Можно сказать, что в начале Великой Отечественной войны Сталин обладал определенными знаниями в области истории военного дела и опытом политического руководства строительством Вооруженных Сил Советского государства. Встает вопрос: мог ли он при всем сказанном выше успешно руководить войной? И да, и нет.
«Да» - потому что для руководства войной не обязательно быть военным, особенно в XX в. Гитлер, Черчилль и Рузвельт тоже не были профессиональными военными. И, вероятно, Сталин лично не хуже их разбирался в общих стратегических вопросах войны. И это подтверждают близко наблюдавшие его маршалы Василевский и Жуков.
«Нет» - потому что система управления обществом и армией, созданная Сталиным, его личная, фактически ничем не ограниченная власть зачастую исключали возможность объективной оценки обстановки, а значит, и своевременного правильного принятия решений. Практически Сталин до нападения фашистской Германии на Советский Союз и на первом этапе войны единолично решал главные военно-политические и военно-стратегические вопросы. Он создал такую обстановку, что никто и ни в чем не смел ему возразить. Все должны были беспрекословно повиноваться.
Отрицательную роль сыграло то, что до определенного времени Сталин гипертрофировал идеологический фактор, значение классовой борьбы и пренебрегал историческими, национально-патриотическими ценностями народа.
Многие военные из высшего эшелона армии и некоторые партийные руководители уже в начале июня 1941 г. понимали, что со дня на день можно ожидать нападения гитлеровской Германии, и даже пытались по своей инициативе лучше подготовить к этому находившиеся в их ведении силы. Однако давление страха перед Сталиным часто оказывалось сильнее осознания внешней опасности.
В начале июня 1941 г. командование Киевского особого военного округа отдало приказ о приведении части войск в боевую готовность. Узнав об этом, Москва гневно обрушилась на командование округа, обвинив его чуть ли не в провокации. В Киеве понимали, что могло последовать за этим. Немедленно все было поставлено на старые места.
Нечто подобное случилось и в Западном особом военном округе. Бывший секретарь ЦК Компартии Белоруссии Н. Е. Авхимович, ведавший до войны кадрами, рассказал автору этих строк следующее. Примерно за 10 дней до начала войны состоялось заседание Бюро республиканского ЦК. На нем выступил командующий военным округом генерал Д. Г. Павлов. Он высказал тревогу по поводу сосредоточения Германией крупных военных сил на границе, рассматривая это как подготовку к нападению. Выступили секретари ЦК, обкомов, райкомов партии, которые перед этим побывали на границе, беседовали с пограничниками, с населением, с перебежчиками, видели возведенные на той стороне границы вышки для наблюдения за советской территорией. Партийные работники единодушно заявили, что немцы будут воевать. Все это довели до сведения Москвы. Получив такие данные, Сталин связался по телефону с первым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко и сорок минут читал ему нотацию, требуя не поддаваться на провокацию, не давать повода для нападения. Внушение из Москвы закончилось утверждением, что немцы не смогут на нас напасть. Любопытно, что 25 июня 1941 г. Сталин в телефонном разговоре с Пономаренко (когда тот после эвакуации из Минска находился уже в Могилеве) как бы между прочим сказал: «Мы знали, что немцы готовятся против нас, но не знали, когда начнут войну и где "проткнутся"». Свидетелем этого разговора был Авхимович.
Все это дает основание считать, что неудачи советских войск в первый период войны наряду с объективными факторами во многом объясняются действиями самого Сталина, созданной им системы, тем, что он сам единолично руководил войной(27), отдавая примат идеологии перед военной наукой, игнорируя нередко военных специалистов, Генеральный штаб Красной Армии.
«На первых порах войны, - писал о Сталине Василевский, - он явно переоценивал свои силы и знания в руководстве войной, основные вопросы крайне сложной фронтовой обстановки пытался решать единолично, что нередко приводило к еще большему осложнению обстановки и тяжелым потерям»(28).
_________________
27. Во время войны Сталин занимал посты Верховного Главнокомандующего, наркома обороны, секретаря ЦК ВКП(б), председателя Совета Народных Комиссаров, председателя Государственного Комитета Обороны. Это был верх централизации власти в одних руках. Одновременно совершенно отсутствовала коллективная мысль: за четыре года войны не было ни одного съезда партии, ни одного съезда Советов, состоялся только один Пленум ЦК ВКП(б) (в октябре 1944 г.). Между тем в ходе гражданской войны за период с лета 1918 г. до конца 1920 г. прошли два съезда большевистской партии, четыре съезда Советов, 38 пленумов ЦК РКП (б).
28. Василевский А. М. Командная точка войны. - Комсомольская правда, 30 апреля 1975 г.
* * *
Историки и публицисты написали немало горьких слов о роковых просчетах Сталина, связанных со сроками нападения гитлеровской Германии на СССР, о его военных ошибках в ходе сражения за Киев (лето - начало осени 1941 г.), проведения общего наступления зимой 1942 г., Керченской (декабрь 1941 - январь 1942 г.) и Харьковской (весна 1942 г.) операций(29). Мы остановимся на двух фактах, не освещенных в нашей литературе. Один из них касается проблемы внезапного нападения, другой - поведения Сталина в первые дни войны. Вокруг них много споров. Они далеко выходят за рамки частных вопросов, ибо характеризуют метод мышления советского лидера и манеру его действий.
Сталин, чувствуя огромную ответственность за то, что не смог правильно определить время нападения Гитлера на СССР (хотя многие называли его точно), в результате чего война приняла для Красной Армии и всей страны катастрофический характер, долго искал повода как объяснить происшедшее, а проще - как свалить вину на других(30). Известно, что советский руководитель никогда и ни в чем не признавал своей вины, если о ней ранее по той или иной причине не успел публично высказаться Ленин (вспомним, например, коллективизацию, когда Сталин все негативные последствия «головокружения» свалил на низы). Он считал себя «непогрешимым» и в военном деле.
В первое время после начала гитлеровской агрессии никто не говорил и не писал, что немцы напали на нас неожиданно. Не было этого и в выступлении В. М. Молотова по радио 22 июня 1941 г.; указывалось только на факт вероломного нападения.
До определенного момента и Сталин молчал об этом. Но вот в 1943 г. вышла секретная книга «Разгром немецких войск под Москвой»(31). В ней также говорилось только о вероломном нападении. Теперь такое объяснение никак не устраивало Верховного Главнокомандующего, каким уже давно стал Сталин. Какой же он всезнающий и всевидящий, если проморгал начало войны? Значит, Гитлер его провел?.. И чтобы исключить даже тень подобной мысли, главковерх собственноручно вписывает в текст книги слова, что Германия «имела преимущество неожиданности»(32). После этого во всех документах и трудах стали писать о вероломном и внезапном, неожиданном нападении.
_________________
29. См. Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. В 2-х кн. Кн 2, ч. 1. М., 1989; Ржевская Е. В тот день, поздней осенью. - Знамя, 1986, № 12; Анфилов В. А. Завтра была война... - Советская Россия, 19 июня 1988 г.; Павленко Н. На первом этапе войны. Заметки военного историка. - Коммунист, 1988, № 9; Кулиш В. Сталин и война. - Спутник, 1988, № 10; Самсонов А. М. Великая правда войны. - Книжное обозрение, 1988, № 8; Ситс X. Военный гений Сталина: миф или реальность. - Радуга, Таллинн, 1988, № 6; Медведев Р. А. Дипломатические и военные просчеты Сталина в 1930-1941гг. - Новая и новейшая история, 1989, № 4.
30. Мы полностью солидаризируемся с теми историками, которые считают, что после Сталина прямую ответственность за трагическое начало войны несут тогдашние народный комиссар обороны С. К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Красной Армии Г. К. Жуков.
31. См. Разгром немецких войск под Москвой. Под ред. маршала Б. М. Шапошникова. М., 1943.
32. ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 3, д. 300, л. 3.
Факт второй. Мне посчастливилось в 1960 г., работая в архиве, обнаружить дневник записей приема у Сталина в Кремле. Его вели по очереди три полковника из особой охраны. Они сидели в комнате, которая вела в кабинет Сталина, и никто их не мог миновать. Эти люди фиксировали всех, кто приходил к Сталину, а также часы и минуты прихода и ухода. Казалось бы, ну что здесь особенного? На самом деле, этот документ не имеет цены. И читатель поймет, почему.
Обратимся к записям от 22 июня 1941 г.
В 5 часов 45 минут утра в кабинет Сталина вошли В. М. Молотов, Л. П. Берия, С. К. Тимошенко, Л. А. Мехлис и Г. К. Жуков. Напомним, что война началась в 4 часа утра. Заседание шестерки продолжалось 1 час 45 минут, обсуждали военное положение. Затем подошли Л. М. Каганович, К. Е. Ворошилов, Н. Г. Кузнецов, А. Я. Вышинский. В 8 часов 30 минут военные ушли, передав перед этим директиву по войскам № 2 (директива № 1 была подписана поздно вечером 21 июня). Вскоре прибыли Г. М. Димитров и С. А. Лозовский, с которыми принимались решения по Коминтерну. Затем снова появились военные: была принята директива № 3, и т. д. В первый день войны заседания у советского руководителя непрерывно длились 11 часов, на них в общей сложности присутствовало 17 человек. На второй, третий, четвертый и последующие дни войны у Сталина проходили непрерывные совещания.
Поведение Сталина 22 июня, принятие запоздалых и, казалось бы, довольно странных военных директив, строжайше запрещавших вначале переходить нашим войскам границу, объясняется тем, что он много часов после нападения Германии находился в плену мысли, что еще можно дипломатическим путем приостановить войну, и готов был ради этого пойти на величайшие жертвы. Речь шла о новом Бресте. (Мысль прекратить войну путем откупа всплывала у Сталина и позже, когда дела на фронте были особенно плохи, например во время битвы за Москву.)
После таких фактов, видимо, нельзя говорить, как делают некоторые, что Сталин после начала войны долго находился чуть ли не в прострации, никого не принимал...
Дело обстояло гораздо сложнее. Первые десять дней войны, конечно, были для Сталина временем ошеломляющих неожиданностей, потрясений и поисков выхода из положения, всю тяжесть которого он, может быть, тогда и не смог до конца понять. Но как бы то ни было, в конечном счете Сталин уже официально взял на себя руководство войной.
Имеющаяся в его библиотеке литература, свидетельства крупных военачальников, практические действия самого Сталина полностью подтверждают слова маршала Жукова: «В начале войны со Сталиным было очень и очень трудно работать. Он прежде всего тогда плохо разбирался в способах, методиках и формах ведения современной войны, тем более с таким опытным и сильным врагом, как германская армия!
Все его познания были сугубо дилетантские, и нам нужна была большая выдержка и способность коротко и наглядно доложить обстановку и свои предложения(33). В библиотеке советского лидера имелось несколько книг, которые проливают свет на эти проблемы. Речь идет о проектах Полевого устава Красной Армии 1941, 1942 и 1943 гг. Устав предполагалось утвердить приказом наркома обороны маршала С. К. Тимошенко в мае 1941 г., но этого не произошло. Красная Армия начала войну со старым (1939 г.) [правильно 1936 г. - paul_atrydes] и неутвержденным новым Полевым уставом. Сталин заинтересовался им, когда уже вовсю шла война, когда советские войска повсюду отступали, попадали в окружение, вели тяжелые оборонительные бои.
На красной обложке одного из экземпляров проекта устава 1941 г. Сталин, теперь уже Верховный Главнокомандующий, пометил черным карандашом: «Прочел», но в тексте нет ни одной пометки. На титульном листе другого экземпляра этого же варианта устава стоит надпись от руки: «П. Вечный»(34); внутри текста много пометок, поправок, надписей, сделанных со знанием дела. Большинство его правок принципиального характера относится к тем разделам, в которых говорится о действиях войск в обороне, в частности о противодействии окружению, о бое в окружении, о выходе из окружения. Эти проблемы были тогда архиважными для Красной Армии. Известно, что Сталин до войны недооценивал значение оборонительных боев(35). Главный смысл правок: ожесточение во всем, недопущение отступлений без приказа вышестоящего начальника. Видимо, все изменения (во всяком случае, их направления) согласовывались со Сталиным, сам же он не прикладывал руки к уставу, ибо не хотел показывать своей неграмотности в оперативно-тактических вопросах.
_________________
33. [Жуков Г. К. Письмо Василию Соколову - автору романа «Вторжение».] - Московские новости, 8 мая 1988 г.
34. Комбриг Вечный в начальный период войны служил в Генеральном штабе Красной Армии, являлся крупным специалистом по воинским уставам. Ему и была поручена доработка Полевого устава.
35. Это отразилось на советской военной доктрине: оборонительные действия предусматривались только в оперативно-тактическом масштабе. Проблемы стратегически обороны не были разработаны, и, следовательно, соответствующие командные звенья не знали, как, например, организовать вывод больших масс войск из-под удара противника. Это особенно отрицательно сказалось на действиях Красной Армии в первый период войны.
Профессиональные знания комбрига Вечного были учтены в проекте устава 1942 г., а затем в окончательном варианте 1943 г., но он себя не увековечил, наиболее важные мысли его были отнесены на счет Сталина.
В 1942 г. положение стало меняться. Сталин понемногу приобщается к искусству управления войсками. На титульном листе проекта Полевого устава 1942 г. он спрашивает: «Секретно? Или нет?» Далее следуют многочисленные правки текста его рукой. В большей части они носят редакционный характер, но есть изменения и по существу. Характерным является то, что теперь внимание Верховного Главнокомандующего в отличие от 1941 г. сосредоточивается не на обороне, а на наступлении. Известно, что Сталин переоценил наши успехи в начале 1942 г. и соответственно умалил дальнейшие возможности немецкой армии. Именно в силу этого последовала директива об общем наступлении на советско-германском фронте зимой 1941/42 г.(36). Однако это уже просчеты оперативно-стратегического характера.
_________________
36. См. Великая Отечественная война Советского Союза. 1941-1945. Краткая история. 3-е изд., испр. и доп. М., 1984, с. 125.
В тексте устава Сталину не понравилось название главы «Наступательный бой», и он правит: «Наступление». Это явно неудачно, ибо смешиваются две разные, хотя и близкие по названию военные категории. Видимо, кто-то взял на себя смелость сказать ему об этом, и старая формулировка восторжествовала. Путается он и в терминологии, и некоторые его предложения тоже не приняты. Можно представить, какого страху натерпелись военные специалисты, вынужденные отвергать или корректировать то, что написал Сталин. Все могло быть, в том числе и самое худшее.
В некоторых местах Сталин повторял азбучные истины, вроде: «Бить по самому слабому месту противника»(37). Но им придадут особое значение, более того, припишут Сталину даже то, что успешно применяли в начале войны германские генералы, а за две тысячи лет до них знаменитый Ганнибал.
В уставе, в главе об обороне, Верховный Главнокомандующий не сделал ни одной правки: до лета 1942 г. этот вопрос его мало интересовал. Но война вновь наказала Сталина, а вместе с ним и Красную Армию. Летне-осенние бои 1942 г. с советской стороны повсюду носили оборонительный характер. Внимание Сталина вновь приковывается к вопросам обороны. Опыт 1941 г. не пропал даром. Сталинградская битва показала, что Верховный Главнокомандующий сделал серьезный шаг вперед в военном деле, в приобщении к оперативно-стратегическому искусству. А самое главное, Сталин стал менять стиль военного руководства.
Маршал Жуков подчеркивает, что Сталин упорно работал над собой, чтобы усвоить военное дело. «После битвы на Волге, особенно после разгрома врага на Курской дуге, - писал он, - Сталин неплохо овладел опытом ведения войны, и он достаточно квалифицированно разбирался в оперативно-стратегических вопросах»(38).
Изменилось отношение Сталина и к военной науке. Он все чаще обращался в Генеральный штаб Красной Армии за советами, больше стал доверять военным. «Раньше бывало, что он и навязывал, указывал, в каком направлении и на каком именно участке более выгодно наступать или сосредоточивать силы, - вспоминал маршал И. С. Конев, - Сейчас, к концу войны, всего этого не было и в помине. Зато он очень тщательно рассматривал все вопросы, связанные с количеством войск, вооружением, боевой техникой, которые просил тот или иной Фронт. Здесь он спорил достаточно компетентно...»(39). Есть серьезные основания считать, что в военном образовании Сталина большую роль сыграл маршал Б. М. Шапошников.
_________________
37. ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 3, д. 255, л. 68.
38. [Жуков Г. К. Письмо Василию Соколову.] - Московские новости, 8 мая 1988 г. Это подтверждает и военный историк генерал-лейтенант Н. Г. Павленко. «К осени 1942 года, - пишет он, - появились первые признаки того, что стиль и методы стратегического руководства стали меняться. Сталин назначил заместителем Верховного Главнокомандующего Г. К. Жукова» (Коммунист, 1988, № 9. с. 93).
39. Конев И. С. Воспоминания. - Знамя, 1987, № 12, с. 103.
Но дело было не только и не столько в этом. Под влиянием обстоятельств (прежде всего неудач на фронте) Сталин вынужден был отказываться от некоторых элементов сложившейся до войны командно-административной системы и некоторых идеологических постулатов. Правда, делал он это непоследовательно, ибо не ставил задачи уничтожения системы, в основе которой лежало физическое и духовное принуждение, без которой он сам лично не мог бы играть той роли, на которую претендовал в войне(40).
Начал Сталин с того, что еще в конце 1941 г. (в то время войска Гитлера вплотную подошли к Москве) внес серьезные коррективы в официальную идеологию. 7 ноября 1941 г. с Мавзолея В. И. Ленина он призвал армию, народ бороться с фашистами под знаменем Ленина, а также Александра Невского, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова и Михаила Кутузова, то есть под знаменами советского и российского патриотизма. Затем обратился за помощью к церкви, которую душил и разорял. И народ, и церковь откликнулись на этот призыв.
Что касается военного дела, то Председатель ГКО, начиная с 1942 г., стал устранять с командных постов отставших в профессиональном мышлении и боевой практике военачальников (были переведены на второстепенные должности С. М. Буденный, К. Е. Ворошилов, Г. И. Кулик) и выдвигать других, главным образом молодых, учившихся на опыте самой войны (А. М. Василевский, А. И. Антонов, И. Д. Черняховский, Н. Ф. Ватутин и др.). И этот процесс охватил всю армию сверху донизу. Тысячи новых командиров возглавили дивизии, полки, батальоны. За годы войны была создана совершенно новая армия: старая погибла в боях или была пленена(41).
Новые командиры получали больше самостоятельности, свободы действия и творчества. Сталин изменил свое отношение к войне, военной науке, военным специалистам. Он стал больше советоваться, прислушиваться к мнению других, коллективно обсуждать планы войны. Маршал Василевский обмолвился, что иногда в Ставке происходило довольно острое столкновение мнений. «Со Сталиным спорить, правда, решались не многие»(42), - добавляет он. Это подтверждает и нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов. «Несколько раз мне довелось наблюдать, - пишет он, имея в виду 1943-1944 гг., - когда вызванные к Сталину командующие фронтами не соглашались с его мнением. Каждый раз он заставлял еще раз взвесить, какое решение нужно принять, и нередко соглашался с мнением командующих. Мне думается, ему даже нравились люди, имевшие свою точку зрения и не боящиеся отстаивать ее». И далее особенно интересно: «В случаях разногласий странную роль играли отдельные его ближайшие соратники. Они, менее сведущие, чем командующие или Сталин в военном деле, обычно советовали не противиться и соглашаться со Сталиным»(43)
_________________
40. Нельзя отождествлять командные методы в армии с бюрократическими, командно-административными методами управления обществом. Армия живет и развивается по своим законам. Она не может существовать без твердой дисциплины, централизации. Разумеется, последние не должны глушить демократию, гласность, ущемлять права личности, духовное развитие ее.
41. Потери только одними пленными к началу 1942 г. составили 3,9 млн. человек (см. Советская военная энциклопедия. Т. 2. М., 1976, с. 55) [пустая ссылка. - paul_atrydes].
42. Василевский А. М. Командная точка войны. - Комсомольская правда, 30 апреля 1975 г.
43. Кузнецов Н. Г. Накануне. - Москва, 1988, № 5, с. 168.
Разумеется, Верховный Главнокомандующий продолжал допускать серьезные ошибки, ибо и в оперативно-стратегических вопросах у него верх часто брали политические моменты. Одной из крупных отрицательных сторон Сталина было то, что он на протяжении всей войны ставил нереальные сроки начала и конца операций. Этот факт подчеркивает Жуков, объясняя его тем, что Верховный Главнокомандующий плохо знал практическую сторону подготовки операций. Нам представляется, что вопрос этот более сложный. Конечно, практические знания Сталина были скудны. Но здесь явно вмешивалась политика. Для Сталина, как уже говорилось, не существовало проблемы цена войны. Освободить, например, город к юбилейной дате, показать силу советских войск перед союзниками было для него важнее, чем потеря тысяч людей.
Разве мало характеризует Сталина тот факт, что Советская страна потеряла во время войны почти столько же людей, сколько все другие воевавшие страны, вместе взятые? Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС еще в 60-е годы при создании шеститомного труда по истории Великой Отечественной войны установил, что общие прямые потери СССР составили 26-27 млн. человек, но эту цифру не разрешили обнародовать. Не каждый общественно-политический строй, не каждый народ мог выдержать такое испытание.
За общие потери в войне несет полную ответственность Сталин, а за неоправданные потери в военных операциях - полководцы, в том числе и самый прославленный из них - маршал Жуков (например, за кровопролитное Берлинское сражение). Согласно последним исследованиям советских ученых, безвозвратные потери в Красной Армии и на флоте составили около 8,6 млн. человек, а у вермахта и его союзников - примерно 6,7 млн.(44).
Разные точки зрения существуют на роль Сталина в нашей Победе: от утверждения, что Гитлер был уничтожен благодаря Сталину и созданной им системе управления обществом, до высказывания, что победили вопреки Сталину. Нам представляется, что ни то, ни другое не отражает действительности. Роль Сталина как Верховного Главнокомандующего в разгроме немецкого вермахта весьма значительна.
Маршал Жуков, принимавший 24 июня 1945 г. Парад Победы, с трибуны Мавзолея назвал Сталина «гениальным полководцем». История тогда промолчала. А Сталин? Он воспринял это как должное(45).
После Победы в Великой Отечественной войне Сталин все больше отходил от конкретных военных дел. В его кремлевской библиотеке в послевоенные годы отложились всего два номера журнала «Военная мысль» и одна секретная армейская инструкция о наступательной операции. Однако в них содержится то, что дает возможность подвести итоги военной деятельности Сталина. Вернее, он сам это сделал, правда, очень своеобразно. В четвертом номере журнала «Военная мысль» за 1946 г. была помещена статья об оперативном искусстве, написанная на основе анализа опыта Великой Отечественной войны(46). Сталин, теперь уже генералиссимус Советского Союза, кавалер высшего военного ордена «Победа», внимательно прочитал ее. Против слов, говорящих о том, что главными качествами командующего являются знание природы войны, ее средств, боевого опыта, состояния своих войск и войск противника, хладнокровие и трезвость в оценке обстановки, синим карандашом на полях начертал: «Не то», - а затем чуть ниже: «Главное - знание марксизма»(47), разумеется, марксизма в сталинском понимании.
Ну что же, все вернулось на круги своя. Сталин в военном деле кончил тем, с чего начал. Диалектика жизни прошла мимо него. Он не сделал настоящих выводов из войны - видимо, потому, что они были бы против него. Но историческая наука сделать такие выводы обязана. Данной статьей и хотелось внести свой вклад в решение этой задачи.
_________________
44. См. Военно-исторический журнал, 1990, № 3, с. 14, 16.
45. По утверждению некоторых военных историков, Г. К. Жуков позже изменил свое мнение о военных дарованиях Сталина, назвав его «штафиркой».
46. См. Коркодинов П., генерал-майор. Некоторые вопросы современного оперативного искусства. - Военная мысль, 1946, № 4.
47. ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 3, д. 46, л. 15.
Вопросы истории КПСС. 1990. № 5.
* * * * *
Статья Леонида Михайловича, возможно, первая работа, написанная с учётом маргиналий Сталина. Впоследствии к такому источнику обращались так или иначе немало исследователей и публицистов. Даже я своим любительским рылом влез в этот советский сталинский огород.
В книге Б.С. Илизарова «Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма» (Изд. 4-е, доп. М., 2012) верно, на мой взгляд, отмечено: «сам факт знакомства с теми или иными идеями ничего не доказывает до тех пор, пока не обнаруживается прямая реакция на них».
Л.М. Спирин и старается найти точки соприкосновения между прочитанным и реальностью. Сразу следует сказать, что есть и другая версия о временны́х рамках чтения ряда упомянутых в статье книг:
В годы войны
В первые месяцы войны Сталин не читал ничего, кроме военных донесений и документов. Существенно изменился и весь распорядок жизни и работы Генсека, ставшего теперь Председателем Совета Министров СССР и Верховным Главнокомандующим. Значительная часть его огромной библиотеки была отправлена осенью 1941 года в «эвакуацию» в г. Куйбышев. Даже дача Сталина в Кунцево некоторое время была заминирована. Только к весне 1942 года Сталин вернулся к прежнему распорядку работы. Он возобновил чтение книг и журналов, хотя состав книг, которые он читал в своей библиотеке или требовал доставить ему из других библиотек, существенно изменился. Сталин внимательно просмотрел и частично прочел книги немецких авторов К. Клаузевица, Г. Леера и Э. Людендорфа, изданные уже давно. Он прочел «Военные поучения» X. Мольтке, изданные в Москве в 1938 году, а также книгу французского маршала Ф. Фоша «О ведении войны», изданную в 1937 году. Перечитал Сталин и работы советского военного мыслителя А. Свечина, который был репрессирован и погиб еще в 1937 году. Сталин попросил своих секретарей прислать ему книгу Н.А. Левицкого «Полководческое искусство Наполеона», изданную в 1938 году, а также первый том избранных сочинений самого Наполеона, который вышел в свет в 1941 году. Сталин распорядился издать массовым тиражом небольшую книгу Александра Суворова «Наука побеждать». Сталину передали по его просьбе и книгу Б. Шапошникова «Мозг армии» - о работе Генерального штаба. Эта книга была издана еще в 1927 году, но маршал Шапошников работал рядом в Ставке, и Сталин относился к нему с уважением.
Советские планы будущей войны не предусматривали отступления Красной Армии в глубь страны. Речь шла лишь об обороне, о сражениях в приграничных округах, на линиях укреплений и о наступлении. «Не отдадим ни одной пяди своей земли» и «Будем воевать на территории противника» - таковы были установки Сталина. Теперь надо было все это пересматривать. Неудивительно, что Сталин решил внимательно перечитать не только книги о полководческом искусстве Суворова, но и М.И. Кутузова. Внимательно и с карандашом в руках Сталин прочитал книгу М. Братина «Полководец Кутузов», изданную лишь в 1941 году. Сталин также выписал для себя и прочел книгу С. Борисова о Кутузове и К. Осипова о Суворове. Обе эти книги вышли в свет в 1938 году.
Сталин лично работал над проектами новых уставов для Советской армии, и в этой связи он прочитал многие варианты самых различных уставов. Сталин прочел несколько книг французских и немецких авторов об артиллерии и авиации, а также о танковых войсках. Регулярно просматривал Сталин советский журнал «Военная мысль».
Уже в конце 1942 года Сталин начал читать и некоторые художественные произведения. Он читал стихи и поэмы К. Симонова и А. Твардовского, публицистику И. Оренбурга и Б. Горбатова. Сталин прочитал и одобрил пьесы А. Толстого «Иван Грозный» и А. Довженко «Ночь перед боем». Особое внимание Сталин уделил пьесе А. Корнейчука «Фронт». Такого рода пьеса была нужна Сталину, чтобы как-то объяснить народу причину тяжелых поражений Красной Армии в 1941 и 1942 годах. Сталин затребовал к себе пьесу еще тогда, когда она была в черновике, и ее текст был быстро перепечатан машинистками Кремля. Сталин лично внес в этот текст несколько поправок. Он дважды принимал Корнейчука в своем кремлевском кабинете - 24 июля и 20 августа 1942 года. По прямому указанию Сталина пьеса «Фронт» была опубликована в четырех номерах газеты «Правда» - с 24 по 27 августа 1942 года. Осенью 1942 года пьесу «Фронт» включили в свой репертуар несколько десятков театров по всей стране. Но уже в 1943 году Сталин запретил к постановке пьесы Л. Леонова «Метель», В. Катаева «Домик», киносценарий А. Довженко «Украина в огне». Еще в конце 1939 года в СССР было принято решение о ежегодном присуждении Сталинских премий за достижения в науке, искусстве и литературе. Эти премии присуждались и в годы войны. Почти во всех случаях книги, выдвигаемые на присуждение Сталинских премий, просматривал, а чаще всего и читал сам Сталин.
Медведев Р.А. Люди и книги. Что читал Сталин? Писатель и книга в тоталитарном обществе. М., 2004.
Не будем обращать внимания, что Генрих Антонович Леер попал в список немецких авторов.
По крайней мере, независимо от того, когда Сталин ознакомился с книгой Эрра, его довоенный интерес к артиллерии подтверждается, например, собственноручными правками к тезисам С.К. Тимошенко (выявлено А.В. Исаевым).
А вот упора на создание до войны крупных сил артиллерии РГК не просматривается:
«Необходимо отметить, что к началу войны мы имели низкий удельный вес артиллерии РВГК, а она представляла собой основной источник маневрирования артиллерией в операциях. К концу первой мировой войны, в целом маломаневренной, наиболее развитые страны довели артиллерию РВГК до 30-40 проц. от всей массы артиллерийских орудий (без минометов), у нас же орудия артиллерии РВГК составляли 12,4 проц». ( Ф.А. Самсонов).
В 3-м томе «Истории второй мировой войны» приводится ещё меньшее число: «Артиллерия РГК насчитывала 74 артиллерийских полка (60 гаубичных и 14 пушечных), включая части большой и особой мощности. Это составляло 8 процентов всей артиллерии». Для сравнения, у немцев на 1 июня 1941 г. в артиллерии РГК насчитывалось 113 гаубичных и пушечных дивизионов (13,9%), а в войсковой - 698 (86,1%).
Также сомнительной выглядит, ввиду ныне доступных документов, версия Спирина о влиянии прочтения Людендорфа на смещение усилий в военном планировании Красной Армии на юго-западное направление. Если в «шапошниковском» варианте (август 1940 г.) главные силы и немецкой, и советской сторон развёртываются симметрично друг напротив друга севернее Припяти, то в «мерецковских» «Соображениях» (сентябрь/октябрь 1940 г.) возникает асимметрия - за немцев по-прежнему «политически выгодным» считается развёртывание «к северу от устья р. Сан», а вот для советских войск становится предпочтительнее «южный» вариант по причине лучших перспектив наступления («северный» вариант считается вынужденно-запасным). И только в «Соображениях» марта 1941 г. предполагаемый главный удар немцев сдвигается также южнее Припяти. Исследователь Р.А. Бачков полагает, что данный сдвиг произошёл ввиду поступавшей разведывательной информации, где Украина (а также Кавказ) часто фигурировала как первоначальная/главная цель военной кампании против СССР. Добавлю, что аналогичные выводы делались и в предвоенной англо-американской аналитике о возможной войне Германии против Советского Союза.
«Да» - потому что для руководства войной не обязательно быть военным, особенно в XX в. Гитлер, Черчилль и Рузвельт тоже не были профессиональными военными. И, вероятно, Сталин лично не хуже их разбирался в общих стратегических вопросах войны. И это подтверждают близко наблюдавшие его маршалы Василевский и Жуков.
«Нет» - потому что система управления обществом и армией, созданная Сталиным, его личная, фактически ничем не ограниченная власть зачастую исключали возможность объективной оценки обстановки, а значит, и своевременного правильного принятия решений. Практически Сталин до нападения фашистской Германии на Советский Союз и на первом этапе войны единолично решал главные военно-политические и военно-стратегические вопросы. Он создал такую обстановку, что никто и ни в чем не смел ему возразить. Все должны были беспрекословно повиноваться.
Отрицательную роль сыграло то, что до определенного времени Сталин гипертрофировал идеологический фактор, значение классовой борьбы и пренебрегал историческими, национально-патриотическими ценностями народа.
Многие военные из высшего эшелона армии и некоторые партийные руководители уже в начале июня 1941 г. понимали, что со дня на день можно ожидать нападения гитлеровской Германии, и даже пытались по своей инициативе лучше подготовить к этому находившиеся в их ведении силы. Однако давление страха перед Сталиным часто оказывалось сильнее осознания внешней опасности.
В начале июня 1941 г. командование Киевского особого военного округа отдало приказ о приведении части войск в боевую готовность. Узнав об этом, Москва гневно обрушилась на командование округа, обвинив его чуть ли не в провокации. В Киеве понимали, что могло последовать за этим. Немедленно все было поставлено на старые места.
Нечто подобное случилось и в Западном особом военном округе. Бывший секретарь ЦК Компартии Белоруссии Н. Е. Авхимович, ведавший до войны кадрами, рассказал автору этих строк следующее. Примерно за 10 дней до начала войны состоялось заседание Бюро республиканского ЦК. На нем выступил командующий военным округом генерал Д. Г. Павлов. Он высказал тревогу по поводу сосредоточения Германией крупных военных сил на границе, рассматривая это как подготовку к нападению. Выступили секретари ЦК, обкомов, райкомов партии, которые перед этим побывали на границе, беседовали с пограничниками, с населением, с перебежчиками, видели возведенные на той стороне границы вышки для наблюдения за советской территорией. Партийные работники единодушно заявили, что немцы будут воевать. Все это довели до сведения Москвы. Получив такие данные, Сталин связался по телефону с первым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко и сорок минут читал ему нотацию, требуя не поддаваться на провокацию, не давать повода для нападения. Внушение из Москвы закончилось утверждением, что немцы не смогут на нас напасть. Любопытно, что 25 июня 1941 г. Сталин в телефонном разговоре с Пономаренко (когда тот после эвакуации из Минска находился уже в Могилеве) как бы между прочим сказал: «Мы знали, что немцы готовятся против нас, но не знали, когда начнут войну и где "проткнутся"». Свидетелем этого разговора был Авхимович.
Все это дает основание считать, что неудачи советских войск в первый период войны наряду с объективными факторами во многом объясняются действиями самого Сталина, созданной им системы, тем, что он сам единолично руководил войной(27), отдавая примат идеологии перед военной наукой, игнорируя нередко военных специалистов, Генеральный штаб Красной Армии.
«На первых порах войны, - писал о Сталине Василевский, - он явно переоценивал свои силы и знания в руководстве войной, основные вопросы крайне сложной фронтовой обстановки пытался решать единолично, что нередко приводило к еще большему осложнению обстановки и тяжелым потерям»(28).
_________________
27. Во время войны Сталин занимал посты Верховного Главнокомандующего, наркома обороны, секретаря ЦК ВКП(б), председателя Совета Народных Комиссаров, председателя Государственного Комитета Обороны. Это был верх централизации власти в одних руках. Одновременно совершенно отсутствовала коллективная мысль: за четыре года войны не было ни одного съезда партии, ни одного съезда Советов, состоялся только один Пленум ЦК ВКП(б) (в октябре 1944 г.). Между тем в ходе гражданской войны за период с лета 1918 г. до конца 1920 г. прошли два съезда большевистской партии, четыре съезда Советов, 38 пленумов ЦК РКП (б).
28. Василевский А. М. Командная точка войны. - Комсомольская правда, 30 апреля 1975 г.
* * *
Историки и публицисты написали немало горьких слов о роковых просчетах Сталина, связанных со сроками нападения гитлеровской Германии на СССР, о его военных ошибках в ходе сражения за Киев (лето - начало осени 1941 г.), проведения общего наступления зимой 1942 г., Керченской (декабрь 1941 - январь 1942 г.) и Харьковской (весна 1942 г.) операций(29). Мы остановимся на двух фактах, не освещенных в нашей литературе. Один из них касается проблемы внезапного нападения, другой - поведения Сталина в первые дни войны. Вокруг них много споров. Они далеко выходят за рамки частных вопросов, ибо характеризуют метод мышления советского лидера и манеру его действий.
Сталин, чувствуя огромную ответственность за то, что не смог правильно определить время нападения Гитлера на СССР (хотя многие называли его точно), в результате чего война приняла для Красной Армии и всей страны катастрофический характер, долго искал повода как объяснить происшедшее, а проще - как свалить вину на других(30). Известно, что советский руководитель никогда и ни в чем не признавал своей вины, если о ней ранее по той или иной причине не успел публично высказаться Ленин (вспомним, например, коллективизацию, когда Сталин все негативные последствия «головокружения» свалил на низы). Он считал себя «непогрешимым» и в военном деле.
В первое время после начала гитлеровской агрессии никто не говорил и не писал, что немцы напали на нас неожиданно. Не было этого и в выступлении В. М. Молотова по радио 22 июня 1941 г.; указывалось только на факт вероломного нападения.
До определенного момента и Сталин молчал об этом. Но вот в 1943 г. вышла секретная книга «Разгром немецких войск под Москвой»(31). В ней также говорилось только о вероломном нападении. Теперь такое объяснение никак не устраивало Верховного Главнокомандующего, каким уже давно стал Сталин. Какой же он всезнающий и всевидящий, если проморгал начало войны? Значит, Гитлер его провел?.. И чтобы исключить даже тень подобной мысли, главковерх собственноручно вписывает в текст книги слова, что Германия «имела преимущество неожиданности»(32). После этого во всех документах и трудах стали писать о вероломном и внезапном, неожиданном нападении.
_________________
29. См. Волкогонов Д. А. Триумф и трагедия. Политический портрет И. В. Сталина. В 2-х кн. Кн 2, ч. 1. М., 1989; Ржевская Е. В тот день, поздней осенью. - Знамя, 1986, № 12; Анфилов В. А. Завтра была война... - Советская Россия, 19 июня 1988 г.; Павленко Н. На первом этапе войны. Заметки военного историка. - Коммунист, 1988, № 9; Кулиш В. Сталин и война. - Спутник, 1988, № 10; Самсонов А. М. Великая правда войны. - Книжное обозрение, 1988, № 8; Ситс X. Военный гений Сталина: миф или реальность. - Радуга, Таллинн, 1988, № 6; Медведев Р. А. Дипломатические и военные просчеты Сталина в 1930-1941гг. - Новая и новейшая история, 1989, № 4.
30. Мы полностью солидаризируемся с теми историками, которые считают, что после Сталина прямую ответственность за трагическое начало войны несут тогдашние народный комиссар обороны С. К. Тимошенко и начальник Генерального штаба Красной Армии Г. К. Жуков.
31. См. Разгром немецких войск под Москвой. Под ред. маршала Б. М. Шапошникова. М., 1943.
32. ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 3, д. 300, л. 3.
Факт второй. Мне посчастливилось в 1960 г., работая в архиве, обнаружить дневник записей приема у Сталина в Кремле. Его вели по очереди три полковника из особой охраны. Они сидели в комнате, которая вела в кабинет Сталина, и никто их не мог миновать. Эти люди фиксировали всех, кто приходил к Сталину, а также часы и минуты прихода и ухода. Казалось бы, ну что здесь особенного? На самом деле, этот документ не имеет цены. И читатель поймет, почему.
Обратимся к записям от 22 июня 1941 г.
В 5 часов 45 минут утра в кабинет Сталина вошли В. М. Молотов, Л. П. Берия, С. К. Тимошенко, Л. А. Мехлис и Г. К. Жуков. Напомним, что война началась в 4 часа утра. Заседание шестерки продолжалось 1 час 45 минут, обсуждали военное положение. Затем подошли Л. М. Каганович, К. Е. Ворошилов, Н. Г. Кузнецов, А. Я. Вышинский. В 8 часов 30 минут военные ушли, передав перед этим директиву по войскам № 2 (директива № 1 была подписана поздно вечером 21 июня). Вскоре прибыли Г. М. Димитров и С. А. Лозовский, с которыми принимались решения по Коминтерну. Затем снова появились военные: была принята директива № 3, и т. д. В первый день войны заседания у советского руководителя непрерывно длились 11 часов, на них в общей сложности присутствовало 17 человек. На второй, третий, четвертый и последующие дни войны у Сталина проходили непрерывные совещания.
Поведение Сталина 22 июня, принятие запоздалых и, казалось бы, довольно странных военных директив, строжайше запрещавших вначале переходить нашим войскам границу, объясняется тем, что он много часов после нападения Германии находился в плену мысли, что еще можно дипломатическим путем приостановить войну, и готов был ради этого пойти на величайшие жертвы. Речь шла о новом Бресте. (Мысль прекратить войну путем откупа всплывала у Сталина и позже, когда дела на фронте были особенно плохи, например во время битвы за Москву.)
После таких фактов, видимо, нельзя говорить, как делают некоторые, что Сталин после начала войны долго находился чуть ли не в прострации, никого не принимал...
Дело обстояло гораздо сложнее. Первые десять дней войны, конечно, были для Сталина временем ошеломляющих неожиданностей, потрясений и поисков выхода из положения, всю тяжесть которого он, может быть, тогда и не смог до конца понять. Но как бы то ни было, в конечном счете Сталин уже официально взял на себя руководство войной.
Имеющаяся в его библиотеке литература, свидетельства крупных военачальников, практические действия самого Сталина полностью подтверждают слова маршала Жукова: «В начале войны со Сталиным было очень и очень трудно работать. Он прежде всего тогда плохо разбирался в способах, методиках и формах ведения современной войны, тем более с таким опытным и сильным врагом, как германская армия!
Все его познания были сугубо дилетантские, и нам нужна была большая выдержка и способность коротко и наглядно доложить обстановку и свои предложения(33). В библиотеке советского лидера имелось несколько книг, которые проливают свет на эти проблемы. Речь идет о проектах Полевого устава Красной Армии 1941, 1942 и 1943 гг. Устав предполагалось утвердить приказом наркома обороны маршала С. К. Тимошенко в мае 1941 г., но этого не произошло. Красная Армия начала войну со старым (1939 г.) [правильно 1936 г. - paul_atrydes] и неутвержденным новым Полевым уставом. Сталин заинтересовался им, когда уже вовсю шла война, когда советские войска повсюду отступали, попадали в окружение, вели тяжелые оборонительные бои.
На красной обложке одного из экземпляров проекта устава 1941 г. Сталин, теперь уже Верховный Главнокомандующий, пометил черным карандашом: «Прочел», но в тексте нет ни одной пометки. На титульном листе другого экземпляра этого же варианта устава стоит надпись от руки: «П. Вечный»(34); внутри текста много пометок, поправок, надписей, сделанных со знанием дела. Большинство его правок принципиального характера относится к тем разделам, в которых говорится о действиях войск в обороне, в частности о противодействии окружению, о бое в окружении, о выходе из окружения. Эти проблемы были тогда архиважными для Красной Армии. Известно, что Сталин до войны недооценивал значение оборонительных боев(35). Главный смысл правок: ожесточение во всем, недопущение отступлений без приказа вышестоящего начальника. Видимо, все изменения (во всяком случае, их направления) согласовывались со Сталиным, сам же он не прикладывал руки к уставу, ибо не хотел показывать своей неграмотности в оперативно-тактических вопросах.
_________________
33. [Жуков Г. К. Письмо Василию Соколову - автору романа «Вторжение».] - Московские новости, 8 мая 1988 г.
34. Комбриг Вечный в начальный период войны служил в Генеральном штабе Красной Армии, являлся крупным специалистом по воинским уставам. Ему и была поручена доработка Полевого устава.
35. Это отразилось на советской военной доктрине: оборонительные действия предусматривались только в оперативно-тактическом масштабе. Проблемы стратегически обороны не были разработаны, и, следовательно, соответствующие командные звенья не знали, как, например, организовать вывод больших масс войск из-под удара противника. Это особенно отрицательно сказалось на действиях Красной Армии в первый период войны.
Профессиональные знания комбрига Вечного были учтены в проекте устава 1942 г., а затем в окончательном варианте 1943 г., но он себя не увековечил, наиболее важные мысли его были отнесены на счет Сталина.
В 1942 г. положение стало меняться. Сталин понемногу приобщается к искусству управления войсками. На титульном листе проекта Полевого устава 1942 г. он спрашивает: «Секретно? Или нет?» Далее следуют многочисленные правки текста его рукой. В большей части они носят редакционный характер, но есть изменения и по существу. Характерным является то, что теперь внимание Верховного Главнокомандующего в отличие от 1941 г. сосредоточивается не на обороне, а на наступлении. Известно, что Сталин переоценил наши успехи в начале 1942 г. и соответственно умалил дальнейшие возможности немецкой армии. Именно в силу этого последовала директива об общем наступлении на советско-германском фронте зимой 1941/42 г.(36). Однако это уже просчеты оперативно-стратегического характера.
_________________
36. См. Великая Отечественная война Советского Союза. 1941-1945. Краткая история. 3-е изд., испр. и доп. М., 1984, с. 125.
В тексте устава Сталину не понравилось название главы «Наступательный бой», и он правит: «Наступление». Это явно неудачно, ибо смешиваются две разные, хотя и близкие по названию военные категории. Видимо, кто-то взял на себя смелость сказать ему об этом, и старая формулировка восторжествовала. Путается он и в терминологии, и некоторые его предложения тоже не приняты. Можно представить, какого страху натерпелись военные специалисты, вынужденные отвергать или корректировать то, что написал Сталин. Все могло быть, в том числе и самое худшее.
В некоторых местах Сталин повторял азбучные истины, вроде: «Бить по самому слабому месту противника»(37). Но им придадут особое значение, более того, припишут Сталину даже то, что успешно применяли в начале войны германские генералы, а за две тысячи лет до них знаменитый Ганнибал.
В уставе, в главе об обороне, Верховный Главнокомандующий не сделал ни одной правки: до лета 1942 г. этот вопрос его мало интересовал. Но война вновь наказала Сталина, а вместе с ним и Красную Армию. Летне-осенние бои 1942 г. с советской стороны повсюду носили оборонительный характер. Внимание Сталина вновь приковывается к вопросам обороны. Опыт 1941 г. не пропал даром. Сталинградская битва показала, что Верховный Главнокомандующий сделал серьезный шаг вперед в военном деле, в приобщении к оперативно-стратегическому искусству. А самое главное, Сталин стал менять стиль военного руководства.
Маршал Жуков подчеркивает, что Сталин упорно работал над собой, чтобы усвоить военное дело. «После битвы на Волге, особенно после разгрома врага на Курской дуге, - писал он, - Сталин неплохо овладел опытом ведения войны, и он достаточно квалифицированно разбирался в оперативно-стратегических вопросах»(38).
Изменилось отношение Сталина и к военной науке. Он все чаще обращался в Генеральный штаб Красной Армии за советами, больше стал доверять военным. «Раньше бывало, что он и навязывал, указывал, в каком направлении и на каком именно участке более выгодно наступать или сосредоточивать силы, - вспоминал маршал И. С. Конев, - Сейчас, к концу войны, всего этого не было и в помине. Зато он очень тщательно рассматривал все вопросы, связанные с количеством войск, вооружением, боевой техникой, которые просил тот или иной Фронт. Здесь он спорил достаточно компетентно...»(39). Есть серьезные основания считать, что в военном образовании Сталина большую роль сыграл маршал Б. М. Шапошников.
_________________
37. ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 3, д. 255, л. 68.
38. [Жуков Г. К. Письмо Василию Соколову.] - Московские новости, 8 мая 1988 г. Это подтверждает и военный историк генерал-лейтенант Н. Г. Павленко. «К осени 1942 года, - пишет он, - появились первые признаки того, что стиль и методы стратегического руководства стали меняться. Сталин назначил заместителем Верховного Главнокомандующего Г. К. Жукова» (Коммунист, 1988, № 9. с. 93).
39. Конев И. С. Воспоминания. - Знамя, 1987, № 12, с. 103.
Но дело было не только и не столько в этом. Под влиянием обстоятельств (прежде всего неудач на фронте) Сталин вынужден был отказываться от некоторых элементов сложившейся до войны командно-административной системы и некоторых идеологических постулатов. Правда, делал он это непоследовательно, ибо не ставил задачи уничтожения системы, в основе которой лежало физическое и духовное принуждение, без которой он сам лично не мог бы играть той роли, на которую претендовал в войне(40).
Начал Сталин с того, что еще в конце 1941 г. (в то время войска Гитлера вплотную подошли к Москве) внес серьезные коррективы в официальную идеологию. 7 ноября 1941 г. с Мавзолея В. И. Ленина он призвал армию, народ бороться с фашистами под знаменем Ленина, а также Александра Невского, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова и Михаила Кутузова, то есть под знаменами советского и российского патриотизма. Затем обратился за помощью к церкви, которую душил и разорял. И народ, и церковь откликнулись на этот призыв.
Что касается военного дела, то Председатель ГКО, начиная с 1942 г., стал устранять с командных постов отставших в профессиональном мышлении и боевой практике военачальников (были переведены на второстепенные должности С. М. Буденный, К. Е. Ворошилов, Г. И. Кулик) и выдвигать других, главным образом молодых, учившихся на опыте самой войны (А. М. Василевский, А. И. Антонов, И. Д. Черняховский, Н. Ф. Ватутин и др.). И этот процесс охватил всю армию сверху донизу. Тысячи новых командиров возглавили дивизии, полки, батальоны. За годы войны была создана совершенно новая армия: старая погибла в боях или была пленена(41).
Новые командиры получали больше самостоятельности, свободы действия и творчества. Сталин изменил свое отношение к войне, военной науке, военным специалистам. Он стал больше советоваться, прислушиваться к мнению других, коллективно обсуждать планы войны. Маршал Василевский обмолвился, что иногда в Ставке происходило довольно острое столкновение мнений. «Со Сталиным спорить, правда, решались не многие»(42), - добавляет он. Это подтверждает и нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов. «Несколько раз мне довелось наблюдать, - пишет он, имея в виду 1943-1944 гг., - когда вызванные к Сталину командующие фронтами не соглашались с его мнением. Каждый раз он заставлял еще раз взвесить, какое решение нужно принять, и нередко соглашался с мнением командующих. Мне думается, ему даже нравились люди, имевшие свою точку зрения и не боящиеся отстаивать ее». И далее особенно интересно: «В случаях разногласий странную роль играли отдельные его ближайшие соратники. Они, менее сведущие, чем командующие или Сталин в военном деле, обычно советовали не противиться и соглашаться со Сталиным»(43)
_________________
40. Нельзя отождествлять командные методы в армии с бюрократическими, командно-административными методами управления обществом. Армия живет и развивается по своим законам. Она не может существовать без твердой дисциплины, централизации. Разумеется, последние не должны глушить демократию, гласность, ущемлять права личности, духовное развитие ее.
41. Потери только одними пленными к началу 1942 г. составили 3,9 млн. человек (см. Советская военная энциклопедия. Т. 2. М., 1976, с. 55) [пустая ссылка. - paul_atrydes].
42. Василевский А. М. Командная точка войны. - Комсомольская правда, 30 апреля 1975 г.
43. Кузнецов Н. Г. Накануне. - Москва, 1988, № 5, с. 168.
Разумеется, Верховный Главнокомандующий продолжал допускать серьезные ошибки, ибо и в оперативно-стратегических вопросах у него верх часто брали политические моменты. Одной из крупных отрицательных сторон Сталина было то, что он на протяжении всей войны ставил нереальные сроки начала и конца операций. Этот факт подчеркивает Жуков, объясняя его тем, что Верховный Главнокомандующий плохо знал практическую сторону подготовки операций. Нам представляется, что вопрос этот более сложный. Конечно, практические знания Сталина были скудны. Но здесь явно вмешивалась политика. Для Сталина, как уже говорилось, не существовало проблемы цена войны. Освободить, например, город к юбилейной дате, показать силу советских войск перед союзниками было для него важнее, чем потеря тысяч людей.
Разве мало характеризует Сталина тот факт, что Советская страна потеряла во время войны почти столько же людей, сколько все другие воевавшие страны, вместе взятые? Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС еще в 60-е годы при создании шеститомного труда по истории Великой Отечественной войны установил, что общие прямые потери СССР составили 26-27 млн. человек, но эту цифру не разрешили обнародовать. Не каждый общественно-политический строй, не каждый народ мог выдержать такое испытание.
За общие потери в войне несет полную ответственность Сталин, а за неоправданные потери в военных операциях - полководцы, в том числе и самый прославленный из них - маршал Жуков (например, за кровопролитное Берлинское сражение). Согласно последним исследованиям советских ученых, безвозвратные потери в Красной Армии и на флоте составили около 8,6 млн. человек, а у вермахта и его союзников - примерно 6,7 млн.(44).
Разные точки зрения существуют на роль Сталина в нашей Победе: от утверждения, что Гитлер был уничтожен благодаря Сталину и созданной им системе управления обществом, до высказывания, что победили вопреки Сталину. Нам представляется, что ни то, ни другое не отражает действительности. Роль Сталина как Верховного Главнокомандующего в разгроме немецкого вермахта весьма значительна.
Маршал Жуков, принимавший 24 июня 1945 г. Парад Победы, с трибуны Мавзолея назвал Сталина «гениальным полководцем». История тогда промолчала. А Сталин? Он воспринял это как должное(45).
После Победы в Великой Отечественной войне Сталин все больше отходил от конкретных военных дел. В его кремлевской библиотеке в послевоенные годы отложились всего два номера журнала «Военная мысль» и одна секретная армейская инструкция о наступательной операции. Однако в них содержится то, что дает возможность подвести итоги военной деятельности Сталина. Вернее, он сам это сделал, правда, очень своеобразно. В четвертом номере журнала «Военная мысль» за 1946 г. была помещена статья об оперативном искусстве, написанная на основе анализа опыта Великой Отечественной войны(46). Сталин, теперь уже генералиссимус Советского Союза, кавалер высшего военного ордена «Победа», внимательно прочитал ее. Против слов, говорящих о том, что главными качествами командующего являются знание природы войны, ее средств, боевого опыта, состояния своих войск и войск противника, хладнокровие и трезвость в оценке обстановки, синим карандашом на полях начертал: «Не то», - а затем чуть ниже: «Главное - знание марксизма»(47), разумеется, марксизма в сталинском понимании.
Ну что же, все вернулось на круги своя. Сталин в военном деле кончил тем, с чего начал. Диалектика жизни прошла мимо него. Он не сделал настоящих выводов из войны - видимо, потому, что они были бы против него. Но историческая наука сделать такие выводы обязана. Данной статьей и хотелось внести свой вклад в решение этой задачи.
_________________
44. См. Военно-исторический журнал, 1990, № 3, с. 14, 16.
45. По утверждению некоторых военных историков, Г. К. Жуков позже изменил свое мнение о военных дарованиях Сталина, назвав его «штафиркой».
46. См. Коркодинов П., генерал-майор. Некоторые вопросы современного оперативного искусства. - Военная мысль, 1946, № 4.
47. ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 3, д. 46, л. 15.
Вопросы истории КПСС. 1990. № 5.
* * * * *
Статья Леонида Михайловича, возможно, первая работа, написанная с учётом маргиналий Сталина. Впоследствии к такому источнику обращались так или иначе немало исследователей и публицистов. Даже я своим любительским рылом влез в этот советский сталинский огород.
В книге Б.С. Илизарова «Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма» (Изд. 4-е, доп. М., 2012) верно, на мой взгляд, отмечено: «сам факт знакомства с теми или иными идеями ничего не доказывает до тех пор, пока не обнаруживается прямая реакция на них».
Л.М. Спирин и старается найти точки соприкосновения между прочитанным и реальностью. Сразу следует сказать, что есть и другая версия о временны́х рамках чтения ряда упомянутых в статье книг:
В годы войны
В первые месяцы войны Сталин не читал ничего, кроме военных донесений и документов. Существенно изменился и весь распорядок жизни и работы Генсека, ставшего теперь Председателем Совета Министров СССР и Верховным Главнокомандующим. Значительная часть его огромной библиотеки была отправлена осенью 1941 года в «эвакуацию» в г. Куйбышев. Даже дача Сталина в Кунцево некоторое время была заминирована. Только к весне 1942 года Сталин вернулся к прежнему распорядку работы. Он возобновил чтение книг и журналов, хотя состав книг, которые он читал в своей библиотеке или требовал доставить ему из других библиотек, существенно изменился. Сталин внимательно просмотрел и частично прочел книги немецких авторов К. Клаузевица, Г. Леера и Э. Людендорфа, изданные уже давно. Он прочел «Военные поучения» X. Мольтке, изданные в Москве в 1938 году, а также книгу французского маршала Ф. Фоша «О ведении войны», изданную в 1937 году. Перечитал Сталин и работы советского военного мыслителя А. Свечина, который был репрессирован и погиб еще в 1937 году. Сталин попросил своих секретарей прислать ему книгу Н.А. Левицкого «Полководческое искусство Наполеона», изданную в 1938 году, а также первый том избранных сочинений самого Наполеона, который вышел в свет в 1941 году. Сталин распорядился издать массовым тиражом небольшую книгу Александра Суворова «Наука побеждать». Сталину передали по его просьбе и книгу Б. Шапошникова «Мозг армии» - о работе Генерального штаба. Эта книга была издана еще в 1927 году, но маршал Шапошников работал рядом в Ставке, и Сталин относился к нему с уважением.
Советские планы будущей войны не предусматривали отступления Красной Армии в глубь страны. Речь шла лишь об обороне, о сражениях в приграничных округах, на линиях укреплений и о наступлении. «Не отдадим ни одной пяди своей земли» и «Будем воевать на территории противника» - таковы были установки Сталина. Теперь надо было все это пересматривать. Неудивительно, что Сталин решил внимательно перечитать не только книги о полководческом искусстве Суворова, но и М.И. Кутузова. Внимательно и с карандашом в руках Сталин прочитал книгу М. Братина «Полководец Кутузов», изданную лишь в 1941 году. Сталин также выписал для себя и прочел книгу С. Борисова о Кутузове и К. Осипова о Суворове. Обе эти книги вышли в свет в 1938 году.
Сталин лично работал над проектами новых уставов для Советской армии, и в этой связи он прочитал многие варианты самых различных уставов. Сталин прочел несколько книг французских и немецких авторов об артиллерии и авиации, а также о танковых войсках. Регулярно просматривал Сталин советский журнал «Военная мысль».
Уже в конце 1942 года Сталин начал читать и некоторые художественные произведения. Он читал стихи и поэмы К. Симонова и А. Твардовского, публицистику И. Оренбурга и Б. Горбатова. Сталин прочитал и одобрил пьесы А. Толстого «Иван Грозный» и А. Довженко «Ночь перед боем». Особое внимание Сталин уделил пьесе А. Корнейчука «Фронт». Такого рода пьеса была нужна Сталину, чтобы как-то объяснить народу причину тяжелых поражений Красной Армии в 1941 и 1942 годах. Сталин затребовал к себе пьесу еще тогда, когда она была в черновике, и ее текст был быстро перепечатан машинистками Кремля. Сталин лично внес в этот текст несколько поправок. Он дважды принимал Корнейчука в своем кремлевском кабинете - 24 июля и 20 августа 1942 года. По прямому указанию Сталина пьеса «Фронт» была опубликована в четырех номерах газеты «Правда» - с 24 по 27 августа 1942 года. Осенью 1942 года пьесу «Фронт» включили в свой репертуар несколько десятков театров по всей стране. Но уже в 1943 году Сталин запретил к постановке пьесы Л. Леонова «Метель», В. Катаева «Домик», киносценарий А. Довженко «Украина в огне». Еще в конце 1939 года в СССР было принято решение о ежегодном присуждении Сталинских премий за достижения в науке, искусстве и литературе. Эти премии присуждались и в годы войны. Почти во всех случаях книги, выдвигаемые на присуждение Сталинских премий, просматривал, а чаще всего и читал сам Сталин.
Медведев Р.А. Люди и книги. Что читал Сталин? Писатель и книга в тоталитарном обществе. М., 2004.
Не будем обращать внимания, что Генрих Антонович Леер попал в список немецких авторов.
По крайней мере, независимо от того, когда Сталин ознакомился с книгой Эрра, его довоенный интерес к артиллерии подтверждается, например, собственноручными правками к тезисам С.К. Тимошенко (выявлено А.В. Исаевым).
А вот упора на создание до войны крупных сил артиллерии РГК не просматривается:
«Необходимо отметить, что к началу войны мы имели низкий удельный вес артиллерии РВГК, а она представляла собой основной источник маневрирования артиллерией в операциях. К концу первой мировой войны, в целом маломаневренной, наиболее развитые страны довели артиллерию РВГК до 30-40 проц. от всей массы артиллерийских орудий (без минометов), у нас же орудия артиллерии РВГК составляли 12,4 проц». ( Ф.А. Самсонов).
В 3-м томе «Истории второй мировой войны» приводится ещё меньшее число: «Артиллерия РГК насчитывала 74 артиллерийских полка (60 гаубичных и 14 пушечных), включая части большой и особой мощности. Это составляло 8 процентов всей артиллерии». Для сравнения, у немцев на 1 июня 1941 г. в артиллерии РГК насчитывалось 113 гаубичных и пушечных дивизионов (13,9%), а в войсковой - 698 (86,1%).
Также сомнительной выглядит, ввиду ныне доступных документов, версия Спирина о влиянии прочтения Людендорфа на смещение усилий в военном планировании Красной Армии на юго-западное направление. Если в «шапошниковском» варианте (август 1940 г.) главные силы и немецкой, и советской сторон развёртываются симметрично друг напротив друга севернее Припяти, то в «мерецковских» «Соображениях» (сентябрь/октябрь 1940 г.) возникает асимметрия - за немцев по-прежнему «политически выгодным» считается развёртывание «к северу от устья р. Сан», а вот для советских войск становится предпочтительнее «южный» вариант по причине лучших перспектив наступления («северный» вариант считается вынужденно-запасным). И только в «Соображениях» марта 1941 г. предполагаемый главный удар немцев сдвигается также южнее Припяти. Исследователь Р.А. Бачков полагает, что данный сдвиг произошёл ввиду поступавшей разведывательной информации, где Украина (а также Кавказ) часто фигурировала как первоначальная/главная цель военной кампании против СССР. Добавлю, что аналогичные выводы делались и в предвоенной англо-американской аналитике о возможной войне Германии против Советского Союза.