(текст написан для составляющейся "Антологии хоррора", остался невостребованным и был опрометчиво - по недомыслию и невнимательности - выставлен на конкурс СюрНонейма, тема "Кулинария", где был щщасливо спален бдительными людьми с Фантлаба и деанонимизирован автором)
Время есть
Из шахты доносится чавканье.
Тот, кто сидит в темной ее глубине, неаккуратен и невоспитан.
Он чавкает постоянно.
А еще урчит, если доволен, и хрустит, разгрызая что-то в осколки. Иногда причмокивает и подсвистывает, высасывая мозг из трубчатых костей. Мурлычет - но это только тогда, когда не ест.
Когда не ест, он спит. Тот, что сидит в шахте.
Кронос прикатывает тачку с мертвецами трижды в сутки. Вскрывает прозрачную оболочку каждого из тел. Бросает мороженные трупики в зияющее жерло створа в полу. Слушает, как они ударяются о палубу внизу долгие три секунды спустя. Звук такой, словно ломается в щепу дерево - или раскалывается огромная сосулька.
Мертвецы невелики. В коконах оболочек они похожи на куколки насекомых. Довольно больших насекомых. В тачку их входит десятка полтора. Кронос никогда не считает. Просто складывает их друг на друга невысоким штабелем, пока верхние не начинают соскальзывать. Потом катит тачку по бесконечно длинному техническому коридору, спускает на грузовых лифтах до самого киля - туда, где ждет его в шахте то, вечно голодное, которое надо кормить.
Кормить. Трижды в день. А как иначе? Не прикатишь - сожрет самого. Кого же еще? Точно сожрет. Один он остался. Больше нет никого. Три миллиарда ледышек практически не в счет. Хорошо хоть, хватит их надолго. Иногда к Кроносу возвращается способность думать, он почти понимает, что ни одна, даже самая ненасытная утроба, не в состоянии поглотить в одиночку население целой планеты, даже если располагает всем временем мироздания.
Времени у него и впрямь в избытке.
***
Кронос падает в звезду. Падает вместе с кораблем, грузом замороженных в гибернаторах эмбриоколонистов для Капернаума - и тем, что сидит в шахте. Падает уже без малого вечность - и как минимум столько же еще у него впереди.
Иногда ему кажется, что он здесь не один. Порой он явственно слышит голоса, которые разговаривают не с ним - меж собой, словно его тут и не было. Мужские и женские, молодые и старые. Однажды долго-долго - так долго, что он едва не сходит с ума, слушая их - тоскливо и безнадежно кричат дети. Кричат без слов, на истошной монотонной ноте сверхчеловеческого горя, надрывно-болезненной, нечистой, полной обиды и боли. Он тоже кричит вместе с ними - и кричит потом еще полсуток, сорвав голос и ободрав ногти о стены, которые пытался проскрести насквозь.
Ногти отрастают только через полгода. Теперь они кривые и толстые, словно звериные когти. Сам он зарос клочковатой шерстью от пят до макушки, но давным-давно не обращает на это внимание. С годами шерсть свалялась в плотный колтун. В бескрайней пещере рефрижератора это помогает не замерзнуть - с годами ходить за мертвецами для того, что заперто в карцере, приходилось все дальше. Но в жилой зоне Кроносу постоянно о жарко. Все время хочется пить.
Водные магистрали пересохли столетия назад. Возможно, течь. Возможно, что-то еще. Воды в цистернах не осталось, а получить доступ к закрытому контуру гидропонной оранжереи Кронос так и не смог. Контроллер на входе молча светит багровым глазом знака биоугрозы. Неизвестно было, во что выродились за столетие взаперти паслен и крестоцветка, вьюны и медоносы. Порой за дверями что-то гудит на грани слышимости, волнообразным рисунком колебаний заставляя дрожать лепестки дверной мембраны.
Кронос никогда не заходит туда. Ему не хочется встречать призраков на борту своего корабля.
Влага легко конденсируется на промороженных телах. Стоит только извлечь их из гигантского фестончатого помещения, погруженного в тусклое свечение аварийных ламп. Ему как раз хватает напиться. Он облизывает их коконы, прежде чем сбросить тела в шахту.
***
Кронос помнит, что раньше он был смышленее. Куда смышленее, чем теперь. Он знал все о корабле, знал, как править им и что делать в любой возможной и невозможной ситуации. Потом с ним случилось это.
Он проснулся тогда, когда просыпаться было еще слишком рано. Когда просыпаться было просто нельзя. И теперь для него миг путешествия от звезды к звезде превратился в вечность.
Что-то из далекого прошлого, когда он был капитаном своего корабля, подсказывает ему, что шахта должна вести к конвертеру. Тела, которыми он кормит свой корабль, позволят поддерживать приемлемые условия на его борту еще очень долгое время.
Кронос благодарен тем перестраховщикам, что установили на борту конвертер, руководствуясь невесть какими предпосылками.
Прыжковые корабли имеют очень скудный ресурс. Они функциональны - ведь рейс никогда не длится больше нескольких дней, которых достаточно, чтобы подойти к червоточине и скользнуть сквозь нее на другой край галактики.
Когда межзвездное путешествие длится долю мгновения, мало кто заботится о том, чтобы на борту корабля хранились запасы продовольствия, превосходящие по изобилию аварийный рацион.
Кронос на своем собственном опыте знает, насколько большой проблемой это может стать.
Что бы он делал без конвертера, который снабжает его теплом и воздухом? И что бы он делал без трех миллиардов замороженных макроэмбрионов? Тех, которые должны были стать новым населением Капернаума…если бы экипаж транспорта не проснулся вместе с ним самим в момент прыжка по никому неведомой причине?
Умер бы, должно быть.
С голоду.
И уже давно.
Скорее всего, вскоре после того, как остался в одиночестве на борту. После того, как его команда… Его команда…
А что стало с его командой? Кронос никак не может вспомнить, а потому с легкостью выбрасывает этот вопрос из головы.
Вселенная явила космическим путешественникам всю прелесть своего дуализма, когда оказалось, что транспортные сингулярности, пригодные для мгновенного путешествия сквозь них, на деле в лучшем виде доказывают справедливость теории Эйнштейна и парадокса близнецов?
Все дело только в наличии или отсутствии наблюдателя.
Только и всего.
Он завис посреди мгновения, растянувшегося в вечность. Завис, словно муха в янтаре. Завис навсегда.
Разница в том, что мухе в янтаре уже все равно, а Кроносу хочется есть.
***
Иногда Кроносу кажется, что он управляет вовсе не кораблем, который падает на невидимую звезду, чтобы пронзить ее насквозь и оказаться в новом мире в то же мгновение, в которое начал свой полет, но уже за половину звездного рукава от точки старта.
В такие моменты он видит себя машинистом огромного локомотива, мчащегося сквозь пространство в клубах пара и дыма. Он понимает, что ритуал кормления того, что сидит в карцере имеет не просто символическое значение. Заполняющие тендер штабеля маленьких серых тел, промороженных насквозь, до фарфоровой хрупкости, он решительно дробит мощными ударами кувалды и лома - а потом надо немного подождать, пока осколки не приобретут годный цвет.
Кронос отправляет уголь в огненное чрево топки, лопату за лопатой. Ничто не должно мешать движению. Даже отсутствие топлива, подходящего кораблю.
Он работает в поте лица и тела, чувствуя радость от мысли, что каждая лопата угля неотвратимо приближает его вместе с кораблем к цели. Пусть даже лишь на крошечную часть вечности, которой он располагает - но все же.
Когда наваждение спадает, он обнаруживает себя стоящим на краю шахты с пустой тачкой-левитром. Внизу некто хрустит и хлюпает, обсасывая косточки.
Жизнь идет своим чередом.
Год за годом.
Век за веком.
***
Порой Кронос слышит, как снаружи по обшивке разгуливают ангелы. Тогда он отправляется на поиски иллюминатора, но их нет на его корабле, а камеры внешнего наблюдения показывают ослепительную белизну за горизонтом событий червоточины. Незримые, ангелы зовут его за собой, но он вовремя вспоминает о том, что ему никуда не деться с борта корабля, который несет его невесть куда. Он не может выйти наружу, потому что снаружи нет абсолютно ничего.
Он проверял. Открывал шлюз и долго-долго смотрел в ровное ослепительно-белое сияние. Ничего не происходило. Ничто не двигалось там, среди света. Но Кронос знал, что ангелы где-то там. Он закрывал шлюз, чтобы ангелы не проникли внутрь. Кто знает, чем они питаются. Вместе им может не хватить еды на время пути.
На все время Вселенной, которое теперь в его полном распоряжении.
***
Корабль ветшает. Мембраны шлюзов расползаются лохмотьями, со стен отходит обшивка, завиваясь неряшливым заплесневелым серпантином, потолок идет волдырями и нависает низко над головой во время его ежедневных обходов.
Кронос ощущает себя Ионой, проглоченным огромной рыбой. Корабль кажется ему живым существом, которое пытается переварить его и превратить лишь в материал для конвертера, энергия которого нужна кораблю для одному ему ведомой цели.
В такие дни у него обостряется паранойя, и он забивается в самые темные закоулки корабельных коридоров, выбираясь оттуда только тогда, когда приходит время катить тачку. С годами, по мере того, как выходит из строя освещение, таких темных углов становится все больше.
Кронос часто задается вопросом - когда наконец его безумное путешествие подойдет к концу, каким увидят его корабль те, кто ждет его на орбите Капернаума в сотне световых лет от входной апертуры червоточины, в которую он прыгнул неимоверно давно?
Кто будет на его борту?
И какими они будут?
Пребывая в аду одиночества, Кронос предпочитал думать, что это лишь его личный, собственный ад, который закончится вместе с путешествием.
Потом корабль обнимает его спадающимися стенами коридоров, и спустя какое-то время Кронос как никогда сильно ощущает себя неотделимой его частью.
Он и есть корабль.
Да.
***
Со дна глубокого узкого стакана шахты он неотрывно следит за светлым пятном створа на потолке. Стены стакана прочны - он проверял. Сквозь них не выбраться. Сквозь пол - тоже. Под полом ритмично содрогается вселенское ничто, гоня корабль на звезду, сквозь нее и дальше.
Он постоянно смотрит наверх. Взгляд его глаз прикован к потолку. Он не отводит глаз ни на миг - даже тогда, когда приходит время есть, и вниз летят, раскалываясь в серебристо-красные льдинки, маленькие промороженные мумии. Ему только-только хватает их для того, чтобы приглушить голод.
Постоянно хочется есть.
Когда-нибудь тот, наверху, потеряет осторожность, устанет или просто решит, что с него достаточно, и тогда он утащит его вниз и сожрет. Да, именно так. Подстережет, дотянется до края светлого круга наверху и утащит к себе. А потом будет высасывать его долго-долго, со смаком, с толком, с расстановкой.
Им понравится.
Им обоим.
Так уже было, и не один раз.
Один из них каждый раз смотрит на опустевшую оболочку второго. Смотрит долго, словно ожидая чего-то от кучки сухого праха. Потом решительно выбирается из ствола шахты и отправляется в уходящий в бесконечность промороженный склеп холодильника.
На тачке помещается всего десятка полтора мертвецов. Три раза в день мертвецы падают в гулкую пустоту, рассыпаясь крошевом красно-серого льда.
Снова и снова.
Снова и снова.
Затаив дыхание, он прислушивается, к шороху оседающих льдинок.
Слышна лишь тишина, и он отправляется по бесконечной трубе технического туннеля за новой порцией пищи.
Когда в шахте наконец вновь раздается чавканье, Кронос улыбается, чувствуя, к своему стыду, малодушное облегчение.
Он рад почувствовать хотя бы это.
Так и должно быть, говорит он себе - и слышит, как начинает довольно урчать тот, внизу.
Им обоим знаком вкус красного льда.
Впереди вечность, но они непременно достигнут цели.
Надо только немного подождать - а если ожидание затянется, то ведь не грех и перекусить в пути.
Ведь так?