Дети Спла
Клизма сидел на драной покрышке от карьерного самосвала и плевался зубами в ведро. Зубы были чужие, а ведро полно крови.
Ирокез Клизмы был поставлен кровью. Бельц сам его ставил. Было это четыре дня назад. Сейчас волосы сделались из красных черными и воняли. Ниже спины волосы послиплись от говна. Выглядел Клизма что надо. Настоящий сын своего отца.
Бельц раскладывал пасьянс из пенисов и мошонок на раскаленной крыше их с Гамильтон хижины. Пасьянс не складывался. Мошонки истекали вонючей жижей протухшего семени, пенисы были похожи на гнилые осклизлые сосиски.
Было тошно и скучно.
С момента резни прошли те самые четыре дня. Ничего не происходило. Жизнь стала сытной и благодатной - хоть вой.
С грохотом в периметр захваченного лагеря влетела запряженная парой четверенек клетка на окованных железом колесах. На козлах сидела Гамильтон, голая по пояс. Снизу. Лобковые волосы слиплись от пота, стекавшего по раздутому животу, на котором не сходился бронежилет.
Четвереньки вращали глазами и мычали сквозь красные каучуковые кляпы. Ремни упряжи стерли кожу до мяса. В ранах копошились личинки мух. Жесткая сбруя и подковы на культях не позволяли четверенькам почесаться, и они вертелись на месте, путая постромки.
В клетке, нахохлившись, сидела здоровенная птица.
Бельц запустил остатками несложившегося пасьянса в Клизму. Тот оторвался от своего занятия и огляделся. Потом осклабился. Зубы у него были заточены в неровный ряд кривых игл. Нескольких не хватало.
Клизма слез с покрышки и заковылял к упряжке, волоча пришитую ногу. Ногу ему пришила Гамильтон пару дней назад - после того, как отгнила предыдущая. Нога была женской, стройной, с аккуратной маленькой ступней. Сейчас, на жаре, она раздулась в слоновью подпорку, почернела и пошла пузырями с гнойной желтой жижей внутри. Завтра отвалится, подумал Бельц, глядя на грубые стежки, соединявшие распухшую культю с чужой мертвой плотью. Где замену брать?
Гамильтон спрыгнула с козел. От удара оземь из ее чрева выпал бледный червь, беспомощно распластавшийся на песке, словно обрывок кишки. Гамильтон не обратила на это внимания. Выбила клин, распахнула дверцу и вытащила птицу наружу.
Это была не птица. Тонкое тело о двух руках и паре ног напоминало человеческое. Голова на длинной шее тоже была почти человеческой. Глаза были глазами перепуганного животного - но у семьи, на которую наткнулись Дети четыре дня назад, тоже были такие глаза.
Из спины пленника росли крылья.
Большие, больше, чем у лебедя. Концы нечистых маховых перьев касались земли. Когда-то перья были белыми. Одно было сломано, и из бурых от крови перьев торчал острый осколок кости.
Клизма обошел пленника кругом, принюхиваясь. Тот, по-птичьи дергая шеей, следил за ним.
- Где взяла? - спросил Бельц.
- С неба упал, - ответила Гамильтон, яростно расчесывая пах. На песок упал еще один червь. - Летать не может, а бегать не умеет. Догнала.
Гамильтон выглядела очень довольной собой.
- Вода где? - Бельц пинком опрокинул один из пустых бидонов, привешенных к повозке.
- Не нашла.
Клизма заурчал-захрюкал, не глядя на Гамильтон. Бельц тяжким взглядом уставился на сестру.
- Этого вот подобрала и повернула назад, - сказала Гамильтон. - Подумала, что синица в руке тоже сгодится на что-нибудь.
- Сгодится, верно, - сказал Бельц. - Только кровь протухнет через полдня, не напьешься уже. А дальше что?
- Дальше я дым засекла. На западе, в дюнах у края неба.
- Молодец.
Бельц не поверил сестре, но виду не подал. Так и так им сниматься отсюда - колодец полон трупного яда, пить нечего. Клизма поторопился свалить потроха в ближайшую яму. Что с убогого взять? Стоит отвернуться, тут же напакостит. И не прибьешь - папаша Спла мигом просечет, а если бы и не просек, брат ведь, как ни как.
Клизма тем временем обнюхал гладкий пах существа. Поскреб когтем между ног. Птицечеловек дрожал, но не двигался, словно парализовало его. Бежать не пытался, даром что связан не был. Малахольный какой-то.
Клизма зашел за спину существа. Раздвинул крылья. Поковырял меж ягодиц, попытался пристроиться, зарычал от досады.
- Не настоящий! - провыл Клизма.
Гамильтон рассмеялась, показав беззубые, в язвах, десны. Четвереньки залаяли, вторя смеху.
Птицечеловек смотрел обреченно.
Он не сопротивлялся и не кричал, когда ему сноровисто отсекли руки и ноги, выпустив кровь в ржавую ванну.
Потом они утопили его.
В его собственной крови.
Кровь была розовато-алая. Очень яркая. Очень вкусная.
Ночью Бельцу снилось, что он летит на больших белых крыльях среди звезд и любит в небе других таких же крылатых существ. Когда он открыл глаза, на нем скакала Гамильтон, а выпавшие из нее черви копошились на его животе.
Когда утром они покинули лагерь и двинулись к далеким дюнам, на плечах Бельца красовались большие, раскрашенные алым крылья. Плечи саднило, но Бельц терпел.
Они с Гамильтон сидели на повозке, в которой гремели друг о друга освобожденные от плоти кости и черепа. Клизма легко бежал рядом с четвереньками, щеголяя новой ногой с птичьими когтями на пальцах, и счастливо улыбался.
Вскоре на горизонте и впрямь появился дымок.