"Жизнь мух" Ильи и Эмилии Кабаковых в "Зале Белого" на "Винзаводе"
«Россия - страна феноменальной энергетики, здесь много людей, которые могут и хотят изменить мир; страна, в которой впервые была реализована утопия. Но ничего не вышло - теперь мы знаем почему. Оказывается, над этой страной поселилась цивилизация мух - и они питаются энергетикой России…»
То есть, всё-таки, про Россию или про отношение к ней, про параллельную цивилизацию-дублёра, имеющего, впрочем, общечеловеческие черты. Ведь не зря все эпиграфы (к каждому залу предпослано выражение очередного великого человека, типа Сенеки или Бетховена о мухах) взяты из представителей западной цивилизации.
В этом и есть основной манок-провокация: каждый сверчок принимает упрёк в том, что он - муха на свой счёт. Не зря в записях на досках «Игры в теннис» записан тезис о том, что со временем интерес и идентификация людей смещается в сторону насекомых.
Если наши предки, де, ассоциировали себя с хищниками (львами да орлами), то теперь - с жуками и тараканами (далее следовала ссылка на «Превращение» Кафки). Сомнительный тезис, впрочем, являющийся разворотом недавно возникшей поговорки «дотрахаемся до мышей», символизирующей измельчение и цивилизации и человеческой породы.
Дело не в России, дело в общем состоянии дел, приводящем к созданию мушиной цивилизации, достаточно безобидной и мелкоскопичной. Её история и описание её проявлений (философия, искусство, финансы, политика) наполняет залы несуществующего музея, по которому Кабаков приглашает прогуляться всех желающих.
Как и в «Альтернативной истории искусств», художник создаёт музей и интерьеры в нём, но не стены, как в «Гараже», из-за чего «Жизнь мух» проигрывает гаражной экспозиции в монументальности, зато выигрывает в разнообразии, в изобилии мелких объектов, охватить которые нет никакой возможности.
Десятки графических и текстуальных серий, листов и объектов, что становятся всё более разнобойными от зала к залу, драматургически накаляясь и сгущаясь по мере снижения освещения. Главная «краска» здесь - электричество. Нагнетание происходит с помощью простых электрических лампочек, изображающих тусклость и заурядность провинциального, этнографического музея. Экспозиция берет разгон постепенно, нефиксируемыми практически сдвигами, а так же постоянно нарастающим количеством витрин и выставленных на стенах экспонатов. Чем больше материалов, хорошо темперированным клавиром разыгрывающих ритмически организованную пустоту, тем меньше света.
Кабаков дотошен в воспроизведении стереотипного оформления музейного пространства, всего набора признаков, характеризующих томительное безвоздушное пространство музеефикации и мумификации. У него, как в «Макдоналдсе» повторение инсталляций в разных странах и на разных площадках должно иметь минимальное количество расхождений: есть стандарт, ему и соответствуйте.
Тщательно разрабатывается вид залов, где учитывается все -от фактуры пола до цвета окраски стен (коричневый, в пол человеческого роста, низ и серый верх), дизайн витрин (белая «ИКЕЯ» с серым «подбоем»), жухлость и расположение графических и машинописных листов в нежно-песчаных рамках, темпо-ритм сносок и примечаний на русском и на английском, партитура исчезающего света, свешивающегося с потолка на тонких кабелях-стеблях.
И, разумеется, размеры залов, что невозможно заполнить и отопить вниманием. Движение идёт по касательной. Тусклые лампочки выхватывают островки отсутствия, из-за чего кажется, что все выставленные предметы жмутся к стенам, словно бы вдавленные в штукатурку.
Монотонная «Жизнь мух», в том числе, и про скуку, одну из важнейших категорий творчества Кабакова. «Искусство не преодолевает скуку жизни, оно так же скучно, как и жизнь, но в самом акте перехода от жизни к искусству, открывается какая-то дверь, и скука перестаёт быть сплошной…» («Диалоги с Борисом Гройсом, стр. 39)
Важно, что демиург и сам причисляет себя к мушиному потомству. Для внимательного зрителя, «Жизнь мух» это ещё и путеводитель по творчеству самого Ильи Кабакова. Намеренно или нет, но в рамках мушиного краеведческого музея художник выставил несколько автономных работ, некогда показанных по отдельности. Например, инсталляцию с облаком кружащего в центре одного из залов мушиного роя. Или же выставленные в другом зале мушиные ноты, сгруппированные на толпе пюпитров, выстроенных полукругом.
Уже в самом начале экспозиции, среди аутентичных экспонатов мушиного музея выставлены несколько работ из «классического», коммунально-концептуального периода: «Чья это муха?» И именно они задают тему развития творчества Ильи Кабакова в контексте мушиной цивилизации. Демиург оказывается одним из голосов, «напоминающих (если верить приведенной из Бетховена цитате, явно же фальсифицированной, как и всё здесь приведённое) мушиное жужжание…»
