Стыдная еда
Пришло время покаяться в тайном пороке: некоторое время назад я подсел на продукцию "Ростикса". Стыдно, а что делать. Страшная похоть тянет к этим лакомым и горячим (если повезет) кусочкам, запеченным в хрустящем, пересолённом кляре. Каждый день хожу. Вот уже несколько дней подряд. Тяга неимоверная, непреодолимая, когда только об этом и думаешь. Возвращался из "Нового мира" с очередной порцией рассказов, выдвинутых на премию им. Казакова, долго стоял и разговаривал в метро с Костырко, а сам представлял острые крылышки и кусочки "хрустящего цыплёнка". До слюноотделения, до зубовного скрежета, до полного галюциногена.
На Маяковке "Ростикс" закрыли, до "Беларусской" далековато. Ближайший ко мне "Ростинкс" находится прямо над станцией метро "Сокол", в "Метромаркете". Туда и пошел. Комплект уже давно отработан. Если сильное желание - то берешь еще и острые крылышки, если просто - два хрустящих кусочка. Сначала экспериментировал с шашлыками и ножками, но понял, что, во-первых, нужны именно хрустящие кусочки - на них больше хрустящего панциря. В качестве напитка беру молочный коктейль, глухо скатывающийся в желудок снежным комом. Но последние два дня агрегат не работает, приходится брать клюквенный морс. Торопливо есть, обжигаясь, быть противным самому себе, глотать куски, крупные, непереваренные, стараясь не смотреть по сторонам, почему-то фастфуд мировлит именно крупным кускам, словно боишься, что курица может остыть и превратиться в замороженную курицу из холодильника.
А пока она горячая, она не курица. Она непонятное что. Симулякр, разрыв между означающим и означаемым. Ты стыдишься себя, а еда стыдится себя. Она не хочет быть похожей на еду и стремится максимально дистанцироваться от собственного эйдического прообраза. Именно поэтому так дико смотрятся редкие черные сосудики (или как их там), торчащие из белого мяса. Кажется ты уже смирился с пластмассовостью мяса, откуда ж тогда возникает эта избыточно реалистическая жилка-деталь? Зачем она тут придумана? Ведь все искусственно, кроме вкуса горячих мясных волокон.
Особенно эта ненатуральность еды наглядно выглядит в "Макдоналдсе", который поставляет еду в каких-то отвлеченных формах кругов и квадратов, избыточных упаковок, избыточного количества салфеток и мусора. Что важно - эту еду можно есть только руками (за редкими исключениями). Чтобы минимализировать расстояние от стола до рта, чтобы точно не перепутать отвлеченные продукты с чем-то другим. Потому что если руками - то, да, это еда. Впрочем, в "Ростиксе" поедание руками горячих кусков легитимно, жанр позволяет - женщину и курицу нужно брать руками. За рубль можно купить салфетку для протирки рук.
Одержимость подобна методу, методологической базе. Она дает основу для всего остального - то есть, она базис, окрашивающий всё, что с тобой происходит в определенные тона. Мания делает тебя отзывчивым, внимательным к деталям. Она как наркотический приход, на фоне которого начинают вылущиваться, выпирать полузаметные черточки жизни. Реклама, которую разглядываешь пока плывешь вверх по эскалатору. Приятная девушка, продающая тебе еду. Ты ей явно нравишься. Она тебе тоже. Девушка значительно отличается от всех прочих полуживых персонажей за прилавком. Она живая, аккуратные черты лица, точно в ожидании прыщей и угрей. Но их нет, кожа гладкая. Она еще не превратилась в панцырь хрустящего кусочка.
Продавщица французских булок, засыпающая в стороне. Дорогие булки, покупают мало. Ее стенд стоит в стороне, она устала, закрытые глаза реагируют на любое движение и от этого постоянного напряжения она устает еще больше. Я встаю, скомкав салфетку и она реагирует на моё вставание. Наши взгляды пересекаются. Все столики заняты. Здесь всегда шумно и много моложежи,особенно теперь, когда темнеет рано, а пойти некуда. Да и погода... Хотя погода сегодня замечательная, словно бы созданная для длительных прогулок. Предсмертный выдох осени, в котором еще теплится тепло, теплится жизнь.
Это не голод (перед тем, как пойти в "Новый мир" я перекусил, дома полный холодильник, солянка, рыба, салат, фрукты - виноград, мандарины, яблоки, ананас), это какой-то разврат, похоть, желание цепануть говнеца, трусливо-патологическое, так хочется, что не преодолеть. Иногда организм включает какую-то программу или подвисает на каком-то виде разврата. Помнится, пару лет назад каждый день обязательно нужно было есть сунджук, потом был период сухариков из пакетов. Программа заканчивается так же неожиданно, как и начинается. Еще вчера ты не мог пройти мимо мороженого "Твикс", а сегодня даже о нем не вспоминаешь. Возможно, нечто подобное чувствуют беременные женщины, таская ночами мясо из борща (мама рассказывала). Это не имеет никакого отношения к процессу поглощения пищи, это как покурить: умножение сущностей без надобы, тем более необходимое, чем менее оно полезно.
Отяжелев, плывешь вниз, подлавливая себя на мысли: возможно, в этом "Ростиксе" ты и встретишь свою старость. Вот так и состаришься, поглощая непонятную еду непонятного происхождения. Среди гомона и шума. Все дни как один день. Все куски как один кусок: хрустящие, наперчённые, соли явно не пожалели. Дома пьешь минеральную воду и не можешь напиться. Громко поставил последнюю пластинку "Мадонны", насквозь синтетическое диско, где самой Мадонны - курам на смех, странно так: вроде, великая тетка, а пластинка - как набор проходных миксов, никакого личного начала. Не по рангу как-то. Хотя звучание, разумеется, феерическое и очень качественное.
Теперь понимаешь, почему самые душещипательные сцены в голливудских фильмах снимают именно в типовых закусочных: чтобы подчеркнуть заурядность жизни, на фоне которой разыгрываются драмы. Для того, чтобы погрузить зрителя в сердцевину бытовухи. Чтобы включалась необходимая для кассовых сборов идентификация персонажа и зрителя. Мы не привыкаем, мы уже давно привыкли, проглотили, прожевали, сами стали фастфудом и ничего, не крякаем.
