Бес затей. "Мастер и Маргарита" Михаила Локшина (2023)
Хорошие люди позвали на «Мастера и Маргариту», не смог отказать, приобщился не столько даже к модной новинке, сколько к самому ритуалу современного кинотеатра, так как не смотрел фильмы на большом экране лет так двадцать. Да, у всех свои недостатки.
Кино по Булгакову, превращенному в Пелевина, меня вымотало. Оно про всё и ни про что, без меры утяжеленное целлулоидом фильмы воровской компьютерным рисованием. Компьютерная графика - стихия отчуждения, обращающая пространственный антураж в набор рисованных задников, в статичные (хотя и барочные) декораций, что окончательно превращает кино в театр. Это, разумеется, оправдывает вычурные диалоги, произносимые с неестественными интонациями, но, в обмен, похищает объем. Ощущение объема.
Такой, вероятно, и должна быть «бережная экранизация», озабоченная «духом первоисточника», пропорциями сюжетных линий, обязательным наличием культовых сцен и ударных мемасиков, сложенных в пазл удобоваримый и совершенно выхолощенный, пустой, очередной раз доказывающий, что «МиМ» - ну, да, великий трансформер, состоящий из набора самоигральных модулей, способных поворачиваться к читателю любой стороной.
И тут нужно (важно) найти конгениальное роману решение, не параллельное книге, но перпендикулярное и обобщающее. Вот как у Тарковского, извините, или у Сокурова. В перестройку гуляла идея совместной экранизации "МиМ" Федерико Феллини, который отвечал бы за похождения Воланда и Элема Климова, снимавшего «ершалаимскую» составляющую. Вот где, с двух великих рук, кое-что могло бы сойтись в нечто великое. Так как именно там, где нынешние экранизаторы замахиваются на «оригинальность решения» (вроде того, что действие романа Мастера происходит в раю конструктивисткой архитектуры и утопии, воплотившейся только в архитектуре; или того, что реальный любовный роман Мастера и Маргариты происходит на фоне Москвы, превращенной в великую стройку), кино начинает увлекать своим расхождением с первоисточником, зачитанным до отвращения, но все прочие составляющие здесь плохо сочетаются и вообще не бьются друг с другом.
Вот как неважно сочетаются модернизм автора и клиповый постмодерн экранизации; фасады и панорамы, биографические подтексты и любовные перипетии, намерения Воланда и онтология потлача; невнятная музыка, состоящая из набора звуковых клякс, клише и общих мест, с утопической, громокипящей Москвой из комиксов про Готем-Сити и еще более огламуренного Бэтмена; литература, позволяющая переписать в голове любой текст на свой умозрительно-примерный лад и конкретика кино, особенно эффектно опошляющая тонкие сюжетные ходы и деликатные фабульные материи.
Так вот ты какой, журнал "Москва" © paslen.iMGSRC.RU
Особенно досаждал кастинг, постоянно мазавший мимо, раз уж новые персонажи, ровно размазанные по всей ленте, пребывают постоянно, и в котором повезло лишь с принципиально третьестепенными лицами и Геллой, словно бы намекавшей на Альмадовара (а там всё так и было устроено будто бы по-озорному и по-хулигански {на самом деле, нет}, чтобы намекать на максимальное количество референсов. Вот как в диалоге Яценко с Цыгановым, будто бы имеющих ввиду «Оттепель», а, может быть, и вовсе ее не имеющих) - и дело не в том, что я вижу роман Булгакова как-то иначе, все видят по-своему, этим не удивить, это закон восприятия и данность, но в самих закономерностях и имманентностях конкретного произведения массового искусства, которое нельзя обозначить ни халтурным, ни удачным.
Дело здесь в тех самых «свойствах текста» и причудах стилистической игры, которые были заданы самими авторами, сочинившими историю о слабых и безвольных людях, спасающихся от «злобы дня» в «мире опиума своих фантазий». Этакий "Влюбленный Шекспир" по-советски, мгновенно переплавляющий унижения и превратности судьбы в нарративные причуды. Ну, то есть, многие оригинальные ходы Булгакова тут раскладываются на вполне отыгранные киношные поджанры, из-за чего некоторые из подобных ходов начинают звучать как-то...по новому?
Хотя большинство таких метаморфоз перевода авторских открытий на поточный язык не получается и они подвисают в полуудаче (вся линия с Га-Ноцри и с балом у Воланда).Но это вполне честная и профессиональная попытка перевести суггестивный и образцово модернистский роман на язык современного, сугубо актуального и модного кино, несущегося в режиме клиповой нарезки: Коровьев здесь имеет грим Джокера, а катарсис выбивают, даже против зрительской воли, низкие частоты тотального долби-саунда как в плохом Ленкоме лучших лет Марка Захарова, где так любили громко врубать «музыку» в самых патетических местах для полного эстетического изнасилования.
А тут она (шумная клиповая нарезка) внезапно входит в противоречие с эпической неторопливостью всех сохраненных линий и нарративных подробностей (хотя и порезали тоже ведь крайне много - одна история с коллективными хорами «Славное море, священный Байкал» чего стоит) в духе какого-нибудь Скорсезе, а то и вовсе Кубрика. Вот темпоритм-то и не совпадает с хронотопом, а калейдоскоп жанров, сменяющих друг друга как в варьете, с правильными (узнаваемыми памятью) интонациями, Москва - с героями, актеры - с персонажами. Особенно обидно за воландовскую свиту, невнятного Бегемота и отсутствие разностильности в отдельных составляющих этого трехчасового видеоклипа с крайне замедленной и пересушенной вводной частью. Так мой сосед справа сдался и ушел из зала вместе с одеждой еще даже до судьбоносной встречи Берлиоза и Бездомного с Неизвестным на пруду, превращенном в каменно-асфальтовую пустошь (сцену эту снимали в Питере, знаю-знаю).
Линия Га-Ноцри тоже никак не решена, разве что на уровне расстановки мизансцен, ибо прокуратор (вот, пожалуй, максимальная удача кастинга), задвигающий Га-Ноцри, которого стараются почему-то вообще не показывать, на самый последний план, продуманным решением назвать нельзя. Обозначили и ок. Так, в конечном счете, и выходит кино недодуманных идей и недотянутых концептов, разбодяженных вполне понятной самоцензурой. Но не посмею бросить в авторов даже песчинку: Булгаков, даже зацементированный под Пелевина, устроен таким воздуховодным образом, что как ему крылья не равняй, все равно, особенно если по нынешним временам, выйдет крамола, стоит просто додумать хотя бы одну (любую) линию или мысль до их логического завершения.
Версия Михаила Локшина логичная, сугубо головная, весьма технологичная, видимо, режиссер и сценарист именно так понимают назначение современных талантов, одновременно решающих сотни вспомогательных задач как и положено сложноустроенному, дорогостоящему бизнесу, тогда как от "МиМ" ждешь почему-то искусства, "ярко выраженного" "авторского начала", раскрывающегося не в использовании приблуд и примочек, но в трудно уловимой дури индивидуального полета.
В фильме он есть, иногда проскальзывает, мелькает, к сожалению, не вполне совпадая с ночным полетом Маргариты. Но самое-то важное, что после такого кино книгу перечитывать не тянет. Нудных маневров и «перебора по звуку» хватило в кинотеатре. А тот, кто с первоисточником и вовсе не знаком, вряд ли побежит в книжный за вечно актуальной новинкой. Хотя со временем ведь именно этот блокбастерный, наголливуденный «МиМ» станет доброй, новогодней классикой.
Легко вангую это, так как перед просмотром кино нас долго мучили бесчисленным количеством трейлеров еще не вышедших новинок. Подавляющее большинство их было российским, одна другой бессмысленней и бесчеловечней. Причем во всех возможных и невозможных видах - с фэнтази и особенно бездарной мелодрамой от некоего Цыпкина до адово-бредовой биографии Есенина и, разумеется, патриотических как бы боевиков, запредельная выморочность которых не оставляет им ни единого шанса даже в балете.
Ну, разве что деньги на съемки потратить со смаком. "МиМ" - один из апофеозов интеллигентского дискурса и мирной жизни в подполье. Поэтому на фоне гуманистического пафоса романа и экранизации, из всех сил старающейся быть современной и, следовательно, дегуманизированной, все эти андроидные цыпкины и целулоидные есенины выглядят неоперабельным безумием. Так что успех изначально был гарантирован любому уровню возвращения к норме.
Действительно ведь, как говорит в экранизации Маргарита, «проделана большая работа». То, что фраза эта, при жесткой ограниченности хронометража, резавшего булгаковский текст по живому буквально и метафорически, повторяется в фильме дважды, объясняет как раз, что авторы все о себе понимают.
Кино по Булгакову, превращенному в Пелевина, меня вымотало. Оно про всё и ни про что, без меры утяжеленное целлулоидом фильмы воровской компьютерным рисованием. Компьютерная графика - стихия отчуждения, обращающая пространственный антураж в набор рисованных задников, в статичные (хотя и барочные) декораций, что окончательно превращает кино в театр. Это, разумеется, оправдывает вычурные диалоги, произносимые с неестественными интонациями, но, в обмен, похищает объем. Ощущение объема.
Такой, вероятно, и должна быть «бережная экранизация», озабоченная «духом первоисточника», пропорциями сюжетных линий, обязательным наличием культовых сцен и ударных мемасиков, сложенных в пазл удобоваримый и совершенно выхолощенный, пустой, очередной раз доказывающий, что «МиМ» - ну, да, великий трансформер, состоящий из набора самоигральных модулей, способных поворачиваться к читателю любой стороной.
И тут нужно (важно) найти конгениальное роману решение, не параллельное книге, но перпендикулярное и обобщающее. Вот как у Тарковского, извините, или у Сокурова. В перестройку гуляла идея совместной экранизации "МиМ" Федерико Феллини, который отвечал бы за похождения Воланда и Элема Климова, снимавшего «ершалаимскую» составляющую. Вот где, с двух великих рук, кое-что могло бы сойтись в нечто великое. Так как именно там, где нынешние экранизаторы замахиваются на «оригинальность решения» (вроде того, что действие романа Мастера происходит в раю конструктивисткой архитектуры и утопии, воплотившейся только в архитектуре; или того, что реальный любовный роман Мастера и Маргариты происходит на фоне Москвы, превращенной в великую стройку), кино начинает увлекать своим расхождением с первоисточником, зачитанным до отвращения, но все прочие составляющие здесь плохо сочетаются и вообще не бьются друг с другом.
Вот как неважно сочетаются модернизм автора и клиповый постмодерн экранизации; фасады и панорамы, биографические подтексты и любовные перипетии, намерения Воланда и онтология потлача; невнятная музыка, состоящая из набора звуковых клякс, клише и общих мест, с утопической, громокипящей Москвой из комиксов про Готем-Сити и еще более огламуренного Бэтмена; литература, позволяющая переписать в голове любой текст на свой умозрительно-примерный лад и конкретика кино, особенно эффектно опошляющая тонкие сюжетные ходы и деликатные фабульные материи.
Так вот ты какой, журнал "Москва" © paslen.iMGSRC.RU
Особенно досаждал кастинг, постоянно мазавший мимо, раз уж новые персонажи, ровно размазанные по всей ленте, пребывают постоянно, и в котором повезло лишь с принципиально третьестепенными лицами и Геллой, словно бы намекавшей на Альмадовара (а там всё так и было устроено будто бы по-озорному и по-хулигански {на самом деле, нет}, чтобы намекать на максимальное количество референсов. Вот как в диалоге Яценко с Цыгановым, будто бы имеющих ввиду «Оттепель», а, может быть, и вовсе ее не имеющих) - и дело не в том, что я вижу роман Булгакова как-то иначе, все видят по-своему, этим не удивить, это закон восприятия и данность, но в самих закономерностях и имманентностях конкретного произведения массового искусства, которое нельзя обозначить ни халтурным, ни удачным.
Дело здесь в тех самых «свойствах текста» и причудах стилистической игры, которые были заданы самими авторами, сочинившими историю о слабых и безвольных людях, спасающихся от «злобы дня» в «мире опиума своих фантазий». Этакий "Влюбленный Шекспир" по-советски, мгновенно переплавляющий унижения и превратности судьбы в нарративные причуды. Ну, то есть, многие оригинальные ходы Булгакова тут раскладываются на вполне отыгранные киношные поджанры, из-за чего некоторые из подобных ходов начинают звучать как-то...по новому?
Хотя большинство таких метаморфоз перевода авторских открытий на поточный язык не получается и они подвисают в полуудаче (вся линия с Га-Ноцри и с балом у Воланда).Но это вполне честная и профессиональная попытка перевести суггестивный и образцово модернистский роман на язык современного, сугубо актуального и модного кино, несущегося в режиме клиповой нарезки: Коровьев здесь имеет грим Джокера, а катарсис выбивают, даже против зрительской воли, низкие частоты тотального долби-саунда как в плохом Ленкоме лучших лет Марка Захарова, где так любили громко врубать «музыку» в самых патетических местах для полного эстетического изнасилования.
А тут она (шумная клиповая нарезка) внезапно входит в противоречие с эпической неторопливостью всех сохраненных линий и нарративных подробностей (хотя и порезали тоже ведь крайне много - одна история с коллективными хорами «Славное море, священный Байкал» чего стоит) в духе какого-нибудь Скорсезе, а то и вовсе Кубрика. Вот темпоритм-то и не совпадает с хронотопом, а калейдоскоп жанров, сменяющих друг друга как в варьете, с правильными (узнаваемыми памятью) интонациями, Москва - с героями, актеры - с персонажами. Особенно обидно за воландовскую свиту, невнятного Бегемота и отсутствие разностильности в отдельных составляющих этого трехчасового видеоклипа с крайне замедленной и пересушенной вводной частью. Так мой сосед справа сдался и ушел из зала вместе с одеждой еще даже до судьбоносной встречи Берлиоза и Бездомного с Неизвестным на пруду, превращенном в каменно-асфальтовую пустошь (сцену эту снимали в Питере, знаю-знаю).
Линия Га-Ноцри тоже никак не решена, разве что на уровне расстановки мизансцен, ибо прокуратор (вот, пожалуй, максимальная удача кастинга), задвигающий Га-Ноцри, которого стараются почему-то вообще не показывать, на самый последний план, продуманным решением назвать нельзя. Обозначили и ок. Так, в конечном счете, и выходит кино недодуманных идей и недотянутых концептов, разбодяженных вполне понятной самоцензурой. Но не посмею бросить в авторов даже песчинку: Булгаков, даже зацементированный под Пелевина, устроен таким воздуховодным образом, что как ему крылья не равняй, все равно, особенно если по нынешним временам, выйдет крамола, стоит просто додумать хотя бы одну (любую) линию или мысль до их логического завершения.
Версия Михаила Локшина логичная, сугубо головная, весьма технологичная, видимо, режиссер и сценарист именно так понимают назначение современных талантов, одновременно решающих сотни вспомогательных задач как и положено сложноустроенному, дорогостоящему бизнесу, тогда как от "МиМ" ждешь почему-то искусства, "ярко выраженного" "авторского начала", раскрывающегося не в использовании приблуд и примочек, но в трудно уловимой дури индивидуального полета.
В фильме он есть, иногда проскальзывает, мелькает, к сожалению, не вполне совпадая с ночным полетом Маргариты. Но самое-то важное, что после такого кино книгу перечитывать не тянет. Нудных маневров и «перебора по звуку» хватило в кинотеатре. А тот, кто с первоисточником и вовсе не знаком, вряд ли побежит в книжный за вечно актуальной новинкой. Хотя со временем ведь именно этот блокбастерный, наголливуденный «МиМ» станет доброй, новогодней классикой.
Легко вангую это, так как перед просмотром кино нас долго мучили бесчисленным количеством трейлеров еще не вышедших новинок. Подавляющее большинство их было российским, одна другой бессмысленней и бесчеловечней. Причем во всех возможных и невозможных видах - с фэнтази и особенно бездарной мелодрамой от некоего Цыпкина до адово-бредовой биографии Есенина и, разумеется, патриотических как бы боевиков, запредельная выморочность которых не оставляет им ни единого шанса даже в балете.
Ну, разве что деньги на съемки потратить со смаком. "МиМ" - один из апофеозов интеллигентского дискурса и мирной жизни в подполье. Поэтому на фоне гуманистического пафоса романа и экранизации, из всех сил старающейся быть современной и, следовательно, дегуманизированной, все эти андроидные цыпкины и целулоидные есенины выглядят неоперабельным безумием. Так что успех изначально был гарантирован любому уровню возвращения к норме.
Действительно ведь, как говорит в экранизации Маргарита, «проделана большая работа». То, что фраза эта, при жесткой ограниченности хронометража, резавшего булгаковский текст по живому буквально и метафорически, повторяется в фильме дважды, объясняет как раз, что авторы все о себе понимают.