Выставка Надежды Лихогруд "Память заполнена" в ММСИ на Петровке. До пятого февраля
Выставка молодой художницы Надежды Лихогруд (я нагуглил ее фотографии - она же ещё из себя восхитительно струящаяся, вся такая феистая и любит борзых) - это лучшее, что случилось со мной и с современным искусством этой сморщенной московской осенью.
Случай вдвойне приятный, так как раньше я этой фамилии не видел, таких подраненных работ не встречал.
Экспозиция под названием "Память заполнена" сделанная куратором Анастасией Китель в двух комнатах музейного особняка на Петровке, заселена небольшими скульптурами из шамота и керамики (если это не одно и то же?) и концептуальными объектами - так, в одной из комнат стоит библиотечный шкапчик для каталожных карточек, внутри которого разложены выписки из Надиного дневника и, честное слово, очень захотелось прочесть его целиком.
Буду ждать публикацию.
В этом же зале самый большой скульптурный объект выставки - глиняный ребенок на игрушечном коньке, поставленный на круглый деревянный подиум и отбрасывающий тени в разные стороны по/над натруженным музейным паркетам, вот точно так же, как в разнообразном направлении можно (и нужно) сочинять трактовки того, что Лихогруд делает.
Интерпретаций может быть великое множество - от намеренно литературоцентричных до интуитивно съестных - глазурь объектов Лихогруд столь сахарно возбудительна и напоминает то печеньки из песочного текста, то вафельные торты с застывшими (слегка подгуляли - вот как на второй день нового года) взбитыми сливками, то сахарные головы, которым приданы антропоморфные изгибы, что их хочется съесть.
Ну, или же надкусить.
Облизать, как минимум.
Подобный голодный соблазн (при том, что выставку в Московском музее современного искусства я смотрел сугубо сытым, только что из дома - это был мой первый арт-выход из дома после воспаления лёгких, так как накануне я увидел снимки с вернисажа в Инстаграме у Милены Орловой и не смог сдержаться, сразу поняв: вот это точно моё) случался в моей жизни лишь с одним веществом и только в детстве - конечно же, я имею ввиду сургуч на советской почте, испарившийся вместе с советской властью, распадом СССР, а также игрой в "съедобное/несъедобное"...
...кто застал и помнит - может подтвердить интенцию к понадкусыванию и облизыванию сургуча, причем, года полтора, примерно, я ведь работал на почте и сам мазал застывающим веществом всяческие канаты да верёвки, чтобы почтовые отправления, понимаешь, доходили целыми и невредимыми.
Целыми днями я толокся возле этой скромной конфорки, подогревающей сей несъедобный какао-шоколад до состояния жидкого кошмара (обжечься же страшно), смотрел на метаморфозы, которым сургуч предавался с каким-то бесстыжим откровением, но так и не привык, что он совершенно не предназначен внутрь.
Вот Фирс из "Вишневого сада", как известно, только одним сургучом и спасался - и ничего, дожил до самых что ни на есть преклонных лет, покуда его не забыли сами знаете где...
...собственно, я к тому, что выставка Надежды Лихогруд составлена из таких вот исчезающих образов и интенций, обрывающихся в темноте троллейбусными проводами: многие мимишные объекты "Память заполнена", особенно выставленные на большом белом постаменте, сцена которого занимает центр второго выставочного помещения с окнами на православный монастырь (...внимательно слушая легкие, легкие звоны...), аппелируют к глубинным, полустершимся воспоминаниям об отсутствующих предметах, ну, или же заново воссоздают их.
Лихогруд синтезирует несуществующие предметы сразу из нескольких временных пластов, от ренессанса и керамической мастерской семейства Лука делла Робиа, причем сразу всех ее членов и их многовековых майоликовых последователей, вплоть до Врубеля - и всю сублимированную советскую античность: от задов западного ар-нуво до оголтелого сталинского модерна, плавно переходящего в сталинский же бидермайер-ампир.
Мастер берет архетипические черты форм и жанров, известных нам от знаменитого детоприимного дома в Флоренции (Ospedale degli Innocenti) до спортивных тондо на станции метро "Динамо" и глазурированных фигурок актеров и танцовщиков, обрамляющих проходы станции "Театральная"и смешивает их в реторте собственной чувственности...
...да много еще чего Лихогруд берет, вплоть до мотивов какой-нибудь предвоенной книжной иллюстрации и праздничных почтовых открыток, вызывающих немедленный отклик - вот как если в руку вложена записка и на нее немедленно ответь изнутри какой-то очередной каталожный ящичек выезжает.
Там еще можно много чего накопать, наковырять, но не сильно-то и хочется, так как выставка, в первую очередь, чувственная и к некоторой бессловесности развернутая...
...она колокольчик фарфоровый в желтом Китае...
...так как образы, которые Лихогруд вытягивает из себя, слегка оплавленные и намеренно неопределенные, опознаются, но не узнаются, составляя некоторую энигму.
Являясь основой послевкусия, именно эта тайна причастности и уносится с собой за стены музэя.
Чувственность эта "дико красивая" и инстаграмоемкая, при том, что постамент, где установлено большинство объектов из серии "Облако" не даёт добраться глазам и фотокамерам до некоторых, особенно энигматических композиций.
Зато другие объекты - тондо из серии "Highlights" и некоторые многофигурные скульптуры с персонажами, напоминающими слегка оплавленные свечи (стертые лица, покатые плечи, плавность струящихся одежд), развешены по стенам и вмонтированы в всякие укромные уголки, чтобы уж точно не создавать акцентов и внимания не привлекать.
Авось, кто не заметит.
Возникает игра такая - отыскать объекты как грибы, правда, скоро подвисающая, так как все грибы находятся достаточно скоро, поскольку Лихогруд добра и милосердна, скульптуры ее, подсвеченные внутренним лучом эмпатии, не любят симметрии, несущей напоминание о смерти, а им так хочется побыть хоть немного живыми.
Самый большой недостаток выставки "Память заполнена" в том, что она крошечная, примерно, вот как фигурки, которых Лихогруд сочиняет, хотя в инете я тут же нагуглил еще и еще: особенно мне понравились разноцветные и яркие курьеры ( я тоже ведь собираю их, как могу, на городских улицах и дорогах), однако, для проекта в ММСИ художница отобрала самые нейтральные цвета, почти бесцветные, беспилотные порой лишь угадывающиеся оттенки...
...очень уж ей, вероятно, хотелось подчеркнуть их бесплотность и чтоб они, что ли таяли.
И тогда я решил подчеркнуть своими фотками какие-то приметы этих работ, некоторые раскрасив виражами, а части других подразмыл нарочечными туманами.
Это туше, кажется, вполне отвечает замыслу Надежды, объятому глубинными переживаниями - это они, уж не знаю, какой складывается жизнь Лихогруд, одухотворяют ее человеков и вселяют в них если не жизнь, то внутренний свет.
Может быть, я не прав, но мне захотелось, совсем как у Пруста, наполнить тени этих нечетких и смазанных, как на аналоговой фотографии, воспоминаний теплотой живых объемов; словно бы отогреть дыханием глиняные куски, согреть их в руках.
Ламповые же, ну, да.
В одном из интервью Надежда сказала, что мечтает построить из своих работ отдельный целый мир, вот и выстраивает его в мастерской, ну, а здесь, в залах ММСИ, мир этот слишком разрежен и ещё только-только начинает завязываться в странные, аллюзорные узелки, ну, и скручивать-закручивать вкруг себя сиплый московский воздух.
С другой стороны ("...долгие, долгие звоны..."), может оно так и нужно - вызывать в людях голод и ощущение неполноты, покусанности пространства утопией чистоты?
Чтоб драма вызревала на глазах, загустевая глазурированными сгустками да тромбами в медленных зимних сумерках (зимой в Москве почти всегда сумеречно, серо и сыро, а тростниковый сахар с трудом, с каким-то особенным усилием и дополнительной плавностью, растворяется в смородиновом чае, забеленном фаянсовым молоком), не как сквозняк из фортки, но едва заметный, незаметный ветерок...
...то ли здесь-присутствия, то ли даль-отсутствия, то бишь ауры...
Лихогруд и плетет-сплетает ауру именно в беньяминовском смысле - как вхождение в трепет и близь дальнего, дольнего; того, чего не было и нет (рафинированного детства в духе набоковских берегов), но того, что живёт и все-таки светится.
Эйдосом, практически.
Делать бы вот из таких материалов всех московских людей - не было в мире пассажиров сытней светлей.
И эта, почти что девочковая наивность, переходящая в пластическую нежность, тем не менее, не впадает ни в гламур, ни в глянец, ни в хипстерскую милоту и всяческое (всяческий? оказывается, средний род, значит, все-таки всяческое) хюгге, хотя все предпосылки к этому, как увидите, есть.
Как и не впадают люди, размещенные Лихогруд на облаке и на стенах, в излишнюю патетику, литературщину или повышенную культурную ассоциативность - вкуса и глаза хватает остановиться на самом краю, но границу и грань не перейти...
...хотя нога над пропастью во лжи кажется уже занесенной: переконцептуализируешь выйдет мертвечина, недоконцептуализируешь - оформление областного кукольного театра...
Но тут с колокольни соседского монастыря начинают разливаться легкие-легкие звоны, чтобы мне, наконец-то, приснилось, что сердце моё не болит...
